— Хотите кофе? — предложила Мария Свенсон.
Они отказались.
— Как вы уже поняли, мы хотим получше разузнать о ваших отношениях с Ёстой Рунфельдтом.
Она удивленно на него посмотрела.
— Наших отношениях?
— Отношениях частного детектива и клиента, — уточнил Валландер.
— Это другое дело.
— Ёсту Рунфельдта убили. Нам не сразу стало известно, что он был не только продавцом цветов, но занимался частной сыскной деятельностью.
Валландер ужаснулся собственному языку.
— И мой первый вопрос: как вы на него вышли?
— Я прочитала объявление в газете «Работа». Это было летом.
— И как вы с ним связались?
— Я пришла в цветочный магазин. Позже в тот же день мы встретились в кафе в Истаде. На площади Стурторгет, названия я не запомнила.
— Почему вы решили с ним встретиться?
— На этот вопрос я бы предпочла не отвечать.
Ее слова прозвучали очень решительно, что немного удивило Валландера — до сих пор она отвечала на все его вопросы.
— Боюсь, вам все равно придется ответить, — сказал он.
— Могу заверить вас, что это не имеет никакого отношения к его смерти. Я так же потрясена и напугана случившимся, как и все остальные.
— Какое отношение этот вопрос имеет к делу, будет решать полиция, — сказал Валландер. — К сожалению, ответить на вопрос придется. Вы можете сделать это здесь. Тогда все, что непосредственно не касается расследования, останется между нами. В случае же формального допроса избежать проникновения подробностей в средства массовой информации будет сложнее.
Она долго молчала. Они ждали. Валландер положил на стол фотографию, проявленную на Харпегатан. Она посмотрела на нее полным безразличия взглядом.
— Это ваш муж? — спросил Валландер.
Она удивленно уставилась на него. Потом расхохоталась.
— Нет, это не мой муж. Но он украл у меня мою любовь.
Валландер не понял. Анн-Бритт Хёглунд в отличие от него сообразила сразу.
— Как ее зовут?
— Анника.
— И этот мужчина встал между вами?
Она была опять серьезна.
— Я начинала подозревать. Под конец я уже не знала, что делать. Именно тогда мне пришла в голову мысль нанять частного детектива. Я хотела быть уверена, что она бросает меня, что она изменилась и уходит к мужчине. Потом приезжал Ёста Рунфельдт и подтвердил мои подозрения. На следующий день я написала Аннике, что никогда больше не хочу ее видеть.
— Когда это произошло? — спросил Валландер. — Когда он приезжал?
— Двадцатого или двадцать первого сентября.
— И после этого вы с ним ни разу не встречались?
— Нет. Я перевела деньги на его счет.
— Какое у вас о нем сложилось впечатление?
— Он был очень любезен. Ему очень нравились орхидеи. Мы хорошо с ним поладили, так как он казался таким же замкнутым, как и я.
— Последний вопрос, — сказал Валландер, немного подумав. — Почему его могли убить? Может быть, он что-нибудь говорил? Вы ничего не заметили?
— Нет, — ответила она. — Ничего. Я и сама об этом думала.
Валландер взглянул на своих коллег и встал.
— В таком случае не будем вам больше мешать, — сказал он. — Этот разговор останется между нами. Обещаю.
— Спасибо, — ответила она. — Мне бы не хотелось потерять моих покупателей.
Они попрощались на пороге. Она закрыла дверь, не дожидаясь, пока они выйдут на улицу.
— Что она имела в виду, когда сказала, что боится потерять покупателей? — спросил Валландер.
— Сельские жители консервативны, — ответила Анн-Бритт Хёглунд. — Для большинства лесбиянка по-прежнему остается чем-то грязным. Думаю, у нее есть все причины скрывать это.
Они сели в машину. Валландер подумал, что скоро пойдет дождь.
— Что нам дала эта поездка? — спросил Сведберг.
Валландер знал, что есть только один ответ.
— Благодаря ей мы с места не сдвинулись, — сказал он. — А положение дел таково: мы ничего не знаем наверняка. У нас есть несколько отдельных нитей. Но ни одного четкого следа. У нас нет ничего.
Они молча сидели в машине. Валландер на минуту почувствовал угрызения совести. Словно он воткнул нож в спину расследованию. Но он все равно знал, что сказал правду.
У них не было ни единой зацепки.
Ничего.
В ту ночь Валландеру приснился сон.
Он был в Риме. Они с отцом шли по улице, лето вдруг кончилось, настала осень, римская осень. Они о чем-то беседовали, о чем, Валландер не помнил. Вдруг отец исчез. Это произошло очень быстро. Только что он шел рядом с ним, и вот он пропал, проглоченный уличным шумом.
