– Разумеется, вы все рассказали, – согласился Розовски. – Я просто хочу кое-что уточнить. Во-первых, назовите ваш домашний адрес.
– Литани. Дом семь, квартира десять.
Натаниэль знал эту крохотную улочку рядом со старым стадионом. От Литани до синагоги «Ор Хумаш» было минут двадцать ходу.
– Очень хорошо. А теперь вспомните: вы действительно не знаете, где находился Дани неделю назад вечером?
Старуха задумалась, от чего морщины на лбу проступили резче.
– Ну… – она неуверенно пожевала губами. – Я не помню… Кажется… Кажется… Да! – сказала она. – Вспомнила! Когда он вернулся, я спросила: «Где ты был?» И он ответил.
– Что ответил?
– Не помню… – растерянно произнесла она.
– А во сколько он вернулся? – спросил Розовски.
– Откуда?
– Оттуда, где был, – терпеливо пояснил Натаниэль. – Неделю назад вечером. В котором часу он вернулся домой?
– Телевизор, – сказала госпожа Цедек. – Я как раз смотрела телевизор. В одиннадцать.
– Прекрасно. А ушел во сколько?
– С утра. С утра ушел, – обрадовано ответила посетительница. – С самого утра, даже не позавтракал толком.
Розовски вздохнул. Убийство рабби Элиэзера было совершено около десяти вечера. Пеле имел сколько угодно времени, чтобы совершить убийство и кражу. И неважно, что сам Розовски не верил в это. Или что сын убитого тоже считал иначе. Зато полиция верила.
– Как он был одет?
– Как обычно. Джинсы, свитер, кроссовки. А что?
– Когда он вернулся, никакого свертка в его руках не было?
Шломит Цедек помотала головой.
– Я же говорю: сверток он потом нашел, через день. Или через два. Что-то искал и нашел. В пакете.
– Что за пакет? – спросил Натаниэль. – На нем никаких надписей не было? Ну там – реклам, эмблем. Не помните?
Госпожа Цедек уставилась в пол.
– Пакет, – пробормотала она. – Рекламы. Нет… Да! – она резко вскинула голову. – Там были какие-то буквы.
– Вы его выбросили?
– Не помню. Кажется, Дани опять положил свиток в него. Когда унес из дома.
– Вспомните – накануне того дня он ни с кем не встречался? Может быть, кто-нибудь приходил к нему?
Старуха снова замолчала.
– Приходили, – сказала она неуверенно. – Да, приходили… Нет, не приходили. Нет.
– А в его отсутствие? К вам никто не приходил?
– Кто ко мне может прийти? – старуха махнула рукой. – Я бы и сама к себе не ходила. Шутка ли – четвертый этаж без лифта. Идешь – сердце выскакивает. Нету у нас никого родных, никто к нам не ходит.
– Может быть, почтальон? – терпеливо продолжил Розовски. – Или, скажем, медсестра? Врач?
Старуха помотала головой.
– Нет, не приходили… Да! – она надолго замолчала, хмурясь и беззвучно шевеля губами. – Вспомнила. Приходил. Из национального страхования, насчет моего пособия по старости. Заполнил какую-то справку, вроде бы, обещали денег немного добавить.
– Так! – Натаниэль подобрался. – Когда это было? Перед тем, как Дани нашел в своих вещах «Мегилат Эстер»?
– Да, – ответила старуха. – Перед тем. Кажется, перед тем.
– А как выглядел этот, из национального страхования? Можете его описать?
– Ну, как. Высокий, лет сорок. А может, лет пятьдесят. В очках был. Одет прилично.
– Что-нибудь в руках держал? Помните?
– В руках… – госпожа Цедек снова замолчала. – В руках… Кажется, под мышкой у него был сверток. В коричневой бумаге. Небольшой такой сверток, – она развела темные ладони сантиметров на тридцать. – Вот, примерно.
– А когда уходил? Сверток по-прежнему был у него?
– Не знаю, я не заметила.
– Вы оставляли его одного в комнате? Хотя бы ненадолго?
– Не помню, – грустно ответила пожилая дама. – Может, и оставляла. Но не в комнате. В кухне.
Розовски вздохнул.
– С кем ваш сын дружит, с кем проводит свободное время? Или все время один?
– Все время один, – ответила госпожа Шломит. – Иногда ходит в кафе. По-моему, он и тогда ходил в кафе. Да! Он был в кафе, на соседней улице.
– У вашего сына есть адвокат?
– А? Ах, да… – госпожа Цедек полезла в кошелек и вытащила визитную карточку. – Вот, в полиции мне дали этот номер. Сказали, что этот господин будет его защищать в суде. Но я не хочу, чтобы Дани судили! Я хочу, чтобы его отпустили домой, он же не виноват! – она снова всхлипнула. – Я ему позвонила, этому господину. А он начал спрашивать, каким Дани был в детстве, когда его впервые арестовали… Я говорю: «Какая разница, каким он был в детстве? Он у меня и сейчас очень хороший сын, как в детстве, вы его заберите из полиции, ему нельзя больше в тюрьму, у него слабое здоровье». А он спрашивает: «Кто ваш семейный врач?» Зачем ему наш семейный врач? Попросил справку из национального страхования – какое я получаю пособие. При чем тут все это?
