Ты где?! Больше часа девушка металась вдоль пропасти. Кричала, рыдала, взывала о помощи. В ответ тишина. Тихая ледяная тишина. Она ломала трубки химических свечей и бросала их в пропасть. Где-то далеко на большой глубине упавшие на дно люминесцентные палочки высвечивали очертание разбившегося автомобильного багажника. Там, на дне холодного ледника, никто не отзывался, не двигался и не подавал признаков жизни. Господи, господи! Ты не можешь так поступить! Это неправильно, несправедливо… Только не он! Только не он! Я люблю его! Я люблю его! Я люблю его больше жизни! Разве моя любовь ничего не стоит? Боженька, забери мою жизнь, забери! Только не дай ему умереть. Ему нельзя умирать. Он святой. Он не заслужил такую смерть. Никакую не заслужил! По заслугам перед тобой он должен жить вечно. Девушка очень жалела, что спасательную верёвку положили в прицеп. Глупо! Она нужна здесь и только здесь! Если бы у неё была верёвка, Мара без раздумий спустилась бы вниз. Вдруг он ещё жив? Но верёвки не было, а сброшенные вниз свечи через какое-то время потухли. Дно ущелья погрузилось в холодную беспросветную темноту. Прошёл час в метаниях. Затем час в ожиданиях. Затем час надежд. Пустых надежд. Ещё через час Мара замёрзла и охрипла окончательно. Она решительно не хотела покидать это место, надеясь на чудо. Но чуда не произошло. В конце концов она сама стала медленно превращаться в сосульку. Ещё в самом начале она уронила свою малицу в пропасть. Туда же свалилась её меховая шапка. Они ей мешали ползать по краю обрыва и высматривать своего единственного ненаглядного, без которого жизнь – не жизнь. Теперь, настрадавшись, она незаметно стала погружаться в какую-то странную равнодушную дрёму, в которой ей было уныло, но уютно. И только образ Шелихова, неожиданно возникшего перед её закрытыми глазами, вернул девушку к жизни. Ярослав внятно прошептал прямо в душу: «Мара вставай. Если и ты погибнешь, то всё, ради чего мы жили, работали и рисковали, превратится в пепел. Я тебе этого никогда не прощу. Ты должна! Ты сможешь!» Всё ещё всхлипывая замёрзшим носом, девушка встала и с невероятным трудом добралась до аэросаней. Двигатель, слава богу, не заглох. Прощай Славка! Прощай! Я всё сделаю! Я постараюсь!
Агрегат, рыча, сдвинулся с места и вскоре покинул это проклятое место. Но, как говорят, пришла беда – открывай ворота. Злая судьба уже основательно прицепилась к оставшейся в одиночестве Маре. Через час выяснилось – кончился бензин. Беда-а-а. Все оставшиеся запасы горючего находились в прицепе. Напоить железного коня теперь было нечем. Пришлось идти пешком. Пешком по глубокому снегу. Вытаскиваешь одну ногу – вторая проваливается, вытаскиваешь вторую – проваливается первая. Главное успевать ступать свободной ногой вперёд. Раз – два, раз – два. Тысячи шагов, десятки тысяч. Сколько она шла – Мара не знает. Может час, может день, может – вечность. В какой-то момент в глазах забегали весёлые светлячки, ноги стали пьяными, голова пустой. И всё… Больше она ничего не помнит…
…Закончив рассказ, Мара повернула лицо в сторону Вита и тяжело вздохнула:
– Одно меня мучает день и ночь. Перед тем, как Ярик перебрался в прицеп, я дала ему снотворное. Он его никогда не употреблял. Вообще на дух не переносил разные лекарства. Поэтому я незаметно бросила таблетку в чай. Я думала – пусть выспится, а то будет за меня беспокоиться и не отдохнёт. Теперь мучаюсь дилеммой: хорошо или плохо сделала? Если бы не дала – может, он смог бы откликнуться. А если он всё равно погиб – то уж лучше во сне, не осознавая весь этот ужас приходящей смерти.
Вит, не глядя в её сторону, пробормотал:
– Я не могу дать тебе правильный ответ. Сам бы я с удовольствием сдох во сне. Особенно сейчас.
Он закашлялся и очень долго не мог успокоить дыхание, сипя отбитыми лёгкими.
Мара закусила губу и с ужасом смотрела на страдания Бузмакова. Когда он успокоился, она, то ли спросила, то ли высказалась на животрепещущую тему:
– Вот зачем им это надо? Из-за чего они нас пытают? Ради нашего «Прометея» они готовы убить любого. Из-за чего? Из-за того, чтобы зваться спасителями мира? «Прометей» бессмысленно применять только к Америке. Это глобальная система спасения мира.
– Признание, звание спасителей и пионеров – это ерунда. Власть, вот что им даст «Прометей». Власть над всей планетой. Над всеми странами, нациями и людьми. Вы против Америки? А мы вас вырубим на время из системы обогрева земного шарика. Это сделать просто. С помощью «Прометея» можно управлять миром. Это деньги, господство над всеми и во всём. Мечта, просто песня какая-то.
Бузмаков помолчал, а потом, потянувшись в сторону девушки, спросил шёпотом:
– Ты говорила, что в варианте, который повёз я, закралась серьёзная ошибка. Получается, вы везли с собой исправленный вариант? Они отобрали его у тебя? – кивнул он куда-то в сторону входной двери.
– Нет, его у меня не было, – также шёпотом ответила девушка. – Он был в прицепе, вместе с Ярославом.
Дверь подвала тут же с шумом растворилась, и в комнату буквально ворвались четыре человека. Один из них, одетый в классический дорогой костюм, ткнул пальцем в Бузмакова и скомандовал по-английски:
– Так, этого инвалида в камеру. Он нам уже не нужен.
Два исполнителя ловко отцепили Вита от кресла и буквально выволокли из комнаты. У стены рядом с дверью стоял целый ряд стульев. Четвёртый из пришедших уселся на один из них и закинул ногу на ногу. Он стал откровенно рассматривать девушку, словно она была скульптурой в каком-нибудь знаменитом музее. Тот, что отдал распоряжение по Бузмакову, разместился прямо перед креслом Кузнецовой. Он ловко развернул стул «наоборот» и уселся на него, словно на коня. Положив скрещённые руки на спинку стула, дознаватель произнёс по-русски, но с чуть заметным «мягким» акцентом:
– А с девушкой мы поболтаем.
Лицо спецагента было так близко от Мары, что она чувствовала его дыхание. Он долго смотрел на Кузнецову и молчал. Постепенно на его лице расплылась улыбка, сразу непонравившаяся девушке. Она не была открытой, не была доброй. Скорее, даже не улыбка, а слегка напрягший губы циничный оскал. Наконец он заговорил:
– Перед тобой в настоящий момент стоит выбор. Есть два реальных предложения. Первый: ты даёшь согласие на сотрудничество с нами, и с тобой всё будет распрекрасно. Второй: я зову группу креативных визажистов, которые ответственно поработают над твоим личиком и ноготками. Так поработают, что тебе даже твой дружок позавидует. Извини, ничего личного, это всё проклятая политика, так её. Но не сомневайся, я выполню свои обещания. Или угрозы, как тебе угодно. Я их воплощу в
