Много лет назад, когда я вел адвокатскую практику в Вермонте, я обзавелся скромным портфелем акций, включавшим и акции компании, разросшейся ныне в спрута LVCO. Я не был биржевым брокером, не тратил времени на отслеживание курса акций. Я полагался на брокера, который предлагал мне покупать или продавать. Мне припоминается эта маленькая делавэрская компания по производству металлоизделий. Мой брокер – если память меня не подводит – однажды упомянул за торопливым обеденным перекусом, что эта фирма получила пару правительственных контрактов и стоит прикупить ее акции. Они, как мне помнится, стоили совсем дешево. Что-то вроде доллара или двух за долю. – Люди, привыкшие видеть его изо дня в день, отметили бы, что президент был бледнее обычного, но его голос оставался сильным и уверенным.
– Больше я об этих акциях не думал. С тех пор, как я их купил, до тех пор, пока мне не напомнили о них по телевидению. – Он не сумел заставить себя вторично произнести имя Ласалла. Рубашка на нем от сырости липла к телу. – Я стал конгрессменом, затем губернатором Вермонта, мои акции вошли в слепой траст, а поскольку губернатор Вермонта редко имеет дело с производством металлоизделий, тем дело и кончилось. Мой финансист распоряжался портфелем, выплачивал налоги и тому подобное. Я даже не знал, жива ли еще та маленькая компания. Когда я стал президентом, мои адвокаты и сотрудники министерства юстиции перебрали мой портфель, который, позвольте добавить, не слишком разросся за прошедшие годы, и заверили меня, что удалили всё, так или иначе компрометирующее деятельность президента. Поскольку последняя достаточно широка, практически все, чем я владел, – так мне сообщили, – было распродано, а деньги положены на процентный счет в Нью-йоркском банке.
Я никогда не интересовался скупкой акций, продажей или что там еще делают с акциями. Поэтому я не способен дать более подробный комментарий, и отмечу только, что сообщение по телевидению, как и сегодняшние газетные сообщения, – это не более и не менее как продолжение ряда атак на меня, с самого начала характеризовавших эту кампанию. Они лишены оснований, и я удостоил их сегодняшнего комментария только потому, что широкое освещение в средствах массовой информации заставило обратить на них внимание и опровергнуть, независимо от того, нужно ли это мне. Когда ложь попала на телеэкран и на страницы печатных изданий, ее, конечно, уже ничем не удалишь из умов людей. Я лишь делаю то, что в моих силах, чтобы разобраться в этом деле. Когда я получу более точную информацию, то, можете быть уверены, немедленно сообщу о ней народу.
Боннер откинулся назад, показывая, что сказал все, что хотел сказать. Президент был в бешенстве и не скрывал этого. Мак наклонился к микрофону.
– Это все.
Вперед выдвинулся Бернард Шоу из Атланты.
– Поскольку президент не станет отвечать на вопросы, нам остается только гадать, где его новый юридический советник. Кажется, это коллега Дрю Саммерхэйза, Бен Дрискилл? Но мистер Дрискилл в последнее время не отвечает на звонки. – Бен опешил, увидев вдруг на экране себя перед «Ритц-Карлтоном» в Бостоне после того, как его «замешали» в дело о смерти Саммерхэйза.
Элизабет оказалась права. Он увязал все глубже и глубже.
Джимми аккуратно подвинул Бену тарелку с яичницей и копченой лососиной, с ломтиком поджаренного хлеба на краю, и поставил джин с тоником.
– Надоело видеть себя по телевизору? Это ваши пятнадцать минут славы.
– Я бы предпочел всю жизнь в безвестности, Джимми.
– Давно известно, что политика – грубая игра, а в Вашингтоне она ведется грубее, чем где бы то ни было.
– Примерно то же самое сказала мне нынче утром жена. Она уговаривает меня бросить это дело. И этот город. И политику, и все эти драки. Совсем бросить.
Джимми покивал:
– Я бы сказал, в этом что-то есть. Нелегко, ведь вы с президентом старые друзья… Но на вашем месте я бы ее послушал.
– Она говорит, хочет, чтоб я жив остался.
Джимми заглянул в лицо Дрискиллу.
– Знаете, та статейка заставила меня задуматься насчет мистера Саррабьяна. Что, вообще говоря, привело к нему Дрю Саммерхэйза?
Бен уставился на него.
– Что вы сказали, Джим?
– Я просто подумал насчет мистера Саррабьяна и мистера Саммерхэйза и как все это дело с акциями всплыло невесть откуда и застало президента врасплох. Сдается мне, кто-то получил свое за нашу старую добрую страну. По большому счету.
