Валландер вспомнил, что до сих пор не выполнил своего обещания Нюбергу — не поговорил с Лизой Хольгерсон о перегрузке Нюберга, и записал это себе в тетрадь.
— Мы можем поговорить на эту тему позже, — сказал он.
— Я только хотела проинформировать вас, — сказала Лиза Хольгерсон. — Это все. Да, еще звонил ваш бывший начальник Бьёрк и пожелал вам удачи. Он принес свои соболезнования по поводу случившегося с дочкой Мартинсона.
— Он вовремя ушел, — сказал Сведберг. — Что мы ему тогда подарили — спиннинг? Если бы он здесь еще работал, вряд ли бы у него нашлось время ловить рыбу.
— Ну, ему и сейчас достается, — возразила Лиза Хольгерсон.
— Бьёрк был отличный начальник, — сказал Валландер. — Но пора нам вернуться к делу.
Они начали с графика, составленного Анн-Бритт Хёглунд. Рядом с тетрадью Валландер положил полиэтиленовый пакет с расписанием поездов, которое он нашел в секретере Катарины Таксель.
Анн-Бритт Хёглунд как всегда проделала основательную работу. Все пункты, каким-либо образом связанные с различными событиями, были внесены и расписаны в соотношении друг с другом. Валландер слушал и думал, что сам он с таким заданием никогда бы особенно успешно не справился. Наверняка бы схалтурил. «Ни один полицейский не похож на другого, — подумал он. — Только когда мы можем проявить свои сильные стороны, от нас есть настоящая польза».
— На самом деле я не вижу никакой закономерности, — сказала Анн-Бритт Хёглунд, приближаясь к концу своего доклада. — Судмедэксперты из Лунда определили, что смерть Хольгера Эриксона наступила поздно вечером 21 сентября. Как они смогли это установить, я ответить не берусь. Но они уверены в своем заключении. Ёста Рунфельдт умирает тоже ночью. Примерно в то же время, хотя никаких сколько-нибудь разумных выводов из этого сделать невозможно. Так же нет никакой последовательности с днями недели. Если добавить визиты в истадский роддом и убийство Эужена Блумберга, то, возможно, начнут угадываться фрагменты рисунка.
Она замолчала и посмотрела на присутствующих. Ни Валландер, ни остальные, казалось, не понимали ее.
— Это почти что чистая математика, — продолжила она. — Но создается впечатление, что преступник действует в соответствии со схемой, которая нерегулярна настолько, что тем самым вызывает любопытство. 21 сентября умирает Хольгер Эриксон. В ночь на 1 октября к Катарине Таксель в роддом приходит какая-то женщина. 11 октября умирает Ёста Рунфельдт. В ночь на 13 октября женщина снова приходит в роддом и сталкивается с двоюродной сестрой Сведберга. Наконец, 17 октября умирает Эужен Блумберг. Ко всему этому можно еще, разумеется, добавить день, когда исчез Ёста Рунфельдт. Рисунок, который я вижу, абсолютно не упорядочен. Что может, конечно, показаться странным. Ведь все остальное настолько детально спланировано и подготовлено. Преступник, который, не жалея своего времени, вшивает грузила в мешок, тщательно соотнося их вес с весом тела жертвы? Можно, таким образом, не обращать внимания на промежутки между событиями, не считая их сколько-нибудь значимыми. Или же предположить, что эта непоследовательность с чем-то связана. И тогда мы должны выяснить, с чем.
Валландер не совсем успевал за ней.
— Еще раз, — сказал он. — Только помедленней.
Она повторила. На этот раз Валландер понял.
— Может быть, это не случайность, — закончила она. — Я бы не хотела делать более смелые выводы. Возможно, это повторяющаяся регулярность. Но это необязательно.
Для Валландера картина постепенно приобретала ясность.
— Предположим, что рисунок все-таки повторяется, — сказал он. — Как тогда выглядит твое объяснение? Какие внешние обстоятельства определяют расписание преступника?
— Тут есть несколько возможных объяснений. Преступник не из Сконе. Но регулярно приезжает сюда. Его или ее профессия связана с определенным ритмом. Или что-то еще — не знаю пока, что именно.
— То есть, по-твоему, в эти дни преступник обычно не занят на работе? И если бы мы могли проследить за ним еще месяц, то увидели бы это отчетливее?
— Да, возможно. Рабочее расписание преступника подвижное и сдвигаемое. Иначе говоря, выходные выпадают не только на субботы и воскресенья.
— Быть может, — неуверенно сказал Валландер. — Но мне с трудом в это верится.
— Больше я ничего не могу выжать из этих цифр, — сказала она. — Этот человек все время куда-то ускользает.
