— Ему ничего не надо было делать. Хильде Мольнес осталось жить всего шесть месяцев. Вполне достаточно для того, чтобы успеть выйти за него замуж, но не настолько долго, чтобы Брекке устал от роли джентльмена.
— Он убрал ее мужа и дочь, чтобы завладеть наследством после ее смерти?
— Не совсем, — продолжал Харри. — Дело в том, что он уже использует эти деньги.
Лиз вопросительно взглянула на него.
— Он приобрел одну компанию на грани банкротства, «Пхуриделл». Если все пойдет так, как считает «Барклай Таиланд», то через пару лет эта компания будет стоить в двадцать раз больше, чем он заплатил сегодня.
— Почему же другие акционеры пошли на то, чтобы ее продать?
— По словам Джорджа Уолтерса, исполнительного директора «Пхуриделла», другие — это всего лишь мелкие акционеры, которые отказались продать свои акции Уве Клипре, когда он приобрел контрольный пакет акций, потому что поняли: что-то назревает. Но после того, как Клипра исчез, они узнали о долларовом долге, который вот-вот раздавит компанию, и охотно согласились на предложение Брекке. То же самое касается адвокатской конторы, которая наследует имущество покойного Клипры. Совокупная стоимость исчисляется в сотню миллионов крон.
— Но у Брекке пока еще нет денег?
— Уолтерс рассказал, что половину наличности надо внести сейчас, а другую половину — через шесть месяцев. Не знаю, каким образом он собирался выплатить первую часть, может, он раздобыл себе денег другим путем.
— А что, если она не умрет через шесть месяцев?
— Мне почему-то кажется, что Брекке постарается ускорить этот процесс. Ведь именно он смешивает для нее коктейли…
Лиз задумалась.
— А он не боится, что многим покажется подозрительным, как это он теперь сделался новым владельцем «Пхуриделла»?
— Боится. Поэтому и приобрел акции на имя фирмы «Эллем Лимитед».
— Но могут обнаружить, что за фирмой стоит он.
— Не обнаружат. Фирма зарегистрирована на Хильде Мольнес. И разумеется, он ее унаследует, когда Хильде умрет.
Лиз округлила губы, словно хотела сказать: «О!»
— И все это ты раскопал самостоятельно?
— С помощью Уолтерса. Но подозревать начал после того, как нашел у Клипры список акционеров «Пхуриделла».
— И что же?
— Там упоминался «Эллем», — улыбнулся Харри. — Сперва я начал подозревать Ивара Лёкена. Его прозвище со времен войны во Вьетнаме как раз LM. Но разгадка оказалась куда банальнее.
Лиз положила руки на затылок:
— Сдаюсь!
— Эллем, если читать наоборот, превращается в Меллэ. А это девичья фамилия Хильде Мольнес.
Лиз уставилась на Харри, словно на диковинную зверушку в зоопарке:
— Да ты что!
Йенс держал в руке папайю, разглядывая ее.
— Слушай, Лёкен! Когда надкусываешь папайю, то ощущаешь вкус блевотины, не замечал?
И он вонзил зубы в мякоть плода. По подбородку потек сок.
— А на вкус она как вагина. — И он рассмеялся, запрокинув голову. — Знаешь, папайя стоит пять батов в Чайнатауне, то есть сущие гроши. Каждый может купить ее, съесть этот фрукт означает так называемую простую радость жизни. Есть и другие простые радости, ценить их начинают только тогда, когда их лишаются. Это словно…
Йенс помахал перед собой рукой, подыскивая подходящее сравнение.
— …уметь подтереться. Или удовлетворить себя. Все, что для этого требуется, — это хотя бы одна рука.
Он поднял с пола отрубленную кисть Лёкена за средний палец и поднес ее к его лицу.
— У тебя пока еще есть одна рука. Подумай об этом. А также о том, чего ты несможешь делать без рук. Я уже об этом подумал, так что позволь мне помочь тебе. Ты не сможешь почистить апельсин, не сможешь наживить крючок, не сможешь ласкать женское тело, не сможешь застегнуть на себе брюки. Ты даже не сможешь застрелиться, если появится такая охота. Ты будешь постоянно нуждаться в помощнике, который сделает за тебя все это. Все это! Подумай хорошенько.
Из обрубка вытекло несколько капель крови, они упали на край стола, оставив красные брызги на рубашке Лёкена. Йенс отложил руку. Пальцы ее указывали на потолок.
— С другой стороны, имея обе руки, можно делать что угодно. Можно задушить ненавистного тебе человека, сгрести выигрыш со стола, держать клюшку для гольфа. Знаешь, каких высот достигла сегодня медицина?
Йенс подождал, пока не убедился, что Лёкен отвечать не намерен.
