убийстве, даже если и есть явка.
Ильин отнес протокол и выпиленные из лодки Фрольцова, пахнущие гарью доски в кабинет к работнику из группы по розыску без вести пропавших, а гирю отстоял и оставил себе. Решил, что в кабинете она не помешает и придаст солидности ему в глазах посетителей. К рукоятке гири была привязана бирочка с подписями понятых, и эта бирочка недвусмысленно свидетельствовала, что гиря не просто так в кабинете стоит, а «при исполнении». А это значит, что гиря может быть прекрасным партнером для какой-нибудь игры при «колке» туповатого жулика и позволит при необходимости дать волю фантазии и обыграть факт ее нахождения в кабинете. Гиря смолчит, а бумажка, прикрепленная к рукоятке, – стерпит. Гире было выделено особое место в кабинете, чтобы она хорошо была видна посетителю, севшему на стул. Ильин пару раз передвигал ее влево-вправо, пока не сказал сам себе: порядок! И, довольный проделанной работой, пошел в дежурку.
Дежурным по отделу был мудрый Георгий Георгиевич, и Ильина потянуло поговорить с ним «за жизнь». Георгич – а его все только так и звали – на должности дежурного по отделу был лет сто уже, не меньше. Во всяком случае, никто из «старожилов» отдела его в другой должности не помнил. И как он появился в отделе, тоже никто не знал, зато он знал про всех все. Георгич был бакинцем. Сейчас, видимо, и не все поймут, что это значит. Просто родом и духом он был из солнечного Баку –, веселый, добрый и по-восточному мудрый.
Георгич, увидев опера, тут же стал греть чай и на вопрос Ильина о происшествиях на этот момент ответил, что квартирная кража одна есть. И дежурный опер, и следователь там с утра возятся, вот уже несколько часов; еще двенадцатилетнего парнишку поймали в Дубулты – велосипед пытался украсть, и им сейчас Петрович занимается, и заявление о пропавшей без вести поступило. Уроженца востока в нем выдавала не внешность, а небольшой акцент.
– Так ты же этим заявлэнием и занимался?! – не то спросил, не то напомнил Ильину Гергиевич.
– Да занимался, – буркнул Ильин. И спросил вдруг: – Вот вы, Георгий Георгиевич, в бога верите?
– Ну и вопросы у тэбя, Ильин… С чего это?
– Так вижу, что крестик нательный носите, вот и интересно мне.
– А время у тэбя есть послушать?
– Найду уж для Бога, ну, и для вас тем более, – улыбнулся Ильин.
Георгиевич немного отодвинул стул от пульта дежурного, попросил помощника минут десять-пятнадцать его не беспокоить и начал свой рассказ. Ильин предвкушал. Не первой была эта его беседа с Георгичем и, даст бог, чье существование попробует обосновать сейчас восточный мудрец, не последней.
Дежурный начал издалека:
– Вот ты видишь свою руку? – спросил он Ильина, взял за кисть и вытянул его руку несколько вперед из рукава рубашки. Посмотрел на нее. Помолчал секундочку и сказал, что лучше в качестве образца они посмотрят на его – Георгича руку. В качестве предмета исследования рука Георгича подходила действительно лучше.
– Смотри, – сказал он, – ты видишь руку мужчины! Ты видишь волосы на руке, ты видишь кожу и вены под ней. Это – часть меня. Это я. А вот посмотри нэмного влэво или вправо – ты видишь что?
– Что я вижу? – переспросил Ильин. – Ну, журналы с кроссвордами я вижу, а еще журнал «Наука и жизнь» и служебный журнал учета происшествий рядом тоже вижу.
Георгиевич даже сморщился:
– Ай! Стол ты видишь! Стол! Моя рука на столе лэжит. Рука заканчивается вот тут и стол тут же начинается. Между рукой и столом – ничего. Вот была рука и вот уже стол. Так?
– Ну, так, – не мог не улыбнуться Ильин.
– Хорошо! Слушай дальше. Представь сэбе, что ты из чемодана эксперта лупу взял и туда же смотришь. Что ты видишь? Ты видишь то же самое, но в увэличенном виде. Ведь так?
– Так, так, Георгич. Нет сомнений. Бог при чем? – Ильин обожал эту манеру дежурного философствовать на простых примерах. А добавление сочного акцента Георгиевича делало этот процесс особенно вкусным и напоминало Ильину таинство приготовления кавказских блюд, когда весьма простые продукты становятся изысканным блюдом за счет правильных приправ в правильном сочетании и количестве.
– А чтобы дойти до Бога, мы возьмем уже нэ лупу в чемодане экспэрта, а микроскоп в его лаборатории. И тогда в микроскоп посмотрим на мою руку на столе. Руки уже нэ будет. Будут клетки. Биологию проходил? Про инфузорию-туфэльку в школе учил? А вот стол – не рука, он нэ живой, и он еще останэтся. А если точно – то не стол, а какие-то волокна. Понимашь, куда я клоню?
«Ай да Георгич! – подумал про себя Ильин. – А похоже, он прав!» А вслух сказал:
– Будем микроскопы помощнее из разных кабинетов таскать – сейчас в Академию Наук отправимся?
– Точно! – обрадовался Георгич. – На лэту схватываешь. Микроскопы побольше, а частицы помэньше. Вот доберемся до молэкул. И там еще есть разница. Стол из одних, а рука: и моя, и твоя – из других. И до атомов доберемся. А потом до самых элемэнтарных частиц. Самых-самых, Ильин. Их физики еще и нэ знают, но уже о них говорят. И что они говорят? Что они одинаковые, они самые элемэнтарные – самый маленький кирпичик, из которого материальный мир построен. И тогда куда ты своим микроскопом ни верти: хочешь влво, хочешь вправо – ты не увидишь никакой разницы между моей рукой и столом. Элементарные частицы и бесконечная пустота между ними. Везде одно и то же. На этом матЭриальном уровне рука нигде не кончается и стол нигде не начинается. Кирпичик – пустота, кирпичик – пустота, и снова кирпичик, и снова пустота. Нэт меня. Нэт тебя, нэт стола. И нэт даже книги учета происшествий!
Ильин наслаждался! Логичность доводов Георгича он оценил, да к
тому же и колорит его жестов, акцента и всего образа седого кавказца в кителе с погонами опровергали примитивно материалистическую теорию о том, что на самом деле он лишь некий объем пустоты между конечным количеством первокирпичиков материи.
– А теперь выводы, Георгич, выводы!
Выводы Ильину услышать не удалось – в дежурку прибежал Петрович и обратился к дежурному со странным вопросом:
– Георгий Георгиевич, а можно вашу гирю одолжить на пару часов?
– Тебе это зачэм? – насторожился дежурный, зная, что Петрович любит подшутить над всеми. А Ильин подумал, что сегодня прямо какой-то день гиревого спорта в
