— Ты знаешь, я лучше возьму индейку… У моего мужа спецлимит, ты подержи очередь, лучше подождать… Индейку… Индейку… Они выбрасывают самое плохое, а уже потом… Ты понимаешь, икра, масло, твердая колбаса…
Увидев, что Кронго на нее смотрит, она зашептала совершенно беззвучно, но Кронго некоторое время еще слышал слова «твердая колбаса». То, что произошло дальше, немного испугало его — но потом испуг и оцепенение, охватившие Кронго, прошли, исчезли. Отец, стоящий за мулаткой, повернулся и, улыбаясь, пошел к нему. Кронго ясно видел его лицо, оно было таким же, каким Кронго всегда его помнил, — улыбающимся, веселым. Только не было жокейской шапочки, которая была обычно на отце. Кронго уже приготовился объяснить, что это распределитель, тут дают продукты по талонам и он стоит здесь за продуктами для Филаб. Кроме того, он хотел сказать отцу, что нисколько не удивляется, что встретил его, что он понимает, что это сон, — и в эту минуту понял, что к нему идет не отец, а чужой пожилой европеец в полотняном костюме. Он разглядел большое родимое пятно под носом европейца. Европеец поклонился и сказал, одновременно улыбаясь мулатке:
— Заходите в гости… только тихо, тихо, пожалуйста… безобразие, выпустили джинна из бутылки, раздувают вражду… Все ненавидят друг друга, черные белых, молодые старых, приезжие местных… Я могу вам уступить половину своего пайка, я пришел из-за крупы… Остальное ликвидировано…
Знакомый, конечно, знакомый, подумал Кронго, покрываясь липким потом от страха. Надо вспомнить, и все пройдет. Но он не помнит его. Европеец поднял ладонь, помахал ею так, будто подбрасывал что-то. Кивнув, отошел в сторону, опять удивительно напомнив Кронго отца. Но это же сон, думал Кронго, он пытался вырваться из тесной комнаты, из липкого страха, понимая, что вырвется только тогда, когда вспомнит, откуда и почему он знает европейца с родимым пятном… Кажется, это аптекарь. А может быть, это его сосед по переулку, да, да, только кто он… Надо придумать, надо придумать, повторял Кронго, и неважно, правда это или нет. И, только подумав это, он проснулся и понял, что лежит в шезлонге. Наверху тихо висели звезды. Почему каждая деталь этого сна так отчетливо стоит перед ним? Он помнит каждое слово. «Остальное ликвидировано». Кронго вгляделся в звезды. Да, они изменили свое положение. Чайки уже не кричат, слышен только шум волн… Значит, уже около двух… Или трех… Что же ему мешает? Кронго вспомнил — Пьер. Он должен пойти к Мулельге, открыться ему. Почему к Мулельге? Но к кому-то он должен пойти. Почему ему приснился отец… Говорят, это что-то значит, когда снятся родственники. И, подумав об этом, Кронго понял, что он на веранде не один.
— Извините, — тихо выдохнул в ухо Поль, чуть тронув его руку и заставляя подняться. — Пожалуйста, тише. Я открою дверь.
Кронго узнал лицо Поля, хотя было темно. Поль расплылся где-то около прихожей, показал рукой — можно идти. Поль и Лефевр, они здесь. Они боятся кого-то разбудить… Значит, они давно уже на веранде. Может быть, они и разбудили его.
Кронго, еще не проснувшись, пошел за Лефевром, чувствуя шорох одежды, дыхание. Калитка открыта, перед ними пустой переулок… Все темно, ни одного огонька. Значит, около трех…
— Тихо? — Лефевр опустил воротник куртки.
Зачем они пришли за ним ночью? Зачем он идет за ними?
— Да, — Поль провел их к глухой улочке за кофейней, помог Кронго сесть в «джип». Лефевр долго шуршал чем-то, устраиваясь сзади.
— Куда мы едем? — Кронго спросил это не потому, что хотел знать, куда они едут, а чтобы хоть что-то спросить.
— Сейчас, мсье, сейчас, — Поль бесшумно повернул ключ зажигания, было неясно, как он видит в темноте. Машина глухо зашумела, тронулась с выключенными фарами. — Сейчас, мсье, мы скоро будем на месте.
Знакомый небоскреб — безмолвный, ни единого огонька. Было отчаяние. Но сейчас его нет, эти двое, появившись, отобрали его. Зачем? Они едут быстро, очень быстро. Мелькнуло — Пьер. Что же у него было до этого момента? Сон. Неподвижные звезды. Таракан. Что еще? Ах да, отчаяние.
— Сюда, — Поль легко притормозил. Вынул ключ, подождал, пока сойдет Кронго.
Они прошли через стеклянную дверь, свернули в коридор. Теперь Кронго увидел, что, хотя с улицы казалось, что небоскреб пуст и все окна темны, здесь, в слабо освещенном холле первого этажа, ходят люди, за конторкой сидит пожилая блондинка. При их появлении она привычно кивнула, записала что-то.