— Врачи могут заново пришить кисть, восстановив все нервные волокна до единого. Для этого они вытянут из предплечья все нервы, словно какие-то резиночки. И через полгода ты забудешь о том, что перенес операцию. Разумеется, при условии, что ты тотчас поспешишь к врачу и не забудешь прихватить с собой отрубленную кисть.
Он встал за спиной у Лёкена, опустил голову ему не плечо и прошептал прямо в ухо:
— Посмотри, какая красивая рука. Само совершенство, верно? Почти как на картине Микеланджело, только вот не помню ее названия…
Лёкен ничего не ответил.
— Та, что на рекламе джинсов «Леви-Страусс», знаешь?
Лёкен неподвижно смотрел в одну точку. Йенс вздохнул.
— Конечно, мы же не знатоки искусства. Возможно, я и куплю себе парочку знаменитых полотен, когда все это закончится, может, это пробудит во мне интерес к живописи. Кстати, о том, когда все закончится: ты не знаешь, сколько должно пройти времени, чтобы было уже поздно пришивать тебе руку? Полчаса? Час? А может, еще дольше, если мы положим обрубок в морозильник. Но, к сожалению, у нас нет с собой льда. Тебе повезло, отсюда до госпиталя Ансвут можно доехать всего за четверть часа.
Он вздохнул, придвинулся еще ближе к уху Лёкена и взревел:
— ГДЕ ХОЛЕ И ЭТА БАБА?
Лёкен вздрогнул, его лицо исказила мучительная гримаса.
— Извини, — сказал Йенс. И снял кусочек оранжевого плода со щеки Лёкена. — Просто мне очень важно знать об этом. Вы втроем, как бы то ни было, единственные, кто понимает, как все произошло, верно?
Старый человек хрипло прошептал:
— Верно говоришь…
— Что? — наклонился Йенс к его рту. — Что ты сказал? Повтори!
— Верно говоришь. Папайя правда отдает блевотиной.
Лиз схватилась руками за голову:
— Насчет Джима Лава. Ну не могу я представить себе Брекке стоящим на кухне и подмешивающим в опиум синильную кислоту.
Харри криво усмехнулся:
— То же самое сказал мне Брекке о Клипре. Ты права, ему кто-то помогает, и этот кто-то профессионал.
— Таких людей не ищут по объявлению в газете, это уж точно.
— Да.
— Может, какие-то случайные контакты. Он ведь посещает всякие сомнительные игорные заведения. Или…
Он пристально взглянул на нее.
— Что? — спросила она.
— Ну разве это не очевидно? Это же наш старый друг By. Они с Йенсом были заодно все это время. И Йенс велел ему вставить микрофон в мою телефонную трубку.
— Это больше чем чистое совпадение! Один и тот же человек работал на кредиторов Мольнеса и теперь работает на Брекке.
— Разумеется, это не случайно. Хильде Мольнес рассказывала мне, что именно Йенс Брекке разговаривал тогда по телефону с людьми, требовавшими денег после смерти посла. Сомневаюсь, что он так уж напугал их. Когда мы пришли в «Тай Индо Тревелз», господин Соренсен сказал, что у них нет претензий у Мольнесу. По всей видимости, он говорил правду, думаю, что Брекке уплатил им долг за посла. Разумеется, в обмен на услугу.
— Услугу By.
— Вот именно, — подтвердил Харри и посмотрел на часы. — Черт! Куда же запропастился Лёкен?
Лиз со вздохом поднялась со своего места:
— Надо попробовать позвонить ему. Может, он спит.
Харри задумчиво поскреб подбородок.
— Может быть.
Лёкен ощущал боль в груди. У него никогда не было проблем с сердцем, и он не разбирался в этих симптомах. Если это инфаркт, то пусть тот наконец отнимет у него жизнь. Все равно умирать, так уж лучше лишить Брекке удовольствия мучить его. Хотя кто знает, может, Брекке не особенно и доволен. Может, для него это всего-навсего работа, как и для него самого. Выстрел — и человек упал. Он взглянул на Брекке. Увидел, как двигаются его губы, и, к своему удивлению, понял, что не слышит его.
— Когда Уве Клипра попросил меня обеспечить долларовый долг «Пхуриделла», он сделал это за обедом, а не по телефону, — говорил Йенс. — Я поверить не мог, что это правда. Договор почти на полмиллиарда, и он сообщает мне об этом устно, даже не записывая разговор на пленку! Такого счастливого случая ждешь всю жизнь! — И Йенс вытер губы салфеткой. — Вернувшись в офис, я выкупил долларовые обязательства на свое собственное имя. Если доллар пойдет вниз, то я позже переведу сделку на «Пхуриделл» и скажу, что это обеспечение долларового долга, как мы и договорились. Если же курс поднимется, я заберу себе прибыль и буду отрицать, что Клипра просил меня об этой покупке. Он ведь ничего не сможет доказать. Догадываешься, что произошло, Ивар? Я буду называть тебя Ивар, ладно?
