Каллаган еще некоторое время смотрел на его опущенный затылок, а затем начал мерить шагами аудиторию. Это действительно было тяжелое похмелье.
В соломенной шляпе, в чистом комбинезоне, аккуратно выглаженной рубахе-хаки и сапогах он выглядел по меньшей мере как старый фермер. Он жевал табак и выплевывал его в черную воду под пирсом. Этим он тоже напоминал фермера. Его пикап хотя и был последней моделью, но уже повидал виды на пыльных проселочных дорогах. Пикап имел номерные знаки штата Северная Каролина и стоял в нескольких десятках метров на песчаном берегу у другого конца пирса.
Была полночь. Наступил первый понедельник октября. Следующие тридцать минут он будет ждать в темной прохладе безлюдного пирса, задумчиво жуя табак и пристально вглядываясь в море. Он знал заранее, что будет находиться здесь один. Так предусматривалось планом. Пирс в этот час всегда был пустынным. Свет фар случайных машин изредка мелькал вдоль побережья, но это было обычным явлением для этих мест.
Вдали от берега виднелись красные и синие огни канала. Не поворачивая головы, он глянул на часы. Низко висели плотные тучи, и разглядеть что-либо было трудно, пока это что-то не окажется у самого пирса. Так предусматривалось планом.
Пикап, как и сам фермер, прибыли не из Северной Каролины. Номерные знаки были сняты с разбитого грузовика на свалке возле Дарема, а сам пикап был угнан из Батон-Руж. Фермер же вообще был ниоткуда и тем более не был связан с этими кражами. Он был «профи», и эти мелкие делишки обделал кто-то другой.
Прошло двадцать минут, и в море появился темный предмет, двигавшийся по направлению к пирсу. Приглушенный звук работающего двигателя становился громче. Предмет превратился в небольшой плотик с малозаметной фигурой человека, низко склонившегося над мотором. Фермер не шелохнулся. Гудение мотора прекратилось, и плотик замер в десяти метрах от пирса. Даже случайные фары автомобилей не нарушали темноту ночи.
Фермер осторожно прикурил сигарету, дважды затянулся и щелчком отбросил ее вниз к плотику.
— Какие сигареты? — спросил находившийся на воде. Он мог видеть очертания фигуры фермера у перил, но не его лицо.
— «Лаки страйк», — ответил фермер.
«Эти пароли превращают происходящее в глупую игру, — подумал он, — сколько еще черных резиновых плотов может вынырнуть из Атлантики именно в этот час и именно у этого заброшенного пирса? Глупо, но зато как значительно».
— Льюк? — донеслось с плотика.
— Сэм, — сказал фермер.
Не важно, что его звали Камель, а не Сэм. На ближайшие пять минут, пока он причалит свой плот, больше подойдет «Сэм».
Ничего не ответив, поскольку от него этого не требовалось, Камель быстро запустил двигатель и повел плотик вдоль края пирса к берегу. Льюк следовал за ним по настилу. Они сошлись у пикапа без рукопожатия. Камель поставил свою черную спортивную сумку «Адидас» на сиденье между ними, и пикап рванулся вдоль побережья.
Льюк вел автомобиль, а Камель курил. И оба они старались не замечать друг друга. Даже их глаза избегали встречи. Густая борода, темные очки и черный свитер, доходящий до подбородка, делали лицо Камеля зловещим и неузнаваемым. Льюк не имел желания рассматривать это лицо. Помимо того чтобы принять его из объятий моря, заданием предписывалось воздерживаться от разглядывания внешности прибывшего. И не случайно. Это лицо разыскивалось в девяти странах. Проезжая мост в Монтео, Льюк прикурил еще одну сигарету «Лаки страйк» и пришел к выводу, что они уже встречались. Это была короткая, точно рассчитанная по времени встреча в аэропорту Рима пять или шесть лет назад. Она происходила в комнате отдыха. Льюк, в то время американский чиновник в безупречно сшитом костюме, поставил «дипломат» из кожи нерпы у стены рядом с раковиной, где незнакомец не спеша мыл руки. Неожиданно «дипломат» исчез. Он поймал отражение мужчины, которым был Камель — сейчас он знал это точно, — в зеркале. Тридцатью минутами позднее «дипломат» взорвался между ног английского посла в Нигерии.
