– Правильно, – кивнул Охснер. – Уверен, что ваша интуиция очень поможет нам. Не знаю, говорил ли вам Руди, но я душеприказчик его отца.
– Я говорил ей. – Руди достал фирменную салфетку того кафе, где они встречались утром, с написанным на ней кодом и положил ее на середину стола. – Мне необходимо понять, что все это значит.
– Не волнуйтесь, барышня, – мягко сказал Охснер, – все, что вы скажете сегодня здесь, останется строго между нами. Я – швейцарский банкир, правильнее сказать, когда-то был банкиром, но все-таки был.
Официантка в платье с узким лифом и широкой юбкой подошла принять заказ.
– Рыба тут изумительная, – авторитетно заявил Охснер.
Алекс заглянула в меню. Цены были астрономическими.
– Рекомендую всем попробовать морского окуня. – Акцент Охснера выдавал в нем скорее англичанина из высшего общества, чем швейцарца.
– Может, заказать вина? – поинтересовался он. – Бутылочку «Сент-Сафорин»?
И не дожидаясь, пока все согласятся или откажутся, сделал заказ.
Как только официантка ушла, Охснер повернулся к Алекс и продолжил беседу.
– Как я уже говорил, мы просто хотим знать больше о коде. Что он означает?
Алекс кончиком пальца коснулась салфетки.
– Мне известно только то, что в нем упоминаются номер счета и некоторые имена. Это все.
– Не были бы вы так любезны рассказать нам, для чего все это? – Охснер пробежал глазами написанное на салфетке и пододвинул ее к Алекс.
– Код дает команду компьютеру изменить имя на всех выписках о состоянии счета в конкретный день 1987 года – 19 октября. – Алекс отодвинула салфетку на середину стола. – Хотя не знаю, для чего. Это не имеет никакого смысла.
– Вы обратили внимание на дату? – взволнованно спросил Руди Охснера. – Ровно за четыре дня до смерти отца. Это имеет какое-то отношение к его…
Охснер жестом попросил Руди помолчать, пока официантка разливала вино.
Когда она ушла, Охснер вновь повернулся к Алекс.
– А вы как думаете, что это значит?
Он неспешно вытащил из кармана куртки золотой портсигар. Молча открыл его.
– Наверняка вы строили догадки, зачем кому-то менять имена на информации о состоянии счета?
– Не имею ни малейшего понятия. Я компьютерный аналитик, а не банкир.
– Понятно. – Он сделал большой глоток вина.
Алекс тоже отпила из своего бокала. Вино было прохладным, фруктовым, сладким. Это все, что им нужно? Уже все? Все так просто?
– А вы как думаете, что это значит? – спросил Руди Охснера.
– По правде говоря, не знаю. – Он достал тонкую сигарету с золотистым фильтром. Не спеша прикурил. – Я банкир, а не компьютерный эксперт.
– Но вам было известно о существовании этого счета, – гнул свое Руди. – По телефону вы сказали мне, что…
– Конечно, мне было известно об этом счете. Он принадлежал твоему отцу. А я как его душеприказчик ведал счетами, как и всем остальным его имуществом.
– Но почему мне вы ничего не сообщили? – настаивал Руди. – После смерти мамы я остался единственным наследником. Разве душеприказчик не обязан известить меня обо всем имуществе?
Охснер медленно выпустил дым.
– Единственное, что я обязан тебе сказать, – такой счет действительно открыт в цюрихском банке «Гельвеция».
– Но это счет на мое имя, на имя моего отца, поэтому он должен принадлежать мне, не так ли?
Охснер сделал несколько коротких затяжек, затушил сигарету и сказал:
– Ja-ein.
– Что это значит? – не поняла Алекс.
– Это значит «и да, и нет». – Сплетя пальцы и положив локти на стол, Охснер наклонился к ней. – Этот счет на имя Руди. Но он ему не принадлежит.
– Однако он единственный наследник своего отца. – Алекс сделала еще глоток вина. – Все, что принадлежало его отцу, должно принадлежать ему.
– Вам известно, что такое Treuhand, юная леди?
– Нет. – Алекс покачала головой. – Неизвестно.
Охснер вытянул руки ладонями вверх.
– Это от немецкого Treue – «верность» и Hand – «рука». У вас в английском, думаю, есть похожее слово.
– Вы имеете в виду слово trustee – «попечитель»? – уточнила Алекс. – Или иначе «опекун»?
