Эдгар Берроуз - Происшествие в Окдейле

Огни в доме на холме горели только на первом этаже: в просторной гостиной, в столовой, а также в более или менее удаленных от них загадочных помещениях, из которых исходили неприятные запахи и выносили приятные блюда.

Из-за низкого кустарника, пересекавшего широкий газон, за домом следила пара глаз, и на основе этой слежки острый ум, наделенный проницательностью Шерлока Холмса и упорством Артура Раффлса,[1] пришел к выводу, что семья Президента Первого национального банка (а давайте сразу назовем место действия — Окдейл[2]) ужинала, все слуги находились внизу, а на втором этаже никого не было. Обладатель этих самых глаз только что спустился из служебного помещения, расположенного над гаражом. Проникнув туда грабителем в ночи, он вышел, облаченный в отличный костюм, принадлежавший щеголеватому шоферу, и в мягкое клетчатое кепи, низко надвинутое на лоб. Выражение больших карих глаз при этом было довольно напряженным, и окажись здесь психолог, он сумел бы опознать в нашем герое новичка, и даже плотно сжатые красивые губы не обманули бы. Без сомнения, это был юнец, мужественно старающийся преодолеть естественное отвращение к избранному им опасному занятию. Когда, мгновение спустя, он пересекал освещенный лунным светом газон перед домом, плохо сидящая одежда не могла скрыть стройную грациозную фигуру молодого и, вероятно, еще невинного человека.

Невероятная уверенность, с которой парень прошел через лужайку и поднялся по ступеням веранды, говорила о том, что он долго и тщательно наблюдал за местом и знаком с привычками и особенностями обитателей дома на холме. Даже рецидивист не двигался бы более решительно. Казалось, что юноша просчитал все до малейших нюансов. Хотя в благоухающий весенний вечер дверь, через которую можно было пройти с веранды в гостиную, была широко распахнута, злоумышленник проигнорировал это откровенное приглашение в дом Примов, словно знал, что сидящий во главе стола спиной огромному камину, предмету гордости столовой дома, Джонас Прим видит большую часть гостиной.

Низко пригнувшись, молодой человек миновал веранду и подошел к стеклянной двери библиотеки, бесшумно открыв ее легким касанием. Пройдя внутрь, он направился к двери, ведущей к нижней ступени узкой лестницы, построенной для того, чтобы достопочтенный Джонас Прим мог незаметно проскользнуть из библиотеки в спальню на втором этаже мимо миссис Прим, время от времени собиравшей в гостиной представительниц высшего общества Окдейла. Такая удобная лазейка для склонных к уединению мужей и застенчивых грабителей — о, да!

То, что на лестничной площадке второго этажа, было темно, никак не помешало нашему осведомленному взломщику. Он оставил позади себя манящую роскошь будуара миссис Прим, строгую элегантность спальни Джонаса Прима, хотя там можно было обнаружить забытый бумажник или ценные бумаги, и сразу направился к покоям девицы Абигейл Прим. Или нам стоит использовать более мягкое и в то же время более правдивое слово, чем «девица»? По-моему, стоит, ведь Абигейл было всего девятнадцать и она казалась довольно милой, несмотря на имя.[3]

Туалетный столик Абигейл ломился от искусно сделанных красивейших мелочей из серебра, золота и слоновой кости, но грабитель едва скользнул по ним взглядом, прямиком направившись к маленькому стенному сейфу, аккуратно спрятанному за гобеленом. Как, ну скажите, как можно обращаться с такой беззастенчивой фамильярностью с самыми нежными тайнами девичьей комнаты? Неужели мужчина, пусть даже и представитель изнанки общества, о которой ничего не должна знать ни одна Абигейл, способен так грубо ворваться туда? Тем не менее, весьма уверенно и ни чуть не на ощупь, хотя в комнате было темно, злоумышленник пошел к скрытому сейфу, отодвинул рамку с гобеленом, набрал правильную комбинацию на кодовом замке и тут же открыл круглую дверцу. Без малейшего промедления в его карман отправились скатанные в увесистый рулончик купюры и горсть драгоценностей. Некоторые бумаги, обнаруженные в сейфе, он, не колеблясь, отбросил в сторону за ненадобностью. Потом закрыл дверцу, вернул на место гобелен и повернулся к изящному туалетному столику. Из одного ящичка этого изысканного образчика мебели Шератона[4] вор извлек небольшой покрытый никелем пистолет и сразу положил его во внутренний карман пиджака, но при этом ничего не тронул ни на столике, ни в ящике и даже не попытался посмотреть, что лежит в других отделениях. Подобное знание комнаты наследницы Примов довольно легко объяснялось. Несомненно, парень был учеником водопроводчика, не преминувшем воспользоваться возможностью изучить участок земли, с которого хорошо просматривались эти священные покои.

