Подъезжая к перекрестку, я заметил на остановке пригородного автобуса доктора Хейли.
— Вас подвезти?
— Мне только до газетного киоска, — сказал он, усаживаясь рядом. — Я вообще хотел прогуляться пешком, но уж больно жарко.
Нужный доктору квартал находился всего в двух милях отсюда. Я нарочно не спешил, надеясь вытянуть из него что-нибудь стоящее. Сообразив, что Хейли не признал во мне одного из вчерашних полицейских, я не преминул воспользоваться тем, что он считает меня лишь директорским приятелем.
Открытый взгляд и то, как свободно доктор распространялся о злосчастном побеге Мэджи, явно свидетельствовали, что шеф не давал никаких указаний помалкивать. Но, при всей болтливости Хейли, за пять минут немногое узнаешь.
— Досадно все же, что вам не удалось спасти беднягу Кеннеди, — сказал я, когда до ближайших домов оставалось не более сотни ярдов. — Но я слыхал, трепанации вообще редко удаются.
— Трепанации? — удивленно переспросил он.
— Я не шибко силен в ваших названиях. Но, по-моему, когда разбита голова, делают что-то вроде трепанации.
— Да, это так. Но у Кеннеди травма головы была не так опасна, как потеря крови. Ему же перерезали сонную артерию.
— Это где-то на шее?
— Да. Мэджи полоснул скальпелем по горлу.
— Понятно. Значит, когда Кеннеди нашли, он был уже безнадежен?
Я притормозил у киоска.
— Может, вас подождать и отвезти обратно?
— Нет, спасибо, — поблагодарил врач. — Я с удовольствием прогуляюсь.
Через несколько секунд я уже мчался в сторону Мидленда. Время потрачено не зря. Но сегодня больше не хотелось думать ни о Мэджи, Робинсоне, Уилксе, Джонасе Хэтфилде и его подружке из отеля «Мэдисон», ни о шестнадцатом блоке и перерезанном горле Кеннеди, о котором почему-то не удосужился упомянуть доктор Уилкс, я даже не желал ломать голову над тем, почему доктор вдруг резко посмотрел на часы в тот вечер у Эллен. Все это я оставлю на завтра.
Окна моего кабинета выходят на улицу, по которой сейчас медленно тянулся похоронный кортеж судьи Робинсона. За гробом следовала бесконечная вереница черных лимузинов.
Я уже собирался покинуть наблюдательный пост, как вдруг заметил в толпе зевак на противоположном тротуаре Джонаса Хэтфилда. Его широкополая фетровая шляпа резко бросалась в глаза на фоне соломенных канотье. Рядом с ним стояла какая-то женщина. Время от времени Хэтфилд наклонялся и что-то говорил ей. Я мигом выкатился на улицу, но с досадой обнаружил, что придется подождать, пока проедет кортеж.
Евангелист и его спутница неторопливо двинулись по тротуару. Она оказалась значительно моложе, чем я думал: лет тридцати с хвостиком, приятной наружности, живая и бойкая. Короче, одна из тех легкомысленных простушек, с кем нетрудно завести разговор. Осторожно следуя за ними, я услышал голос Хэтфилда.
— Я обедаю с адвокатом. А вы куда? Обратно в отель?
— Да. Так я жду вас к ужину?
Они попрощались, и молодая женщина свернула к Сидер-стрит. Я тут же поспешил в редакцию. Полистав подшивку «Гэзет», быстро нашел объявление евангелиста. Самые последние из них заканчивались фразой: «Мистер Хэтфилд выступает в сопровождении мисс Хэрриет Бентли, сопрано».
Я достал из ящика стола бутылку виски, сунул ее в карман и через пять минут уже входил в холл отеля «Мэдисон». Набрав номер мисс Бентли, я представился и попросил о встрече.
— Конечно, мистер Спенс. Вы можете подняться минут через пять? — В ее голосе звучала едва сдерживаемая радость.
Я вошел в номер, состоящий из гостиной и спальни, и сразу понял, что эти пять минут молодая женщина провела не без пользы: она успела напудриться, подкрасить губы и причесаться. Видимо, евангелист рассказал о нашей встрече, однако мисс Бентли явно не испытывала ко мне недоверия.
— Я так давно мечтала познакомиться с вами, мистер Спенс! А знаете, я родилась здесь, в Мидленде. — И она тут же призналась, что всегда с величайшим азартом следила за успехами нашей футбольной команды. Мисс Бентли помнила даты, результаты матчей, имена игроков, давно улетучившиеся из моей памяти. По ее мнению, нынешние команды «и в подметки не годятся той прежней могучей дружине, которую выводил на поле Джерри Спенс».
— Нечасто встретишь среди женщин такого знатока!
За целый час я так и не успел даже заикнуться о цели своего визита, а потому пригласил ее пообедать. Мисс Бентли с удовольствием согласилась и предложила заказать обед в номер.
