– Да при чем тут… – снова завел было свою песню инспектор, но Натаниэль его перебил:
– Хватит, Ронен, за кого ты меня принимаешь? Во-первых, вы арестовали Цедека, это понятно. Во-вторых, он не признал себя виновным. И это несмотря на то, что, по твоим словам, его взяли с поличным.
На этот раз инспектор Алон надолго замолчал, так что Розовски несколько раз с удивлением посмотрел на телефонную трубку – уж не отключили ли его?
– Ладно, ты прав, – буркнул инспектор. – Мы арестовали Пеле. Действительно, с поличным – я не преувеличиваю. У него дома был найден «Мегилат Эстер», тот самый, который был похищен из «Ор Хумаш» во время убийства. Нам позвонили, мы приехали…
– Погоди, – сказал Розовски, – ты хочешь сказать, что вас навели на Пеле? И кто же?
– Э-э… Неважно.
– Ты полицейский, ты должен отдавать себе отчет во всех нестыковках! – сердито заметил Натаниэль. – Например – чтобы одолеть такого физически сильного мужчину, каким был рабби Элиэзер, да будет благословенна его память, нужен десяток задохликов вроде Пеле!
Инспектор Ронен Алон в свою очередь разозлился.
– А ты меня не учи! – рявкнул он. – Подумаешь – нестыковки! Это все рассуждения, а улика – материальная, вещественная – у меня! Вот прямо сейчас лежит на столе, передо мной! И у твоего Цедека нет алиби на момент смерти раввина! И вообще: ты только что сказал, что не занимаешься расследованием убийства! Значит, все-таки, занимаешься?
Розовски мгновенно остыл.
– Извини, – сказал он. – Конечно, я не занимаюсь расследованием убийства. Меня интересует только тяжесть улик против Даниэля Цедека.
– Следствие не окончено, – буркнул инспектор, тоже, видимо, остывая.
– И он будет сидеть в течение всего следствия?
– Не знаю. Спроси у судьи. Пока что его арест продлен на семьдесят два часа. Потом будет новое слушание, тогда посмотрим. Возможно, его выпустят под залог. Но вряд ли. Слишком очевидна картина происшедшего. И откровенно выдуманные показания подозреваемого.
– А подробнее нельзя? – спросил Натаниэль.
– Ты же не занимаешься расследованием убийства раввина, – напомнил инспектор.
– Не занимаюсь. Я уже объяснил: оказываю консультативную помощь одному частному лицу. Не заставляй меня называть имя клиента. И вообще: неужели ты не можешь помочь мне заработать пару шекелей? Я хочу к маминому приезду накрыть роскошный стол, пригласить друзей. Тебя, в том числе. Ты же знаешь, у мамы к тебе слабость. Не знаю, почему.
После короткой паузы Алон сказал – правда, тем же недовольным тоном:
– Ладно, спрашивай. Кое-что я могу тебе сообщить. Во всяком случае, то, что публикуется в газетах. Ты же их не читаешь, придется помочь… Так вот, мы получили сигнал: у некоего Даниэля Цедека хранится свиток «Мегилат-Эстер», украденный из синагоги «Ор Хумаш». Проверили – и нашли. Пеле начал нести всякую чушь – дескать, сам не знает, откуда у него взялся свиток. По его словам выходит, будто аккурат в тот день он был сильно озабочен отсутствием денег – на пособие жить трудно, старые друзья отвернулись, а с воровством он завязал. И в собственном шкафу нашел небольшой пакет, а там как раз и оказался неизвестно откуда взявшийся свиток «Мегилат Эстер»! Господь сотворил, видишь ли, чудо, которым Пеле уже решил воспользоваться. Как раз, когда наши ребята к нему пришли, он раздумывал, кому бы продать находку… Вот скажи, Натаниэль, тебе часто попадались в собственном доме чужие вещи сомнительного происхождения?
– Может быть, я не молился с должным старанием, – ответил Розовски. – Да, объяснение странное, признаю. Ну, а вдруг он говорит правду? Вдруг ему этот свиток действительно подбросили?
– Издеваешься? – спросил инспектор презрительным тоном. – Кто ему мог подбросить свиток? Тем более, что он и сам об этом ни слова не говорит.
– И что же теперь? Он признался?
– Пока нет, – неохотно ответил инспектор Алон. – Но ни один суд не попадется на эту удочку: нашел пакете со старыми вещами! Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее. Кроме того, он не может внятно объяснить, где находился во время убийства, – повторил инспектор. – Даже если я соглашусь с тобой, что ему кто-то подкинул «Мегилат Эстер», возникает вопрос: почему именно ему? И тут же появляется дополнительное подозрение: соучастие. Которое, к тому же, учитывает физические особенности Даниэля Цедека. Кроме того, Пеле несколько раз видели в синагоге «Ор Хумаш».
– Рабби Элиэзер помогал ему устроиться после отсидки, – заметил Натаниэль.
