Нельсон решил воспользоваться моментом.
— Мама, я знаю, что ты добрая, поэтому я опять решил тебя попросить: избавь меня от клятвы — я хочу позвонить Ленке, помириться, узнать про их жизнь.
Аделаида стукнула ладонью по столу.
— Ни в коем случае!
— Мама, ну прости их: прошло уже столько времени!
— Да, много. А они так и не извинились!
— Но…
— Никаких но!.. Ты поклялся моим здоровьем!
— Своей шлюхе-кошке ты всё прощала.
— Она меня никогда не оскорбляла… Впрочем, решай сам, что тебе важнее!.. — И как бы между прочим, сообщила: — Кстати, мне назначили облучение.
— Когда? Кто?.. — испуганно спросил Нельсон. — Почему ты молчала?!
— Этим не хвастаются.
Наступила пауза. Потом Аделаида вдруг попросила:
— Пожалуйста, не осуждай Кет: она повторяла мою жизнь, она, как и я, стремилась к любви, она, как и я, искала своего единственного. Поэтому я и родила тебя только в сорок шесть лет. В сорок шесть — первого ребёнка! Врачи боялись, что не смогу родить — сделали Кесарево сечение.
— А почему так поздно?
— Меняла мужей — искала для тебя достойного отца, искала потомка Рюриковичей.
— И нашла француза.
— Да, он служил военным атташе во французском посольстве, но, я тебе не раз уже повторяла: он из русских эмигрантов, которые бежали от революции. Его дед был прославленным офицером!.. Любимец царя, кавалер ордена Святого Георгия!.. Они сохранили традиции и язык — он по-русски говорил лучше, чем твоя учительница литературы.
— И по-русски послал свою жену вместе с сыном и смылся во Францию.
Аделаида возмутилась.
— Это не он, это я его послала!
— Почему?
— Он пропитался Парижскими нравами: не пропускал ни одной юбки. Я боялась, что он станет для тебя плохим примером, поэтому прогнала его, вырастила тебя сама и неплохо воспитала… Кстати, пора надеть пиджак.
— Хорошо, мама.
Он снял пиджак со спинки стула и покорно натянул на себя.
На подмосковной даче Валентина и Анюты, на веранде, в шезлонгах, сидели и беседовали Анюта и упитанная блондинка лет под пятьдесят, соседка по даче. Во дворе, под развесистым деревом — стол, на котором тарелки, бутылки, бокалы — этакое «послеобедье». У стола Валентин и Яков Петрович, один в шезлонге, другой — в гамаке, покуривая, продолжали разговор.
— А чего Леночка не приехала?
— Она сегодня на дне рождения у одного из своих ухажёров.
— Ты его знаешь?
— Конечно. Они у нас часто бывают.
Дубинский удивлён:
— Что значит — они?
— А их двое, — объяснил Валентин, — два друга, оба в Ленку влюблены по уши.
— А тебе какой из них больше нравится?
— Оба славные — пусть сама разбирается.
Яков Петрович улыбнулся.
— Уверен, у неё ещё их будет и будет.
— Ты знаешь: нет! Эти двое за неё крепко взялись — уже с полгода она только с ними. Давай выпьем за Леночку, за её счастье!..
Он потянулся к бутылке, но Дубинский её отставил.
— Мы уже за неё пили.
— Давай ещё!
Снова потянулся к бутылке, но Дубинский снова её решительно отставил.
— Валя, послушай: самое трудное испытание — это испытание благополучием. Ты его не выдерживаешь.
— В чём ты меня обвиняешь?
— Ты стал много пить. Я буду уносить из твоего дома спиртное.
Валентин рассмеялся:
— Не поможет, Яшенька! Русский человек, если захочет выпить, сквозь стенку пройдёт. У меня был институтский товарищ, вот тот, действительно, много пил. Они тогда жили в коммуналке. Отец, уходя на работу, запирал его в комнате и уносил ключ. Он звонил мне: выручай, надо опохмелиться! Я приезжал, наливал водку в блюдечко и подсовывал ему под дверь… — Видя, что Яков Петрович даже не улыбнулся, попытался его отвлечь. — Чем читать мне нотации, лучше скажи, когда мы на твоей свадьбе погуляем?
— Ищешь лишний повод напиться?
— Хочу, чтобы ты, наконец, женился.
— Чего ты меня подгоняешь?
— Боюсь, что ты засидишься до критического возраста.
— Что это значит?
— Это значит, что когда тебя обвинят в изнасиловании, ты уже не сможешь предъявить орудие преступления.
Дубинский, наконец, рассмеялся.
— Я это учту. И ускорю поиски.
Обрадовавшись, что ему удалось «перевести стрелку» на друга, Валентин продолжил натиск.