Натаниэль забрал у нее карточку, и госпожа Цедек замолчала. На карточке значилось: «Авраам Клайн, адвокат». И номер телефона. Имя было незнакомым. Скорее всего, адвоката назначили – по причине неплатежеспособности подозреваемого.
– Хорошо, – сказал Розовски. – А сейчас позвоню ему, вы пока посидите в приемной, госпожа Цедек. Потом мы с вами решим, что делать дальше, – и крикнул в дверь: – Офра, займись нашей гостьей! Предложи ей кофе и бутерброды.
Натаниэль уже снял трубку и набрал номер. Отозвался бодрый женский голос:
– Приемная адвоката Клайна, добрый день.
– Добрый день. Могу ли я переговорить с господином Клайном?
– По какому вопросу?
– Меня зовут Натаниэль Розовски, я частный детектив. Господин Клайн будет защитником у одного из моих клиентов.
– Минутку.
В трубке послышалась музыка – к вящему раздражению Натаниэля, все тот же «Турецкий марш», который наигрывал его мобильный. К счастью, уже после первых тактов музыка прервалась и мужской голос сообщил:
– Слушаю вас, господин Розовски.
– Вы – адвокат Даниэля Цедека, арестованного по подозрению в убийстве раввина Каплана? У меня есть основания считать, что он не совершал этого преступления.
После короткой паузы адвокат заметил безразличным голосом:
– Полиция полагает иначе. У вас есть доказательства его невиновности?
– Пока нет, – признался Натаниэль. – Я просто…
– Вы просто ищете возможность заработать, – холодно произнес г-н Клайн. – Я вас вполне понимаю. Но вы обратились не по адресу, – и положил трубку.
Натаниэль ругнулся. Было ясно, что адвокат попытается представить дело как непредумышленное убийство. Это максимум. Будет упирать на тяжелое детство и криминальную юность, а также на состояние здоровья матери. Государственный защитник, понятное дело. Поскорее спихнуть и не особенно перетруждаться.
– А если я не прав, – сказал Натаниэль вслух, – заранее прошу прощения, господин Клайн. Но мне почему-то кажется, что я прав…
Он вышел в приемную. Там Офра уже болтала с престарелой посетительницей как с лучшей подругой.
– Госпожа Цедек, – сказал Натаниэль, – к вам завтра с утра заедет мой помощник. Его зовут Алекс.
– Алекс, – повторила старуха, озабоченно нахмурившись.
– Да. Постарайтесь вспомнить все подробности жизни вашего сына в последние дни – скажем, недели за полторы.
– За полторы недели, – повторила госпожа Цедек. Она отставила в сторону чашку с недопитым чаем, которым ее потчевала Офра.
– И вот еще что, – вспомнил Натаниэль. – Если у вас найдется какая-нибудь фотография Даниэля – не очень старая, чтобы он на ней выглядел похоже, – дайте ее моему помощнику. Договорились?
Старуха кивнула и тяжело оперлась на свою устрашающую трость. Офра помогла ей подняться.
– Спасибо, девочка, – поблагодарила та. – Я обязательно познакомлю тебя с сыном. Он очень хороший мальчик, ты ему понравишься.
– Удивительное дело, – заметил Натаниэль, когда они остались одни. – Я всегда полагал, что пожилым женщинам не очень нравятся молодые девушки. Особенно такие красавицы, как ты.
Офра при последних словах подозрительно уставилась на начальника, ожидая подвоха.
– Что ты так смотришь? Ну да, ты самая красивая девушка из всех, кого я знаю, – искренне заявил Розовски. – И тем не менее, старухи в тебе души не чают. Как объяснить этот феномен?
Офра прошлась по приемной походкой манекенщицы, села в кресло, освобожденное госпожой Цедек, и заложила ногу за ногу таким образом, что мини-юбка превратилась в мини-мини-юбку.
Розовски отвел взгляд.
– Означают ли твои слова, что мне в очередной раз задержат зарплату? – осведомилась Офра. – Насколько я помню, комплименты ты начинаешь говорить только в этом случае.
– Вовсе нет, – обиженным тоном произнес Натаниэль. – Я очень надеюсь, что в этом месяце нам повезет. Рабби Давид Каплан, недавно нас посетивший, объяснил, что все наши беды – от испорченной мезузы. В ближайшее время он принесет новую. И все проблемы разрешатся сами собой.
– Хочу надеяться, – сказала Офра. – Между прочим, госпожа Шломит сватала меня своему сыну. Сказала, что я похожа на его первую любовь, та была точно такой же красивой. Говорит, когда ему не удалось на ней жениться, он ни на одну девушку больше даже не посмотрел. «Но ты, говорит, совершенно особенная. От тебя, говорит, он глаз не сможет отвести. Тебя, говорит, он сделает счастливой. А ты сделаешь счастливым его!» – Офра гордо посмотрела на Натаниэля и спросила: – А кто ее сын?