– Ну и что? Одно другому не мешает… Ладно, ничего больше я тебе сказать не могу.
– В каком суде будет слушание?
– В окружном. Если тебе нечего делать, можешь туда подъехать. Назначено на шестнадцать-тридцать, через три дня.
– Да нет, делать мне как раз есть что, – сказал Натаниэль. – Спасибо, Ронен. Пока.
Он положил трубку, посмотрел на часы. В ту же минуту в приемной послышались громкие шаги, голос Офры, чей-то невнятный ответ. Затем дверь распахнулась, и на пороге появилась очень старая женщина в темном платье. Темный же головной платок был повязан так, что полностью скрывал лоб. Из-за плеча женщины растерянно выглядывала Офра. Натаниэль успокаивающе махнул секретарше рукой. Бледное до прозрачности морщинистое лицо женщины показалось ему знакомым. Старуха опиралась на палку с изогнутой рукояткой.
– Тебя зовут Натан? – спросила она, переведя дыхание. Голос был скрипучим.
Натаниэль кивнул. Женщина проковыляла вперед, тяжело опустилась в кресло для посетителей.
– Я – Шломит Цедек, – сообщила она. Натаниэль понял, почему ее лицо показалось ему знакомым. Он никогда раньше не видел матери арестованного Пеле, но ее лицо точь-в-точь повторяло черты Даниэля Цедека – такая же непропорционально длинная, «лошадиная» челюсть, такие же высоко поднятые редкие брови, чуть косящие глаза. Разве что морщин у Пеле поменьше. Было, во всяком случае, поменьше. Сейчас-то – кто знает.
– Он не виноват, – сказала Шломит Цедек. – Он бросил эти дела. И он не мог убить раввина Каплана, – скрипучий голос звучал монотонно, только на слове «он» чуть подрагивал. – Вы же когда-то были в полиции, вы его знали. Дани не убийца. А после последнего ареста поклялся мне никогда больше не воровать.
Госпожа Цедек замолчала на мгновение, бросила взгляд детектива и продолжила:
– Ту вещь он действительно нашел в комнате. Это же утром было. Он куда-то собирался – я уже не помню, куда. Вышел из своей комнаты, с этим свитком. Красивым таким, в футляре. Вот, говорит, мама, откуда? А я не знаю, откуда. Никогда не видела. И никогда в его вещи не заглядывала. Я говорила ему: отнеси в синагогу, посоветуйся с раввином. У нас умный раввин, хоть и молодой. Дани пообещал. А тут заявляется полиция. «Ага, – говорят, вот он, свиток!» Даниэлю тут же – наручники. Я спрашиваю: «В чем дело?» Старший говорит: «Твой сын раввина убил и свиток украл»… – ее голос прервался.
Натаниэль привстал, думая, что старуха сейчас расплачется. Но нет, Шломит Цедек только тяжело вздохнула, слабо махнула рукой.
– Я спрашиваю: «Когда же это он убил?» Они отвечают: «Неделю назад». Я говорю: «Не может этого быть, я раввина сегодня утром видела, разговаривала с ним, он через два дома от нас живет». Я-то думала – они о раввине Йосефе говорят, а оказывается, они о другом, о Каплане. Ну вот. Они спрашивают: «Где был Дани позавчера вечером?» А я разве помню? Ну, ходил куда-то. Может, карточки «Тото» заполнял, может, в кофейне сидел со знакомыми, мало ли. Может, работу искал, денег-то не хватает… Они говорят: «Ага, значит, дома его не было?» А я не помню. Говорю: «Был, был дома». «Нет, говорят, ты врешь». Я-то растерялась, сразу не ответила… – она снова замолчала. Потом спросила с робкой надеждой: – Так что, ты его вытащишь из тюрьмы? А то мне идти больше не к кому. Слышала, ты людей из тюрьмы часто вытаскиваешь. И недорого. А?
– Вообще-то мы занимаемся немного другими делами… – Розовски замолчал, раздраженно постукивая пальцами по крышке стола.
Госпожа Шломит Цедек напряженно вслушивалась в мерную дробь. Трудно сказать, что именно она пыталась услышать: то ли сумму гонорара, то ли еще что-то. Вдруг она как-то всполошено вскочила, расстегнула сумочку, вытащила потертый кошелек.
– Вот, – сказала она, – тут двести шекелей. Хватит?
Розовски мягко отстранил протянутые деньги.
– Вы не волнуйтесь, Шломит, – сказал он. – Как раз сейчас я занимаюсь делом вашего сына… По другому поводу, но…
Старуха просияла:
– Мне так и говорили! – воскликнула она. – Говорили, что ты помогаешь людям сам, дай Бог тебе здоровья! Так когда он будет дома?
– Э-э… Он будет дома скоро, – пообещал Натаниэль. – Только прежде вы мне должны кое-что рассказать.
– Но я уже все рассказала! – возразила госпожа Цедек, но отставила палку, на которую уже оперлась, чтобы подняться.
