— Поверьте, я хотел бы ошибиться. Для этого-то мне и нужно ваше согласие на то, чтобы вы поехали сейчас с нашими товарищами, сели за стол и постарались восстановить жизнь Дубова — день за днем, с тех пор, как он вернулся из-за границы.
В комнате Дубова был абсолютный, несколько даже монастырский порядок; письменный стол, на котором стоял сверхмощный приемник «Панасоник»; большая лампа — бронза и кость; странно диссонировал с этими двумя вещами длинный китайский фонарь — три двадцать, чаще всего продают в «Военторге», очень хорош на рыбалке и охоте.
Книги на полке были тщательно протерты, все больше классика, подобрано аккуратно, по размерам и цвету корешков. В томике Диккенса были заложены три тысячи рублей хрупкими сторублевыми купюрами.
За день до этого разговаривали с племянником Дубова, тот рассказал, как «Сережа пунктуален» в денежном отношении: «Взял у меня сто рублей, ему вечно не хватает, так отдал в течение трех месяцев — по тридцатке из каждой зарплаты, точно к сроку».
В столе царил такой же порядок — скрепленные листочки оплаты света и газа, — ни писем не было в его столе, ни адресов и телефонов, словно бы жил здесь человек, который знал, что к нему могут прийти, и поэтому заранее готовившийся к визиту: «Смотрите, пожалуйста, все открыто, вот он я перед вами — весь насквозь».
Никаких зацепок, не то что улик, комната Дубова не давала. Три тысячи, спрятанные в книге? Нюанс это, а не улика.
…После возвращения из Сандунов «Лесник» врезал в дверь своей комнаты второй замок, купленный им по дороге из бани, затем спустился во двор, завел машину «Волга» номерной знак «27 — 21» и выехал на Садовое кольцо. Около метро «Парк культуры» он развернулся и, оставив машину около Института международных отношений, сел в метро, доехал до станции «Библиотека имени Ленина» и, покинув станцию, вышел на Калининский проспект. Здесь, не входя ни с кем в контакт, он подошел к магазину «Мелодия» и остановился, посмотрев на часы. В 17.20 к нему подошла девушка невысокого роста, черноглазая брюнетка, в синем джинсовом костюме, вместе с которой «Лесник» сел в метро на станции «Арбатская» и вернулся к машине в 17.59. Вместе с «Черненькой» «Лесник» поехал в ресторан «Русь», где им был заказан ужин — четыре порции зернистой икры, салат из свежих овощей, масло, поджаренный черный хлеб, филе с шампиньонами под красным вином и кофе с мороженым. Из алкогольных напитков «Лесник» заказал сто граммов коньяку марки «КВ», которым угостил «Черненькую», сам же ничего не пил. В 21.45 «Лесник» вернулся с девушкой домой, где они остались ночевать.
«Дорогой друг, нас по-прежнему интересуют вопросы, связанные с тем, что нового известно Москве о ситуации на границах с Нагонией, о группе Огано, о его планах. При этом ваша информация о поставках Нагонии очень помогла нам предпринять ряд встречных шагов. Известен ли вам некий Виталий Славин? И если — да, что вы о нем знаете? Просили бы вас в течение этого месяца выходить с нами на связь не два раза, как это было раньше, а, по крайней мере, четыре. Информация, переданная вами позавчера, доложена самому большому руководителю. Он дал ей высокую оценку. От всего сердца поздравляем вас.
Ваши друзья „Д“ и „Л“».
«Пентагон.
Помощнику министра обороны.
День „Факел“ назначен на следующую субботу. К этому времени 9 подводных лодок, а также авианосец должны находиться в пункте "X", что позволит нанести стремительные ракетно-бомбовые удары по столице Нагонии.
Помощник директора ЦРУ
С. Персмэн».
«Государственный департамент, отдел исследований и разработок.
Выполняя Вашу просьбу, пересылаем Вам некоторые материалы, связанные с проблемой Нагонии. Поскольку материалы относятся к числу высших секретов ЦРУ, убедительно просим сегодня же вернуть их, ознакомив с ними лишь ограниченный круг работников, а также аппарат посла по особым поручениям.
С лучшими пожеланиями,
Майкл М. Вэлш, заместитель директора ЦРУ».