– Именно. – Охснер сухо улыбнулся. Зубы у него оказались желтыми. – До недавних пор в Швейцарии на абсолютно законных основаниях гражданам других стран можно было иметь сколько угодно опекунских счетов. Цель этих анонимных счетов – защитить имущество клиентов от нежелательного внимания. – Его глаза превратились в щелочки. – Возможно, вы не знаете, но во многих странах считается преступлением, если ты хранишь деньги в иностранных банках, даже честно заработанные деньги.
– И что? – спросила Алекс.
Охснер пристально посмотрел на девушку.
– Судя по вашему акценту, вы американка.
Алекс пожала плечами:
– И что?
– Наверное, вам трудно понять, – он прикурил новую сигарету, – но многие поколения людей в разных странах привыкли доверять швейцарским банкам и хранить в них семейный капитал. Известно немало случаев – даже сегодня, – когда государство строго ограничивает суммы денег, разрешенных к вывозу за рубеж. Особенно это касается стран Латинской Америки, Африки и Азии, но подобное положение существует даже в Европе. Например, так было во Франции в правление Франсуа Миттерана. И конечно, в Германии перед Второй мировой.
Алекс заметила, что Охснер держит сигарету точно так же, как Эрик, когда пародирует Крисье.
– Возможно, вам невдомек, но именно потому, что фашисты в тридцатых годах прошлого века стали накладывать арест на банковские счета евреев, Швейцария приняла закон о тайне вкладов.
– Но это было лишь предлогом, так? – перебил его Руди. – Швейцарские банкиры уже давно пытались продвинуть этот законопроект – ради собственной выгоды. И нечего кивать на фашистов. Они тут ни при чем.
– Конечно, швейцарские банкиры были за принятие этого закона, – зло парировал Охснер. – Банковское дело – такой же бизнес, как и любой другой.
– Но зачем наживаться на несчастье других? – возмутился Руди.
– Они не наживались, – ответил Охснер. – Они предлагали выгодную сделку.
– Не понимаю я этого. – Руди с отвращением покрутил головой.
Алекс молча следила за перепалкой мужчин.
– Не забывай, – гнул свое Охснер, – твой отец был попечителем. Как и многие другие швейцарские банкиры-опекуны, он помогал своим клиентам сохранить деньги, которые в противном случае были бы конфискованы на их родине.
– И что?
Подошли официанты, поставили на соседний столик рыбу и начали аккуратно разделывать ее, освобождая от костей.
Как только они ушли, Руди повернулся к Охснеру:
– И все-таки я хочу знать, почему мне никогда не говорили о существовании этого счета?
– Я уже ответил. Потому что это не твой счет, – раздраженно бросил Охснер. – Это опекунский счет. Он лишь открыт на твое имя, он лишь формально твой.
– А чей он на самом деле? – подала голос Алекс.
Охснер поднял глаза. Они метали молнии.
– Вас это не касается.
Он принялся за еду.
– Однако это касается меня, – возразил Руди. – И я хочу знать, кто на самом деле владелец этого счета.
– Мне очень жаль. Но я не могу сказать. – Он положил кусок рыбы в рот и устремил взгляд на реку. В это время причалила прогулочная лодка со стеклянным куполом, взяла на борт группу японских бизнесменов, куривших ранее в ресторане. – Это не твое дело.
– Но если счет открыт на мое имя – неужели я не имею права знать?
– Формально имеешь, но…
– Тогда скажите мне. – Он бросил взгляд на Алекс. – Скажите нам. Кому принадлежит этот счет?
Охснер отложил нож с вилкой, вытер губы салфеткой.
– Дело в том, что счет был открыт твоим отцом в 1938 году для гражданина другой страны. Мне, как душеприказчику, было дано распоряжение никому не сообщать о его существовании. Тебе рассказали бы об этом счете только после моей смерти.
– А если бы я умер раньше вас? – настаивал Руди.
– В таком случае я оставил бы распоряжение передать счет твоим наследникам.
– Но у меня нет детей, – возразил Руди. – Кому бы тогда он достался?
– Тому, кого бы ты назвал своим наследником. Но и он – как и твой отец – мог быть лишь попечителем. В ожидании настоящих владельцев.
– Вам известно, кто настоящие владельцы? – спросила Алекс у Охснера.
– Я… я действительно не могу сказать.
– Не можете? – переспросил Руди. – Или не хотите?
Охснер несколько секунд не сводил с Руди глаз.
– Дело в том, что твой отец заключил с настоящим владельцем счета – мы их называем владельцами-бенефициарами – договор о неразглашении имени, даже опекунам-наследникам. Этот договор лежит запечатанный у меня дома, в сейфе.
– Он находится там со дня смерти моего отца? – уточнил Руди.