Осторожные разговоры в невидимом окружении Льюка часто доносили до него имя Камеля — человека-убийцы со множеством фамилий, лиц и языков, который наносил молниеносные удары и бесследно исчезал; имя убийцы, который скитался по всему свету, но которого нигде не могли схватить. Двигаясь в темноте на север, Льюк откинулся на спинку сиденья и прикрыл лицо полями шляпы, стараясь вспомнить слышанные им когда-то рассказы о своем пассажире. Поражающие воображение террористические акты. Среди них — убийство английского посла. Попавшие в ловушку на Западном берегу в 1990 году семнадцать израильских солдат были отнесены на счет Камеля. Он был единственным подозреваемым в убийстве в 1985 году богатого немецкого банкира и его семьи в результате взрыва бомбы в их автомобиле. По слухам, его гонорар за это составил три миллиона наличными. Наиболее прозорливые специалисты считали, что попытку покушения на жизнь папы римского в 1981 году организовал он. Затем Камелю стали приписывать почти все нераскрытые террористические нападения и убийства. Его легко было обвинять потому, что никто не был уверен в том, что он существовал.
Льюка охватило возбуждение. Камель был готов развернуться на американской земле. Его цели оставались неизвестными для Льюка, но он знал, что вот-вот прольется чья-то благородная кровь.
На рассвете пикап остановился на углу Тридцать первой авеню в Джорджтауне. Камель сгреб свою спортивную сумку и, ничего не сказав, вышел из машины. Пройдя несколько кварталов до отеля «Фор сизонз», он купил в холле «Пост» и с беззаботным видом поднялся на лифте на седьмой этаж. Точно в семь пятнадцать он постучал в дверь в конце коридора.
— Да? — отозвались нервно изнутри.
— Я ищу мистера Шнеллера, — медленно сказал Камель на безупречном американском наречии, закрыв пальцем глазок двери.
— Мистера Шнеллера?
— Да. Эдвина Ф. Шнеллера.
Дверная ручка не шевельнулась и не щелкнула. Дверь оставалась закрытой. Прошло несколько секунд, и из-под нее показался белый конверт. Камель поднял его.
— О’кей, — сказал он достаточно громко, чтобы Шнеллер или кто бы там ни был расслышал его.
— Это следующая дверь, — произнес Шнеллер, — я буду ждать вашего звонка.
Он говорил как американец. В отличие от Льюка он никогда не видел Камеля и не имел никакого желания делать это. Льюк видел его уже дважды и мог считать себя счастливчиком, что остался жив.
В номере Камеля стояли две кровати и маленький столик у окна. Шторы были плотно закрыты и не пропускали солнечного света. Поставив спортивную сумку на одну из кроватей рядом с двумя объемистыми чемоданами, он прошел к окну и выглянул на улицу, затем подошел к телефону.
— Это я, — сказал он в трубку Шнеллеру. — Расскажите мне про машину.
— Она стоит на улице. Белый «форд» с номерными знаками Коннектикута. Ключи на столе, — медленно сообщал Шнеллер.
— Краденый?
— Конечно, но обработанный и чистый.
— Я оставлю его в Далласе, вскоре после полуночи. Я хочу, чтобы он был уничтожен, о’кей? — Его английский был безупречен.
— Да. Я имею такие указания, — быстро и с подобострастием ответил Шнеллер.
— Это очень важно, о’кей? Я собираюсь бросить пушку в машине. Пушки оставляют после себя пули, а машины засвечиваются среди людей, поэтому важно полностью уничтожить автомобиль и все в нем находящееся. Понятно?
— Я имею такие указания, — повторил Шнеллер, не оценив эту лекцию, поскольку не был новичком в мокрых делах.
Камель сел на край кровати.
— Четыре миллиона получены неделю назад, с опозданием на один день, смею заметить. Сейчас я в Колумбии, поэтому хочу получить следующие три.
— Они будут переведены до полудня. Таков был договор.
— Да, но я сомневаюсь в этом. Вы опоздали на день, помните?
Это вызвало раздражение у Шнеллера, и поскольку наемный убийца находился в другой комнате и не собирался появляться из нее, он мог позволить этому раздражению прорваться наружу.
— Это вина банка, а не наша.
Теперь разозлился Камель.
— Прекрасно. Я хочу, чтобы вы и ваш банк перевели три миллиона на счет в Цюрихе, как только в Нью-Йорке начнется рабочий день. Это будет примерно через два часа. Я проверю.
— О’кей.
— И я не хочу иметь никаких проблем, когда работа будет закончена. Через сутки я буду в Париже и оттуда отправлюсь прямо в Цюрих. Мне бы хотелось, чтобы деньги ждали меня там.
— Они будут там, если дело будет сделано.
Камель усмехнулся про себя.
— Дело будет кончено к полуночи, мистер Шнеллер, если ваша информация верна.
— На настоящий момент она верна. И сегодня никаких изменений не предвидится. Наши люди находятся на местах. Все, что вы просили, в чемоданах: карты, схемы, расписания, инструменты и приспособления.
