— Кто же, по-твоему, этот сочинитель?
— Кто-нибудь из их компании. Подделывается под Жилкова. Из этой удалой компании только интеллектуальный колосс Жилков мог бы писать так занятно. Кому-то из них выгодно утопить Бебу Даргову. Случай, как говорят наши литературные критики, типичный для их социальной среды.
— Как насчет аптечного управления?
— Действительно, Даргова когда-то работала на центральной базе. Но по цианистому калию не только на базе — во всем министерстве комар носу не подточит. Мы убедились: у них с этим делом строго.
— А машина Дарговой?
— Без вашего разрешения?
— Хм. Да-а. Торопиться не следует. Ничего удивительного, если Даргова сама о себе и написала…
— Все возможно, товарищ подполковник, — тихо ответил Смилов.
6
Зинаида Даракчиева была дома одна. Не тратя время на дипломатические тонкости, она с тревогой спросила Косту:
— Что-нибудь серьезное?
— Я вижу, нашу компашку немного потрясли, — отвечал Даргов и разразился неестественным смехом. — И все мыши по своим норкам юрк! А я одного не пойму: зачем милиция вообще тратит силы, разыскивая убийцу такого человека, как Георгий? Будь они чуть поумней, взяли бы и публично объявили о вознаграждении отравителя.
— Предпочитаю, чтобы ты не разглагольствовал на сей счет, — сказала она сухо. — Все-таки Георгий был моим мужем, к тому же его нет в живых.
Даргов испытующе устремил на нее свои маленькие мышиные глазки. В них сквозила такая насмешка, что хозяйка почему-то смутилась и отвела взгляд.
— Ладно, ладно, — махнул он рукой. — Не разыгрывай убитую горем вдову. Знаешь, это тебе не идет. Слишком давно я тебя знаю, Зина… Лучше скажи, тебя в милицию вызывали? Допрашивали? Понимаю. А когда в последний раз?
— Вчера. После обеда. Подполковник Геренский. Спокойный, даже немного нудный, но, будь уверен, видывал виды. Кое-кто из нас горько пожалеет, что вынужден был беседовать с подполковником Геренским.
— Кто-нибудь пожале-е-ет, — протянул Даргов. — Только не из нас, а из вас. Я тут сбоку припека. Потому что не все развлекались прошлый раз на дачке. Мужа Бебы забыли позвать, и ты знаешь об этом лучше других. Запамятовали. Да-с.
— Ты сам явился, без приглашения. И еще с обеда шлялся возле дачи. И милиция это знает, учти!
Даргов хрипло рассмеялся.
— Чего мне учитывать? Я сам им все сказал. Хотел, говорю, узнать: чего это нас раньше в гости с женой приглашали, а тут одну жену. Я, говорю, ревнив, есть, говорю, такой грех, ну и не совладал с сердцем, отпросился после обеда с работы — и в Драгалевцы.
— После обеда, говоришь? А почему следователю нельзя предположить, что ты еще до приезда всех проник на дачу и всыпал яд в чашу Георгия?
— Правдоподобно. Но пусть это докажут! — отвечал он, продолжая смотреть на вдову с усмешкой. — Пусть докажут!.. Слушай, Зина, все достаточно просто. Каждый из нас, подследственных, как выражаются эти товарищи из милиции, в своих показаниях обязательно что-то скрыл. Я тоже не исключение. Да-да, ты правильно меня поняла — я тоже скрыл одну вещь. А именно: я абсолютно точно знаю, кто отравил.
— Кто? — В ее голосе смешались любопытство, недоверие, удивление. — Извини, ревнивец Коста, но ты, кажется, зарапортовался.
— К чему высокопарные извинения, Зина? Я не зря торчал возле дачи. И многое увидел еще до того, как оттуда увезли твоего отравленного мужа.
— Допустим, ты все знаешь. Почему же не признался в милиции?
— Причин много, но я назову только две. Во-первых, я рад смерти Георгия. Не смотри на меня так, Зина, я действительно радуюсь. Никогда я не мирился со своими рогами, а в последние два-три года они очень потяжелели. Да, тот, кто угостил ядом Георгия Даракчиева, совершил истинное благодеяние для меня, рогоносца Драгова. Низкий ему поклон. Это, так сказать, первая причина. А вот и вторая. Факт, что я единственный — если не считать убийцу — знаю правду о смерти Даракчиева, дает мне в руки огромную власть, Зина. И я оказался бы последним дураком, бросив свое могущество на ветер.
— Выражайся яснее, Коста.
— Все яснее ясного. Давай подумаем вместе: какое Георгий оставил наследство? Ковры? Хрусталь? Золотые побрякушки, дачу, машины? Все это мишура. Главное наследство — консорциум! А что такое консорциум, Зина? Фабрика по производству денег, вот что. И теперь она станет моей. Потому что я знаю, кто убийца.