— Господин комиссар, — Лефевр кашлянул.
«Да, да», — послышалось за дверью. Неясный страх охватил Кронго. Он не заметил, как они подошли к этой двери. На ней написано «Медслужба». Он понял, отчего этот страх — от этих мелких металлических букв. Но есть спасение, и это спасение в том, что он расскажет Крейссу о Пьере. Ему будет легко это сделать, потому что он твердо знает, что Пьер не человек Фронта, а жулик, жулик с блудливыми глазами. Он сейчас же скажет Крейссу. Но почему это слово — медслужба. Лефевр нажал ручку. Неярко светит настольная лампа. За столом Крейсс, он сидит в кресле, в руках у него зажигалка.
— Ну как? — Крейсс чуть кивнул Кронго.
В комнате прежде всего бросались в глаза плотно задернутые коричневые шторы, которые сверх того еще закрывала большая простыня. Края простыни были в нескольких местах заколоты английскими булавками. В углу стоял белый медицинский шкаф, на нем висел халат.
— Держусь на одном кофе, — Крейсс отхлебнул из чашки. — Кронго, кто из ваших может работать на Фронт?
— Что? — переспросил Кронго.
— Я знаю, что вам не до этого, просто хочу проверить… Для себя… Не хотите?
Крейсс развернул лист.
— Сейчас, сейчас… Да, кстати… Альпак… Альпак в хорошем состоянии?
— Альпак… — Кронго почувствовал усталость.
— Сейчас объясню, — Крейсс огляделся. — Что вы скажете об Амайо? Вряд ли? Да, вряд ли… А Тассема? Да, тоже нет. Ассоло? Тоже нет. Да, он слабоумный, я видел его… Хотя слабоумный… Но отложим. Давайте переберем новых. Литоко? Вам не показалось… — Крейсс улыбнулся. — Я хотел просить вас об услуге… Хотел просить… Самому повести Альпака, когда мы разыграем Приз Дружбы. Это будет событие, и я хотел бы… Вы посоветуете мне, кого пригласить. Мы можем пригласить любых лошадей… Лучших лошадей мира. Понимаете — лучших. А агент Фронта — черт с ним. Мы найдем его сами.
Крейсс замолчал, помаргивая, и Кронго почувствовал, что не должен говорить. Крейсс дает ему понять, что он должен подождать, пока снова заговорит он сам, потому что то, ради чего его привезли сюда, еще не сказано. Теперь он понимает Крейсса, понимает его паузы, подергивания подбородком.
— Скажите, Кронго, Альпак сможет провезти крытую бричку с двумя людьми? Двумя — не считая вас?
— Крытую бричку?
— Кронго, это недалеко, километров двадцать.
Кронго попытался понять, что же хочет от него Крейсс. Альпак должен везти кого-то километров за двадцать. Кронго взял стоящую около него чашку, отхлебнул. Он должен сказать что-то, потому что Крейсс ждет ответа. Альпаку что-то грозит. Иначе бы они не приехали за ним ночью. Но что может грозить Альпаку?
— У нас много других лошадей, — надо говорить спокойно, так, чтобы Крейсса убедили слова Кронго. — Ничуть не хуже, хороших в ходу на любой дороге. Я поеду с вами, если это нужно. Но Альпак… Альпак, вы сами понимаете, призер. Я не вижу необходимости заставлять его бежать такое расстояние.
— Кронго, я все-таки настаиваю на Альпаке. Дорога будет очень хорошей. Не бойтесь, с жеребцом ничего не случится. Мы не будем гнать. Это будет легкая прогулка.
Альпак, Альпак… Зачем же ему нужен Альпак?
— Не хотите… — Кронго показалось, что Крейсс с каким-то особым значением разглядывает белый халат. — Сделайте мне эту услугу, Кронго. Вот и хорошо. Спасибо, Кронго.
В странном направлении движутся его мысли. Ему совершенно непонятно, почему Крейсс хочет ехать куда-то в крытой бричке, а не в машине. Непонятно, почему Крейсс настаивает, чтобы именно Альпак вез его в крытой бричке. Но ведь Пьер, может быть, не жулик, подумал Кронго, и, значит, он может не говорить пока Крейссу о Пьере. Это будет как бы платой за то, что он согласится на поездку Альпака.
— Теперь ответьте мне, Кронго: ваши лошади все время находятся на ипподроме?
— Да, — Кронго подумал, чтобы вникнуть в смысл собственного ответа. — Все время. Конечно.
Но ведь это не так.
— Нет. Конечно, нет. С лошадьми происходит всякое. Бывает, мы продаем их. Бывает, отправляем на конный завод в Лалбасси.
Лефевр хмыкнул. Крейсс торжествующе переглянулся с ним.
— В Лалбасси? Вот как… Ну да, у вас же там конный завод. Как вы отправляете их? В машинах?
— В автофургоне.
— Всегда в автофургонах?
— Всегда? — Кронго пожал плечами. — Бывает, своим ходом. Это близко. Но призеров мы туда отправляем редко.