Из выступления посла по особым поручениям:
— Наращивание русской помощи Нагонии вселяет тревогу в сердца африканцев, в сердца людей всего мира. Мы убеждены в том, что правительство Грисо, посаженное во дворец под охраной штыков, не сможет управлять страною в течение сколько-нибудь серьезного периода; мы убеждены, что режим, не представляющий интересы страны, уйдет в прошлое, уступив место истинным представителям народа, избранным в результате широких, демократических выборов; мы убеждены, что справедливость рано или поздно восторжествует.
Моя страна, однако, сохраняет последовательный и твердый нейтралитет в Африке. Нам может не нравиться господин Грисо, но до тех пор, пока он является президентом, мы имеем с ним дело, с ним и ни с кем другим. Мы можем симпатизировать генералу Огано, но он является изгнанником, а мы поддерживаем дипломатические отношения с режимом, который обрек его на изгнание. Поэтому — я хочу повторить со всей ответственностью — всякого рода обвинения, брошенные в наш адрес по поводу того, что мы якобы поддерживаем мистера Огано, лишены каких бы то ни было оснований.
«Центр.
Прошу разрешить беседу с Глэббом.
Славин».
«Славину.
Воздержитесь.
Центр».
«Центр.
Повторно прошу разрешить беседу с Глэббом. Его можно прижать на скандале в Гонконге и на данных, которые удалось о нем собрать. Убежден, что после завершения операции в Москве Глэбба можно заставить содействовать немедленному освобождению Зотова.
Славин».
«Славину.
На беседу с Глэббом согласен, однако постройте ее таким образом, чтобы создать впечатление, будто мы поверили в то, что именно Зотов является агентом Лоренса.
Центр».
«Напротив меня сидит высокий негр. Он красив особой красотою: такая высвечивает лицо человека в те моменты, когда он, после долгих раздумий, несмотря на смертельную угрозу, принял решение — бесповоротное, на всю жизнь.
Зовут моего собеседника — Октавио Гувейта; до вчерашнего дня он был в бандах Огано; сегодняшней ночью, под пулеметным огнем с двух сторон, перебежал границу.
— Понимаете, — говорит он, — я просто-напросто не мог быть там больше; не мог, и все тут. Я, как и большинство африканцев, не умею читать и писать. Поэтому, наверное, мы все так любим сказки. Мы в деревне садились вокруг костра, и старики рассказывали нам сказки, и для нас, молодых, это был самый большой праздник. Слово — как танец: мы выражаем себя в танце и в песне, а ведь песня — это слово. Так вот, когда к нам пришли агитаторы от Огано и стали рассказывать, как в городах вместо старых белых появились новые белые из России, мы, конечно, стали браниться, хотя, теперь-то я понимаю, есть разные белые. Я, когда пришел к Огано, увидел особых белых, хотя их не очень-то показывают нам. Они живут в отдельном лагере, вдали от нас, там много стариков, крепких стариков, лет пятидесяти, которые смешно здороваются друг с другом: поднимают правую руку и кричат два слова; „зиг Гитлер“ они кричат, а мы все-таки слыхали, кто такой Гитлер, нам рассказывали партизаны Грисо, когда они проходили через деревню во время войны за независимость.
Но я про все это потом стал думать, после того как офицеры вывели нас ночью на дорогу и мы расстреляли транспорт грузовиков. Охрану мы закололи, а ящики разбили, и тогда один наш солдат, он старый, ему сорок пять лет, и он окончил два класса у миссионеров, сказал, что на ящиках было написано: „вакцина“, а вакцина — это лекарство, а нам ведь говорили, что там, в ящиках, на самом деле сидят русские с оружием, чтобы ворваться в деревни и забрать себе наших женщин. Кто-то стукнул офицеру о том, что старик разболтал молодым про вакцину, и его расстреляли и объяснили нам, что он был шпионом, а какой же он шпион, он ведь из соседней деревни! У него есть мать, жена и пятеро детей, разве такие люди могут быть шпионами?!
…Октавио Гувейта то и дело прижимает к фиолетовой, сильной груди огромные кулаки, на глазах у него слезы.
— А потом, — продолжает Октавио, — офицеры отобрали наиболее крепких из нас; они заставили танцевать наш танец вокруг копья, а этот танец надо исполнять обнаженным, так угодно богам, и они высмотрели самых ловких и крепких; нас отвели в другой лагерь, там, где живут люди Зеппа, это у них главный командир, он к ним часто прилетает, и там стояли чучела солдат в форме армии Джорджа Грисо. Нам сказали, что немцы будут учить нас „тихому бою“ с врагами. И они стали показывать нам, как надо прыгать на человека сзади, как вспарывать ему горло, выкалывать глаза и перебивать позвоночник.