— Твоей так твоей. Я не против, — сказала вдова спокойно. — Только мне на твои проекты золотые, в общем-то, начхать…
— Глубоко ошибаешься. Именно ты поможешь мне их осуществить и будешь достойно вознаграждена. А заартачишься — пеняй на себя.
Зазвонил телефон.
— Да, — сказала вдова, подняв трубку. — Это я… Что-о-о? Хорошо-хорошо. Милости прошу. Сейчас открою. — Трубка была осторожно водворена на место, после чего Даракчиева, округлив глаза, сказала шепотом: — Подполковник Геренский! Он уже здесь, звонит снизу…
7
— Вы забыли представить меня товарищу Даргову, — сказал подполковник, подавая руку Косте. — Моя фамилия Геренский. А вы — муж Богданы Дарговой, я не ошибаюсь?.. Хорошо, что не забываете вдову в ее неутешном горе.
Коста, как сквозь сон смутно различавший слова подполковника, сжался в старинном кресле. Глядя на этого рослого смуглолицего человека, он с ужасом думал, не слишком ли много лишнего наболтал «неутешной» вдове. Ведь если у нее в квартире такие вот здоровяки, стражи законности и порядка, установили, к примеру, микрофоны, тогда для него все может сложиться нехорошо, очень нехорошо.
— Да, мы говорили о смерти моего мужа, — вздохнула Даракчиева. — Насильственная смерть так потрясает душу, вам это должно быть понятно. Невозможно забыться, отвлечься… А Коста — один из самых близких друзей Георгия…
— Вы действительно были близким другом покойного? — спросил Геренский.
Даргов, призывая на помощь все свое самообладание, ответил:
— И не только я. Другом, притом интимным, была покойному и моя жена. Через нее я являлся ему в какой-то степени родственником…
«Да ты, оказывается, циник, — думал Геренский, удивленно разглядывая хихикающего Косту. — К чему такое афиширование?»
— А с Зиной Даракчиевой мы старые приятели, — продолжал Даргов. — Следуя моей логике, вы можете подумать так: связь Даракчиева с моей женой породила естественное желание обманутых супругов отомстить им… И ошибетесь. Мы просто приятели.
Вдова вынуждена была пояснить:
— Мы знали, что находимся приблизительно в одинаковом положении. Но наша дружба совершенно обычна, заурядна, независима от нашей общей печальной участи. И он, и я знали о каждой встрече этих подонков, а поделать ничего не могли.
— И про коктейль-парти знали? — спросил подполковник.
— Да, Коста позвонил мне в четверг в Варну, спросил, как отдыхается. Он и раньше довольно часто звонил. А тут сообщил, что снова затевается сборище на даче. Что я могла сказать? Чем могла его утешить?
Геренский осмотрелся. Убранство огромного кабинета наводило на мысль о почти неограниченных финансовых возможностях владельца старинных гобеленов, живописных полотен, персидских ковров, дорогих безделушек. А леопардовую шкуру он вообще видел впервые в жизни.
— Я должна вас порадовать, товарищ Геренский, — нарушила молчание вдова. — Как раз перед вашим приходом Коста страшно меня заинтриговал. Вы не поверите, но вроде бы он знает, кто убийца моего мужа. Спросите его, может быть, он действительно раскроет страшную тайну.
— Нич-чего та-а-кого я н-не гово-орил, — заикаясь, вымолвил Даргов. — То есть я… гово-орил, но шу-утил…
— Это была первая шутка, которую я занесу в дело, гражданин Даргов, — тихо сказал подполковник.
— Я шутил. Откуда мне знать, кто убил Георгия? Конечно, у меня есть свои предположения, но перед Зиной я их высказывал, не подумав.
— Теперь, подумав, выскажите ваши предположения мне. Кто, по-вашему, убийца?
— Атанас Средков. Таможенник.
— Может быть… Не исключено. Но почему именно он?
— Все, кто тогда был на даче, люди честные, порядочные. Голову даю на отсечение — они и мухи не обидят, — не моргнув глазом выпалил Коста Даргов. — А у этого таможенника — заметили? — морда подозрительная. И глаза так и бегают, так и бегают…
— Дешево голову свою отдаете, — сурово сказал подполковник. — Насчет честных и порядочных людей мы наведем справки. А глаза, как я заметил, бегают не только у таможенника.
8
Геренский и его помощник молча брели по городу. Каждый был поглощен своими думами. Так они миновали несколько кварталов и наконец уселись в каком-то скверике на свободную скамейку.
— Сегодня навестил Богдану Даргову, — тихо начал Геренский. — Встретила меня в каком-то ночном пеньюаре, к тому же явно навеселе, представляешь? Я думал, что такие роковые дамы остались только в опереттах, ан нет, все еще благоденствуют…