Вздрогнув, он проснулся. В тишине ночи сон казался прозрачным, ясным. Грусть об отце — им уже никогда не закончить прерванный разговор. Отца ему не было жаль. Было жаль себя, оставшегося здесь.
Заснуть он больше не смог. Да и вставать уже скоро.
Когда они прошлым вечером вернулись из Сёвестада в полицейское управление, он нашел записку, что его рейс завтра в 7 утра из «Стурупа» с пересадкой в «Арланде» и с прибытием в Эстерсунд в 9.50. Из маршрута следовало, что он может провести субботний вечер либо в Свенставике, либо в Евле. В аэропорту на Фрёсёне для него оставлена машина. Там он уже сам решит, где ему переночевать. Он посмотрел на карту Швеции, висящую рядом с увеличенной картой Сконе, и придумал. Из своего кабинета он позвонил Линде. В первый раз он попал на автоответчик. Он задал свой вопрос: не могла бы она приехать в Евле — ведь дорога в поезде не займет более двух часов — и переночевать там? Потом Валландер разыскал Сведберга — не сразу: тот был в спортивном зале, в подвале. В пятницу вечером Сведберг любил в полном одиночестве посидеть там в сауне. Валландер попросил его об одолжении — заказать две комнаты в хорошей гостинице в Евле на завтрашний вечер. А в воскресенье пусть звонит ему на мобильный.
После этого он пошел домой. И ему опять приснился тот же сон — улица в осеннем Риме.
В шесть часов его ждало такси. В аэропорту он получил билеты. Из-за субботнего утра самолет в Стокгольм был полупустой. Самолет в Эстерсунд взлетел точно по расписанию. Валландер никогда не был в Эстерсунде. Севернее Стокгольма он вообще ездил крайне редко. Сейчас он рад был уехать: по крайней мере, он сможет развеяться и не думать о приснившемся ему сне.
Когда они приземлились в Эстерсунде, было холодно. Пилот сообщил, что температура плюс один. «Холод здесь не такой, как в Сконе, — подумал Валландер, когда шел к зданию аэропорта. — И глиной не пахнет». Он переехал через мост с острова Фрёсён. Ему нравился ландшафт. Город приятно располагался на склоне у озера. Валландер выбрался на дорогу, ведущую в южном направлении. Он ехал в чужой машине по незнакомой местности, и это давало ему ощущение раскрепощенности.
В половине двенадцатого он был в Свенставике. По дороге ему позвонил Сведберг и сообщил, что встретиться он должен с Робертом Меландером. Это человек из приходской администрации, и с ним связывался адвокат Бьюрман. Меландер жил в Свенставике в красном доме рядом с бывшим зданием суда, где теперь, в частности, помещалась контора ABF.[3] Валландер поставил машину у магазина ICA[4] в центре города. Он не сразу понял, что здание суда находится за новым торговым центром. Он оставил машину и пошел пешком. Несмотря на тучи, дождя не было. Он вошел во двор деревянного хорошо ухоженного дома, судя по всему принадлежавшего Роберту Меландеру. На цепи у конуры сидела лайка. Дверь дома была открыта. Валландер постучался. Никто не ответил. Ему показалось, что он слышит звуки с другой стороны дома. Он обошел вокруг. У Меландера был большой участок. Там росли картошка и кусты смородины. Валландер не думал, что смородина растет так далеко на севере. Мужчина в резиновых сапогах отпиливал ветки с лежащего на земле дерева. Заметив Валландера, он выпрямился. Ему было примерно столько же лет, сколько Валландеру. Он улыбнулся и отложил пилу.
— Подозреваю, что вы и есть полицейский из Истада, — сказал он и протянул руку.
«У него очень выразительный диалект», — подумал Валландер.
— Когда вы выехали? — спросил Меландер. — Вчера вечером?
— Семичасовым самолетом, — ответил Валландер. — Сегодня утром.
— Надо же, как быстро, — сказал Меландер. — Однажды в 60-х я был в Мальмё. Я тогда подумывал уехать отсюда. И на большом предприятии была работа.
— «Кокумс»,[5] — ответил Валландер. — Но его уже не существует.
— Сейчас уже ничего не существует, — философски сказал Меландер. — Тогда мне пришлось добираться четыре дня на машине.
— Но в Мальмё вы не остались, — заметил Валландер.
— Нет, — радостно подтвердил Меландер. — Там на юге красиво и очень мило, но это не мое. Если я когда-нибудь и перееду, то на север, а не на юг. Мне говорили, что у вас даже снега там нет.