— Да.
— А была ли там какая-либо преграда — баррикада или иное препятствие, вынудившее мистера Мак-Коя остановить машину?
— Нет.
— Хорошо, расскажите нам, что произошло потом.
Мистер Мак-Кой вышел посмотреть, что случилось, а она отворила дверцу и оглянулась назад. К машине направлялись двое молодых людей.
— Будьте добры, расскажите нам, что вы почувствовали, когда увидели, что они идут к машине?
— Я испугалась. Я подумала, что они на нас нападут — ну, из-за того, что произошло.
— Из-за того, что мистер Мак-Кой сбил одного из них?
— Да. — Глаза долу: надо понимать, ей стыдно.
— Они вам как-нибудь угрожали — словесно или какими-либо жестами?
— Нет, не угрожали. — Ой, стыдно, стыдно.
— Но вы подумали, что они могут напасть на вас?
— Да. — Этак смиренно.
— А вы, — очень по-доброму, — не объясните нам, почему вы так подумали?
— Потому что мы были в Бронксе и наступил вечер.
Мягкий, отеческий голос:
— А может быть, еще и потому, что те двое молодых людей были негры? После паузы:
— Да.
— Как вы думаете, мистер Мак-Кой чувствовал то же самое?
— Да.
— Словесно он это как-нибудь выразил?
— Да, выразил.
— Что же он сказал?
— Я точно не помню, но после мы это обсуждали, и он сказал, что это все равно что схватка в джунглях.
— Схватка в джунглях? Двое молодых людей идут к вам после того, как мистер Мак-Кой сбил одного из них машиной, и это все равно что схватка в джунглях?
— Так он сказал. Да.
Крамер помедлил, чтобы дать сказанному хорошенько укорениться.
— Ну ладно. Двое молодых людей идут к машине мистера Мак-Коя. Что вы делали дальше?
— Что я делала?
— Что вы делали — или говорили?
— Я сказала: «Поберегись, Шерман». — Шууман.
Кто-то из присяжных хихикнул.
— Будьте добры, — проговорил Крамер, — повторите это, пожалуйста, миссис Раскин. Повторите то, что вы сказали мистеру Мак-Кою.
— Я сказала: «Поберегись, Шууман». — А теперь, миссис Раскин… если позволите… У вас не совсем обычный выговор. Вы произносите имя мистера Мак-Коя несколько неотчетливо. Шууман. Я не ошибся?
По ее лицу пробежала виноватая, но достаточно милая улыбка.
— Наверное. Вам лучше судить.
— Тогда еще разок произнесите, как у вас получается. Имя мистера Мак-Коя.
— Шууман.
Крамер обернулся и посмотрел на присяжных. Шууман.
— Хорошо, миссис Раскин, что было дальше?
Она рассказала, как пересела за руль, а Мак-Кой сел на место пассажира, и она рванула с места, чуть не сбив молодого человека, которого едва не задел раньше Мак-Кой. Как только они выехали на скоростную трассу и опасность миновала, она изъявила желание заявить об инциденте в полицию. Но мистер Мак-Кой об этом и слушать не хотел.
— Почему он так противился тому, чтобы заявить?
— Он сказал, что, когда это случилось, машину вел он, значит, ему и решать, а он заявлять не намерен.
— Да, но он должен был привести какую-нибудь причину?
— Он сказал, что это стычка в джунглях и все равно заявлять без толку, а потом он не хочет, чтобы узнал его начальник на работе и жена. Я думаю, он больше беспокоился насчет жены.
— Как бы она не узнала, что он сбил кого-то машиной?
— Как бы она не узнала, что он встретил меня в аэропорту. (Глазки долу.)
— И это он счел достаточной причиной, чтобы не сообщать о происшествии, в котором пострадал молодой человек, и, как выясняется, пострадал серьезно?
— Ну… я не знаю. Я ведь не знаю всего, что у него было на уме. (Тихо, печально.)
Молодец, Мария Тереза! Способная ученица! Это очень кстати — признать неполноту своего знания!
Так прелестная Вдова Раскин утопила мистера Шермана Мак-Коя как котенка.
Зал заседаний большого жюри Крамер покинул в состоянии, знакомом главным образом спортсменам, — он торжествовал победу. Как мог, прятал улыбку.
— Эй, Ларри!
По коридору к нему спешил Берни Фицгиббон. Отлично! Теперь у него есть о чем порассказать зловредному ирландцу.
Но прежде чем он успел вымолвить хоть словечко про свой триумф, Берни сказал:
— Ларри, ты это видел?
И сунул ему свежий номер «Сити лайт».
* * *
Только что вошедший Куигли поднял со стола Киллиана номер «Сити лайт» и принялся читать. Шерман сидел у стола в жалком фиберглассовом креслице и, как ни отводил глаза, все же не мог не видеть заголовки на первой странице.
Через всю полосу шапка:
ТОЛЬКО В «СИТИ ЛАЙТ»! НОВОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ В ДЕЛЕ МАК-КОЯ!