– Еще как…
Саммерхэйз. Рэйчел Паттон, Чарли, LVCO…
Позавтракав, Дрискилл позвонил в нью-йоркскую контору и переговорил с Элен.
– Послушайте, Элен, вы не могли бы сами сходить к Берту Роулегу и попросить его проверить для меня кое-что? Да, правильно… LVCO.
Вернувшись в бар, он заказал «Деву Марию». Ответного звонка пришлось дожидаться час. Он услышал именно то, что хотел услышать.
Бену Дрискиллу не пришлось долго искать дом Тони Саррабьяна. О нем уже полтора года сплетничали по всему Вашингтону – от раздела «Стиль жизни» в «Вашингтон пост» до «Архитектурного дайджеста». Саррабьян купил два больших особняка в парке на берегу Потомака и велел соединить их длинным флигелем, в котором, по слухам, разместил бальный зал, невиданный в Америке, триста футов в длину, ровно как футбольное поле. Тони с семьей проживал в одном особняке, а второй полностью перестроили, подготовив к приему гостей. Саррабьян счел его вполне подходящим для размещения «Ассоциации Саррабьяна», поскольку эта фирма весьма напоминала маленькое государство во всем, что касалось торжественных обедов, приема коронованных особ и ежегодных празднеств.
Дрискилл сидел за рулем взятого внаем «крайслера» с откинутым верхом. Горячий ветер шелестел в листве. Влажное марево паутиной висело среди ветвей. Он приближался к поместью по пятимильному съезду с двухрядного шоссе, которое вилось среди тополей и платанов, плотной стеной обступивших дорогу. На полянах паслись великолепные каштановые и черно-серые лошади, кормившиеся, несомненно, исключительно четырехлистным клевером. Все это, размышлял Дрискилл, в самом буквальном смысле – плата за грехи. Идеал. Настоящий идеал.
Как только он вышел из машины, к нему подбежали два далматинца, красивые собаки, совершенно не возражавшие против его появления. Они просто любопытствовали. Они не относились к системе безопасности, хотя Дрискилл точно знал, что видеокамеры следили за ним с самого съезда на пятимильную дорожку. Он опустился на колени и заговорил с собаками, погладил их и потрепал за уши. Улыбающийся Тони Саррабьян стоял в дверях и смотрел на Дрискилла, словно на лучшего друга.
– Бен Дрискилл, – назвался Бен.
– Я вас знаю. Заходите. Скромный дом, но это наш дом. – Так он представлял себе подшучивание над собой.
– Кажется, у вас действительно водятся лишние деньги. – Собаки плясали, радуясь гостю.
– Вы не первый, кто это заметил. Зато хватает Фреду и Джинджеру, – он кивнул на далматинцев, – на «Киблл и битс». Заходите, осваивайтесь.
Саррабьян провел его по главному зданию – гостиные, приемные, столовая, библиотека, телевизионная комната, бильярдная, кухня и наконец – кабинет, с широкой застекленной стеной, откуда открывался вид на лужайку, сбегающую к Потомаку. В полусотне ярдов виднелся белый, словно покрытый пряничной глазурью бельведер. Две женщины развлекали стайку в полтора-два десятка малышей, а несколько нянечек помогали, разносили подносы, переворачивали сосиски на газовом гриле и утешали расплакавшихся прежде, чем те успевали заразить остальных.
Саррабьян постоял, любуясь этой сценкой.
– У моей дочки день рождения. Клоуны уже в раздевалке. Моя жена склонна устраивать слишком много шума по подобным случаям. Я ей говорю, что дети ничего не запомнят, но она только смотрит на меня с упреком и отвечает, что я в этом ничего не понимаю. Может, она и права. Меня в детстве не баловали. А теперь, мистер Дрискилл, чем могу быть полезен?
– Я насчет Дрю Саммерхэйза. – Он выдержал паузу, ожидая реакции.
Саррабьян наконец отозвался:
– Меня страшно огорчила его смерть. Хотя я его не слишком хорошо знал. Мне казалось, это вы – специалист по Дрю Саммерхэйзу.
– Он был мне близким другом.
– В моей стране ценят дружбу и верность, – заметил Саррабьян.
Дрискилл задумался, о какой стране идет речь. Ходило множество слухов, и некоторые из них могли оказаться правдивыми.
– Не скажу, что был особенно удивлен вашим приездом, хотя, кажется, у вас в последнее время хватает собственных проблем.
– Мои проблемы – мое дело. Поговорим о ваших.
– Простите, но я таких не вижу.
– «Крайний срок» Найлса.
– «Крайний срок»… – Саррабьян тихо пробормотал название колонки. – Он такой чудак, знаете ли. Мне говорили, у него положительная ВИЧ-реакция. Надеюсь, это правда.
