16 апреля
Сочи. Конспиративная квартира ЦРУ
В дальнейшем бонусов не будет
Когда с головы сняли мешок, глаза долго привыкали к яркому свету. После того, как всё визуально наладилось, Мара увидела, что в комнате кроме неё и ещё одного человека никого нет. И только звук закрываемой двери указывал на то, что мешок слетел на колени не от сквозняка и не по мановению волшебной палочки. Девушка покосилась на того, кто расположился слева от неё. Человек этот, как и она, сидел в таком же кресле с прикованными к нему руками и ногами. На коленях у него лежал такой же чёрный мешок. Мару передёрнуло. «Лучше бы мешок заново натянуть на его голову», – подумала она. До такой степени вид человека был неприятным и страшным. Встретив подобного на улице или увидев в кино, она бы решила, что перед ней полный пропойца, либо сифилитик последней стадии. Нос – не нос, губы – не губы, глаза – не глаза. Всё какое-то кроваво-глянцевое, неестественно раздутое.
– А ты красивая… Очень красивая, – прошамкал человек осипшим голосом.
Сложно было понять, куда он смотрит – зрачки терялись среди сплошных гематом. Но по повороту головы Мара поняла, что он смотрит на неё.
Игла смутного озарения больно кольнула в висок и тут же опустилась в сердце. Стало трудно дышать. Руки и ноги оцепенели до такой степени, что невозможно было пошевелить даже пальцами. Наконец прилив нервного возбуждения разогнал эти неприятные ощущения, и она тихо спросила, с надеждой, что это не правда:
– Вит – это ты?
– Не узнала? – лицо человека скривилось в гримасе, вероятно, означающей улыбку.
– Господи, – в голосе только боль и сострадание, – что они с тобой сделали?
– Ничего, русские не сдаются, – попытался приободрить девушку изувеченный пытками парень.
Мара оглядела помещение – ничего. Ни одной подсказки, чтобы понять, где она находится. В голове всё же проскользнула единственная мысль, оценивающая местонахождение: – «Окон нет – возможно, это подвал».
– Где мы, Вит? Что им от нас надо?
Бузмаков ответил не сразу, видимо ему стало плохо. Отдышавшись, он вновь повернул голову к Маре:
– Я думаю, мы у американцев. От нас же им нужно то, над чем мы в последнее время работали.
– Как они узнали? – спросила девушка и сразу осеклась.
В голову полезли неприятные мысли, противоречащие видимой глазом действительности. Откуда они могли узнать, если об этом никто не мог знать? Только три человека знали, что и как получилось в результате взрыва колонны синтеза. Только три человека… У нас с Ярославом не было возможности даже просто позвонить. Значит… Нет, ничего это не значит.
– Вит, кому ты передал материалы?
– Никому.
– Совсем никому?
– Совсем. Вернее, не совсем. Я передал их человеку, который вряд ли до сих пор соизволил взглянуть на них.
– Кто он?
– Я не скажу, нас подслушивают.
Девушка задумалась:
– Я не пойму, зачем им всё это? – она повела головой, показывая окружающее пространство. – Ведь наше изобретение предназначено для всех. Для всего мира.
– Не знаю, возможно, они сами хотят решать, кому давать Солнце, кому нет. А кому давать его в избытке так, чтобы жизнь стала пеклом в аду.
– И всё-таки, как они узнали? Странно всё это. Проколоться мог только ты. Мы со Славкой ни с кем после твоего отъезда не разговаривали. Бабушка не в счёт. Она ничего не знала, да и слушать её никто не стал бы. Где ты прокололся?
Бузмаков даже вспылил. Вспылил настолько, насколько ему позволяло его прискорбное состояние. Он отчеканил:
– Я нигде не «прокололся». Вообще никому ничего ни рассказать, ни показать не успел. Соболевский был в командировке, Гольдберг даже слушать не стал. А Рашева я и в глаза не видел.
– Ты не психуй! Я хочу разобраться.
– К чёрту твои разборки!
– «К чёрту»? Тогда скажи на милость: от кого они узнали о «Прометее»?
– О каком «Прометее»?
– Не прикидывайся, Вит, я говорю о нашем проекте.
– Я не знал, что вы его назвали «Прометеем», – технолог яростно затряс руками, прикованными к поручням кресла. – Правда не знал! А! Ты специально обвиняешь меня, чтобы казаться чистенькой. Я-то точно знаю, что это не я предатель. Я даже не знал, что вы назвали проект «Прометеем». Но в таком случае – информацию слил кто-то из вас двоих. Я слышал, как американцы употребляли этот термин. Теперь слышу от тебя.
– Постой, Вит, я ничего не понимаю. Я не сдавала, ты не предавал. Но в таком случае, кто? Святой дух что ли?
– Ты опять про меня! Не видишь, как меня пытали? На мне живого места нет.
– Современный грим способен задурить любого…
– «Грим»? А это видела? – Бузмаков широко раскрыл рот, в котором почти не осталось зубов. – А это? – он растопырил, как мог, пальцы, на большей части которых не хватало ногтей. – Я никогда не был тайным садистом-мазохистом.
Мару демонстрация пыток проняла до мозга костей. Она и до этого не верила, что Бузмаков предал её и Ярослава. Но сомнения всё же едким червем ползали в голове. Если не Вит – тогда кто? Словно прочитав её вопрос, несчастный технолог, пошевелил месивом взлохмаченных коростами и болячками губ и наконец выдавил из себя:
– Нас было трое… Всего трое. Методом исключения…
Девушка закусила губу, мотнула головой и, глядя в упор на Вита, прошипела:
– Не смей! Не смей!
Бузмаков