В четыре часа я откланялся и ушел, весьма удовлетворенный. Мисс Бентли не пришлось тянуть за язык, и я выяснил все, что хотел.
Войдя в кабинет, я нашел на столе записку, что звонила Эллен Робинсон, и набрал ее номер. Эллен предложила поужинать вместе, сказав, что будет одна, и мы сможем поговорить.
— Невозможно — я немного пьян.
— А не рано?
— Так вышло. Я не мог поступить по-другому.
— Однако по голосу не скажешь, что вы не в себе.
— Да нет, все нормально, просто я хотел вас предупредить.
— Тогда я жду.
— Хорошо, в семь буду. Мне тоже есть что порассказать.
Майлс накрыл на террасе под навесом. Поужинав, мы уселись в кресла друг напротив друга. Солнце медленно опускалось за горизонт. Мы немного помолчали, выжидая удобного момента начать серьезный разговор.
— Что вы хотели мне рассказать? — наконец, спросила Эллен.
— Может, отложим до завтра? Сегодня вы слишком устали.
— Вы обдумали мои слова?
Я ответил не сразу — очень уж не хотелось причинять ей боль.
— Я выяснил… насчет Хэтфилда и вашего отца. Хотите знать, что?
— Разумеется.
— Дело в том, что это не очень украшает вашего отца, Эллен.
— Говорите.
На мгновение я замялся, подбирая слова.
— Хэтфилд приехал в Мидленд в апреле. Он раскинул шатер, собрал приверженцев и уже объявил о предстоящих проповедях, как вдруг сопровождавшая его женщина (она играла на клавесине и пела священные гимны) внезапно куда-то уехала. Хэтфилд не музыкант — у него вообще нет слуха. Евангелист обратился в агентство, и ему прислали замену — Хэрриет Бентли. За два часа он обратил ее в свою веру. Гимны мисс Бентли знала, оставалось лишь освоить тонкости ремесла. Хэтфилд обещал помощнице третью часть доходов, и у нее хватило ума потребовать письменное обязательство.
Уже на первые проповеди пришло множество народу, но сборы несколько разочаровали мисс Бентли. Однако Хэтфилд — не дурак. Он живо объяснил, что ему всегда удавалось завлечь одного-двух богатеев и немного порастрясти их кошельки.
Как-то вечером на одно из этих сборищ зашел ваш отец и присел в глубине шатра. Как он туда попал — неизвестно.
— А я знаю. Это случилось в понедельник. Папе весь день нездоровилось. К вечеру он окончательно извелся и попросил Майлса отвезти его на машине в Роуздейл. Он вышел у кладбища, где похоронена мама, пробыл там примерно полчаса, а потом сказал Майлсу: «Скоро я встречусь с ней». На обратном пути они увидели шатер Хэтфилда. Там пели псалом «К новым берегам». Папа остановил машину и, приказав Майлсу подождать, вошел в шатер. Шофер ждал больше двух часов. Когда отец вышел, его трясло, и он казался измученным. По дороге домой Майлс то и дело слышал, как отец, всхлипывая, бормотал: «Да простит меня Бог!» — Эллен умолкла. На последних словах ее голос сорвался. Но после долгой паузы она продолжила: — Джерри, я готова ко всему, но не могу оставить мысль, что его страх и жажда искупления не имеют под собой реальной почвы. Папа лишь воображал, будто в чем-то виноват.
— Возможно. Я не знаю его тайных побуждений. Мне известно лишь, что случилось в шатре. Хэтфилд проповедовал, то есть грозил слушателям, что они будут жариться в аду, если сию секунду не обратятся к Господу. Вы знаете, как это делается. Обращенные в приливе раскаяния поднимаются на сцену и начинают молиться и каяться во всех смертных грехах. Хэрриет Бентли как раз встречала тех, кто жаждал преклонить колени. Она сразу узнала вашего отца. Пока он бил себя в грудь, женщина успела нацарапать Хэтфилду записку: «Обратите внимание. Старик в рединготе — судья Робинсон, очень богатый и влиятельный человек».
Эллен приглушенно вскрикнула.
— Хэтфилд тут же принялся за вашего отца. Так все и началось. А потом судья стал ходить туда каждый вечер.
— Пока Хэтфилд не перебрался к нам?
— Да. Проповеди прекратились в середине мая. Однако евангелист и не думал уезжать из Мидленда. Ваш отец дал ему денег. Хэрриет Бентли потребовала свою долю. С тех пор Хэтфилд не раз пытался отделаться от нее. Они терпеть не могут друг друга, но ни за что не расстанутся, пока перед носом маячит хоть один доллар.
— Неужели они посмеют требовать деньги, которые папа завещал Хэтфилду?
— Да, и не только это.
— Что вы имеете в виду?