— То, что мы не можем установить точно — тоже информация, — сказал Валландер и приподнял пакет с расписанием поездов. — Раз уж мы заговорили о расписаниях. Вот это я нашел в тайном ящике секретера Катарины Таксель. Если у нее и была какая-то самая сокровенная вещь, то она перед вами. Расписание поездов Государственных железных дорог. На весну 1991. С подчеркнутым временем отбытия поезда: Несшё 16.00. Ежедневно.
Валландер передал расписание Нюбергу.
— Отпечатки, — сказал он.
Потом заговорил о Кристе Хаберман. Рассказал о своих предположениях. О сегодняшнем туманном утре в поместье Хольгера Эриксона. Все слушали с предельной сосредоточенностью.
— Итак, надо копать, — подытожил он. — Когда туман рассеется и Хансон выяснит, кто возделывал землю. И не произошло ли каких существенных изменений в ландшафте после 1967 года.
В комнате долго стояла тишина. Все обдумывали слова Валландера. Наконец заговорил Пер Окесон.
— Все это кажется и невероятным и одновременно странным образом похожим на правду, — сказал он. — Думаю, мы должны всерьез рассмотреть эту возможность.
— Хорошо бы сохранить это в тайне, — заметила Лиза Хольгерсон. — Ничто не вызывает больше любопытства, чем всплытие на поверхность старых нераскрытых преступлений.
Решение было принято.
Валландер хотел как можно скорее прекратить совещание, поскольку всех ждало много дел.
— Катарина Таксель, — сказал он. — Она, как мы знаем, исчезла. Уехала из дома на красном «гольфе». С неизвестным водителем. Ее бегство можно назвать внезапным. Бирк в Лунде, наверно, ждет наших указаний. Ее мать считает, что мы должны заявить об исчезновении. В чем мы едва ли можем ей отказать, так как она — ближайшая родственница. Но думаю, нам стоит подождать. Во всяком случае, еще один день.
— Почему? — спросил Пер Окесон.
— У меня есть подозрение, что она даст о себе знать, — ответил Валландер. — Разумеется, не нам, а своей матери. Катарина Таксель знает, что та волнуется. Она позвонит успокоить ее. Но, к сожалению, я не думаю, что она сообщит о своем местонахождении. Или же с кем она.
Валландер обращался прямо к Перу Окесону.
— Таким образом, кто-то должен поехать домой к матери Катарины Таксель. И записать телефонный разговор. Рано или поздно она должна позвонить.
— Если еще не позвонила, — сказал Хансон и встал. — Дай мне телефон Бирка.
Анн-Бритт Хёглунд дала ему номер, и он быстро вышел из комнаты.
— Наверное, пока все, — сказал Валландер. — Встретимся здесь в пять. Если ничего не случится.
Когда Валландер вошел к себе, зазвонил телефон. Это был Мартинсон. Он спросил, не может ли Валландер встретиться с ним у него дома в два часа. Валландер пообещал приехать. Потом Валландер вышел на улицу. Он решил пообедать в «Континентале». Вообще-то он считал, что там дорого. Но ему хотелось есть, и совсем не было времени. Он сидел один за столиком у окна. Кивал проходившим мимо людям. Его удивляло и огорчало, что никто не остановился принести соболезнования по поводу смерти его отца. Объявление в газете было. Известия о смерти распространялись быстро. Истад город небольшой. Валландер заказал палтус и легкое пиво. Молодая официантка краснела каждый раз, стоило ему на нее посмотреть. Он сочувственно подумал, как же ей должно быть тяжело на такой работе.
В два часа он позвонил в дверь Мартинсона. Открыл сам Мартинсон. Они сели на кухне. В доме было тихо. Мартинсон остался дома один. Валландер спросил о Терезе. Она снова начала ходить в школу. Мартинсон был бледен и сосредоточен. Валландер никогда не видел его таким подавленным и расстроенным.
— Что мне делать? — спросил Мартинсон.
— Что говорит твоя жена? И Тереза?
— Что я, естественно, не должен уходить. Это не они хотят, чтобы я увольнялся. Я сам.
Валландер молчал. Но Мартинсон больше ничего не говорил.
— Помнишь, несколько лет назад, — начал Валландер, — я в тумане недалеко от Косеберги застрелил человека. А потом сбил еще одного на мосту на Эланд. Я не работал примерно год. Вы даже решили было, что я уволился. А потом этот случай с адвокатами Торстенсон. И все внезапно изменилось. Я собирался подписывать заявление об уходе. Вместо этого я вернулся на службу.
Мартинсон кивнул. Он не забыл.
— Теперь, когда все позади, я рад, что все произошло так, а не иначе. Я только могу тебе посоветовать, чтобы ты не принимал никаких поспешных решений. Подожди немного. Поработай еще. И тогда решай. Я не прошу тебя забыть. Я прошу потерпеть. Нам всем тебя не хватает. Все знают, что ты хороший полицейский. Твое отсутствие очень ощутимо.