— Я тебя уже со столькими классными бабами знакомил, но ты же переборчив, как царевна Несмеяна. Например, вот, наша соседка по даче, — он кивнул в сторону веранды, где беседуют женщины, — чем не вариант: вдова, симпатичная, обеспеченная, хороший коттедж, большой участок, любит копаться в огороде, у неё много земли, и у коттеджа, и на участке…
— … И плюс ещё чернозём под ногтями, — завершил его фразу Дубинский. И продолжил. — Кончай быть свахой. Помни, что сказано в Библии: не пожелай жену ближнему своему!
— Мальчики, — кликнула с веранды Анюта, — пора ехать, скоро стемнеет: не люблю ездить в темноте.
— Мы готовы, — откликнулся Валентин.
— Валя, как ты после выпивки сядешь за руль? — встревожено спросил Яков Петрович. — Давай я отвезу вас, а ты завтра вернёшься за своей машиной.
— Яшенька, не боись! Мой «Мерседес», если поставить на него пушку, может работать танком — в нём я чувствую себя защищённым.
Мужчины поднялись и вместе с Анютой направились к калитке. Соседка провожает их.
— Почаще приезжайте, а то мне тут одной тоскливо, — призывно смотрит на Дубинского. — Вместе капусточку будем квасить.
Дубинский поёживается и вполголоса говорит Валентину:
— Тогда я здесь вообще больше не появлюсь — не терплю квашеную капусту.
Садясь в машину, Валентин командует другу:
— Езжай за нами, я знаю кратчайший путь — через полчаса будем дома!
Если бы это была аудиокнига, то через несколько минут мы бы услышали грохот от столкновения двух тяжёлых машин, сирены полиции и скорой помощи. Но поскольку моя повесть ещё не озвучена, придётся об этом рассказать.
Вечером в кабинете Валентина, над диваном, висела та же большая фотография, запечатлевшая свадьбу Анюты и Валентина, только в углу рамки был прикреплён большой чёрный бант.
Сидя напротив Елены Дубинский рассказывал ей.
— … Я немного отстал, самого столкновения не видел, только услышал грохот. Они столкнулись с самосвалом, тот был нагружен бетонными плитами и превратил «Мерседес» в гармошку. Его разрезали, чтобы их вынуть. Смерть была мгновенной. Отец успел прикрыть маму своим телом, но это не помогло. «Мерседес» стал для них катафалком.
Елена оглушённая этим несчастьем, была подавлена и растеряна.
— Как мне теперь жить. Лучше бы я была с ними в машине!
Дубинский замахал руками.
— Не говори глупости! Ты должна жить и радоваться жизни, чтобы не огорчать папу и маму, ведь они сверху, оттуда, — он пальцем указал на небо, — наблюдают за тобой. Ты должна продолжать папино дело: он завещал тебе всё своё состояние, всё имущество, движимое и недвижимое, и весь бизнес.
— Господи, я же в этом ничего не смыслю!
— Не волнуйся, я возьму на себя контроль за бизнесом и буду тебя постепенно вводить в курс дела. И ещё: чтоб ты не оставалась одна, я успел поговорить с одинокой пожилой украинкой, которая мыкалась по съёмным квартирам, зарабатывая на пропитание уборками в богатых виллах. Я предложил ей переехать к тебе, стать домоправительницей и вести хозяйство. Она радостно согласилась. Зовут её Таисия Богдановна, она чистоплотна, аккуратна, очень вкусно готовит — я недели две пользовался её услугами. Когда она придёт, покажи ей всё ваше хозяйство — и к ужину у тебя уже будет очень вкусная еда. — Он глянул на часы. — Мне пора, я должен проконтролировать подготовку к похоронам.
Встал. Она поднялась следом. Он погладил её по голове, потом положил обе ладони ей на плечи.
— Моя девочка, это — огромная потеря. Но ты не сирота: пока я жив, у тебя есть отец!
Прижал её к себе, секунду постоял так, резко развернулся и пошёл к выходу.
Таисия Богдановна оказалась чистоплотной, аккуратной, тактичной и не назойливой, очень вкусно готовила. Она жалела Елену, относилась к ней по-матерински, помогая прийти в себя после тяжёлого горя.
Как-то за ужином Елена спросила её:
— Что вас подтолкнуло на переезд в Россию? В чужую страну, в немолодом возрасте — это же не легко?
— Муж без отключки пил, не сдюжила.
— Сколько вы с ним прожили?
— Двадцать пять годков.
— Столько терпели?
— Жалела. Человек он добрый. И несчастный. Мечта у него была выучиться на актёра. Батька не дал, мол, это не профессия, мужик должон уметь заработать, поэтому заставлял его играть на аккордеоне. Они жили в деревне под Черновцами. В хате была русская печь. Отец сажал туда Стёпу, моего будущего мужа…