Но даже самые опытные грабители могут ошибаться, и сейчас, когда, казалось бы, все шло как по маслу, неудачное движение локтем сбило со столика серебряный подсвечник, и он с оглушительным звоном ударился о пол. По спине юноши пробежали холодные мурашки, а перед глазами уже возникли образы прибежавших с первого этажа домочадцев. Звук упавшего подсвечника произвел на натянутые нервы взломщика эффект взрыва динамитной шашки во время службы в молельном доме. Вполне возможно, весь Окдейл слышал это, и уж несомненно то, что все, кто находится внизу, напрягли слух и уже направляются посмотреть, что случилось.

К будуару мисс Прим примыкала ванная комната, а перед дверью, ведущей туда, стояла кретоновая[5] ширма, за которой и спрятался вор, нервно вслушиваясь, не приближается ли враг, но единственным звуком, доносящимся с первого этажа, был грудной смех Джонаса Прима. Безбородый злоумышленник вздохнул с облегчением: звук упавшего подсвечника никого не встревожил.

Колени все еще немного дрожали, когда он пересек комнату, вышел в коридор, спустился по лестнице и вновь оказался в библиотеке. Здесь он чуть помедлил, прислушиваясь к разговору в столовой. Говорила миссис Прим:

— Вот теперь я спокойна за Абигейл. По-моему, она понимает все преимущества брака с мистером Бенамом. И к сестре сегодня утром поехала с радостью. Я уверена, что пара недель общения с ним покажут девочке, что он замечательный человек. И нас, Джонас, можно будет поздравить с тем, что дочь хорошо пристроена как в плане семьи, так и в плане достатка.

Тут заворчал Джонас Прим.

— Сэм Бенам в отцы ей годится, — прорычал он. — Если он ей по душе, пусть, но что-то я сомневаюсь, что Абби мечтает о лысом больном ревматизмом муже. Ты б от нее, пышечка, отстала. Пусть сама себе найдет жениха, своего ровесника.

— Детка еще слишком юна, чтобы решать подобное, — ответила миссис Прим. — Найти ей подходящего мужа моя обязанность. И, Джонас, буду тебе очень благодарна, если ты перестанешь звать меня пышечкой: в моем возрасте и положении это просто смешно.

Но как на это отреагировал мистер Прим, грабитель уже не слышал, т. к. вышел из библиотеки на веранду. Он вновь пересек газон, прячась за редко стоящими деревьями и кустами, перелез через невысокую каменную ограду и скрылся на неосвещенной стороне улицы, примыкающей к владениям Примов с юга. Улицы Окдейла обсажены впечатляющим количеством вязов и кленов, ветви которых смыкаются над дорогами в своды; вот и сейчас, почувствовав дыхание весны, листва почти полностью поглотила свет одиноких уличных фонарей к вящему удовольствию ночных путников, предпочитающих мрак и уединение шумным ярко освещенным местам. Таких людей наберется немного в порядочном и законопослушном Окдейле, но сегодня там оказался по меньшей мере один, и он был действительно благодарен имеющейся возможности пройти на окраину города именно по плохо освещенным улицам.

И вот наконец он стоял на проселочной дороге: голову кружили весенние запахи, весь мир лежал перед ним. Шорохи, раздававшиеся в ночи, казались ему странными и скорее лишь усиливали, а не разнообразили миллионы раз воспетую тишину сельской местности. Знакомые звуки вдруг стали загадочными и чуждыми, и даже низкие басы лягушачьего концерта необъяснимо и пугающе очеловечились. Молодому человеку стало грустно и одиноко. Чтобы кажущаяся уединенность местности не так подавляла, грабитель начал насвистывать какой-то мотивчик, но иллюзия того, что он не один, не пропала: этот чужой новый мир был населен невидимыми и незнакомыми сущностями, грозные очертания которых таились за каждым деревом и кустом.

Он перестал свистеть и начал осторожно передвигаться на цыпочках, боясь привлечь к себе чье-либо внимание. По правде говоря, подобное поведение лишь свидетельствовало о том, кем он был на самом деле — нервным и испуганным преступником, крадущимся по тихой и мирной проселочной дороге в окрестностях Окдейла. Но еще это был и очень одинокий преступник, так сильно мечтавший о человеческом обществе, что с радостью почувствовал бы карающую длань закона на своем плече, явись она во плоти в виде живого окдейлского полицейского.