Слева сверху помещалась фотография Марии: платье с большим вырезом, сильно обнажающим грудь, полуоткрытые губы. Фотографию обрамлял заголовок из громаднейших черных литер:
ПРИДИ
В МОЕ
ЛЮБОВНОЕ ГНЕЗДЫШКО
С ПОНИЖЕННОЙ КВАРТПЛАТОЙ!
Внизу, шрифтом помельче:
"МИЛЛИОНЕРША МАРИЯ УБЛАЖАЛА МАК-КОЯ В КВАРТИРЕ ДЛЯ СВИДАНИЙ, КОТОРУЮ СНИМАЛА ЗА 331 ДОЛЛАР В МЕСЯЦ.
СТАТЬЯ ПИТЕРА ФЭЛЛОУ"
Киллиан сидел за столом и, откинувшись в своем крутящемся кресле, изучающе глядел на мрачно насупившегося Шермана.
— Послушайте, — сказал Киллиан, — не стоит об этом беспокоиться. Пакостная статейка, но нам она не вредит. Может, даже помогает. Подрывает к ней доверие. Она тут предстает потаскухой.
— Это очень верно, — проговорил Куигли тоном, который замышлялся как ободряющий. — Мы уже знаем, где она была, когда у нее умирал муж Шлялась по Италии с парнем по имени Филиппе. А теперь этот гусь Уинтер говорит, что к ней туда мужики то и дело шастали. Этот Уинтер — малый не промах, правда, Томми?
— Прелесть, а не домохозяин, — отозвался Киллиан. Затем Шерману:
— Это может только помочь нам, если Мария будет вас подставлять. Не сильно, но все-таки.
— Да я сейчас думаю не об этом, — сказал Шерман. Он вздохнул и опустил свой выдающийся подбородок на грудь. — Я думаю о жене. Это конец. Она было почти простила меня или, во всяком случае, решила со мной остаться, решила спасать семью. А это ее доконает.
— Вы связались с отъявленной шлюхой, — сказал Киллиан. — Не вы первый, не вы последний. Тоже мне большое дело.
Со шлюхой? К своему удивлению, Шерман почувствовал желание защитить Марию. Но сказал всего лишь:
— К несчастью, я поклялся жене, что у меня никогда… ничего с ней не было, разве что легкий флирт.
— Вы что, думаете, она поверила? — спросил Киллиан.
— Это не важно, — отозвался Шерман. — Я поклялся, что это правда, и попросил простить меня. Так распинался. А теперь она, как и весь Нью-Йорк, весь мир, узнает, прочитает на первой полосе желтой газетенки, что я был… Даже и не знаю… — Он покачал головой.
— Но у вас же не было ничего серьезного, — вставил Куигли. — Эта женщина просто отъявленная шлюха, вот и Томми тоже говорит.
— Не называйте ее так, — грустно возразил Шерман, не глядя на Куигли. — Она единственный порядочный человек во всей этой грязной истории.
— Да уж, — поморщился Киллиан, — такая порядочная, что, того и гляди, подставит вас, если уже не подставила.
— Она хотела поступить по-честному, — сказал Шерман. — Я убежден в этом. А я ей в душу плюнул.
— Не мелите чушь. Не хочу даже слышать.
— Она позвонила мне и пригласила к себе туда в квартиру не для того, чтобы закладывать меня. А я пришел заряженный… чтобы заложить ее. Какой ей был прок от нашей встречи? Никакого. Ее адвокаты, вероятно, всячески отговаривали ее со мной встречаться.
Киллиан кивнул:
— Верно.
— Но Мария не такая, у нее просто голова по-другому работает. Всякие предосторожности не по ней. Она не станет большой законницей только потому, что ее загнали в угол. Я же сказал, что мужчины — это ее среда обитания, и так оно и есть, это как… у дельфина среда обитания море.
— Может, на акуле сойдемся? — усмехнулся Киллиан.
— Нет.
— О'кей, будь по-вашему. Пусть она будет русалкой.
— Называйте ее как угодно. И все же: как бы она ни вздумала поступить, но в отношении меня, человека, который был ей близок, она не намеревалась прикрываться адвокатами — да и вообще, никогда бы не явилась ко мне заряженной… чтобы добыть доказательства. К чему бы дело ни шло, а она хотела со мной повидаться, быть со мной рядом, поговорить со мной, по-настоящему поговорить, по-честному, не играя в слова, ну и — лечь со мной в постель. Можете считать, что я спятил. Но это именно то, чего она хотела.
Киллиан только брови поднял.
— Я также считаю, что и в Италию она уехала не для того, чтобы улизнуть. По-моему, она поехала именно по тем причинам, о которых она сказала. Чтобы удрать от мужа… и от меня… и я не виню ее… ну, и чтоб поразвлечься с привлекательным молодым человеком. Можете называть ее из-за этого шлюхой, если вам хочется, но она единственный человек во всей этой истории, кто шел строго по прямой.
