Но Бридж не нуждался в доказательствах Чарли, а просто предупредил обоих медвежатников, что им лучше и пальцем не трогать мальчика и самим убраться подобру-поздорову на рассвете, когда гроза затихнет и с лучами солнца отступит таинственная опасность.
— А пока мы в этой комнате, сидите у окна, — подвел итог Бридж. — Вы парнишку сегодня уже пытались убить, но второй попытки я вам не дам.
— Ты б сам заглох, ей-же-ей, — воинственно заявил Чарли. — Мы с Генералом останемся там, где мы есть, и тебе придется поверить мне на слово, что мы пока пацана не замаем. И с какого перепугу ты решил, что тут шишку держишь?
— Ты храбришься, — ответил Бридж, — потому что помнишь, что я принципиально не ношу огнестрельного оружия, но твое умозаключение ложно: в этой кромешной тьме ты не заметил, что пистолет Вора у меня и я как раз держу тебя на прицеле.
— Перестань, — посоветовал Генерал другу, и они переместились в противоположный угол комнаты, где немедленно начали ворчать и перешептываться.
Девушка, юноша и Бридж насколько можно терпеливо ожидали рассвета, коротая время за разговорами о событиях ночи и о том, что им делать дальше. Бридж советовал девушке сразу вернуться к отцу, но она решительно отказывалась показываться дома, откровенно ссылаясь на свой страх перед тем, как ее примут друзья, хотя отец, скорее всего, ей поверит.
Юноша умолял Бриджа взять его скитаться с собой, пытаясь разжалобить тем, что мать умерла, а после всех выходок домой лучше не приходить. У Бриджа не хватало душевных сил отказать: мальчик был непреодолимо и необъяснимо очарователен. Со времен странствий с Билли Байрном не видел Бридж человека, которого хотелось бы назвать другом, пока на темной грозовой дороге к югу от Окдейла ему не повстречался Оскалузский Вор.
В Байрне, грубияне, боксере и настоящем МУЖЧИНЕ, Бридж нашел свою физическую и моральную половину: они во всем дополняли друг друга — изящный, сложенный как греческий бог Бридж и грузный мужиковатый Байрн, хотя, даже преображенный женской любовью, боксер за время совместных скитаний так и не перенял культурного лоска товарища, по-прежнему оставаясь беспечным, но благородным бродягой.
В мальчике Бридж увидел равного по интеллекту, но беззащитного физически компаньона. Мужчина не пытался оценить, насколько его привлекает молчаливо признаваемая трусость последнего, он просто знал, что, если бы он был в силах изменить мальчика, он бы его с собой не взял. Обычно он смотрел на боязливых мужчин с крайним презрением, но в случае с Оскалузским Вором эта черта приобретала безыскусный шарм и покоряла Бриджа: юноша так искренне и естественно признавался, что до ужаса боится настоящих и воображаемых опасностей прошедшей ночи.
Бриджу было ясно, что девушка тоже благородного происхождения. Молодые люди, в свою очередь, не могли не понять, что посланный Судьбой попутчик и защитник не просто бродяга, и обращались с ним как с социально равным. И вот медленно тянувшаяся ночь своими удивительными происшествиями полностью сблизила этих троих — вора, сообщницу убийцы и оборванца.
И вот вдруг, когда наступил самый темный и самый тихий предрассветный час, а дождь перешел в противную морось без молний и грома, пленники комнаты были напуганы странными шлепающими шагами на первом этаже. Словно ребенок неуверенно ступал по голым доскам пола. Застыв от страха, все пятеро напряглись, ловя мельчайшие шорохи из черной пустоты, в которой лежал мертвец, перемежающиеся необъяснимыми шажками и глухим позвякиванием из сырого подвала — кошмарная цепь волочилась за безымянным ужасом, преследовавшим их в течение мучительно бесконечной ночи.
Вверх, вверх, вверх — шло оно на первый этаж. Шлепанье прервалось, но позвякивание продолжалось: компания услышала, как цепь ударяется о дверной проем выхода из подвала. Вот цепь проволокли в центр комнаты, а потом мертвенная тишина была прервана громким и пронзительным женским криком.
Бридж вскочил. Не говоря ни слова, отодвинул кровать от двери.
— Что вы делаете? — сдавленно вскрикнула девушка.
— Иду вниз к женщине, — объяснил Бридж и вынул ржавый и скрипучий засов из подгнившего паза.
— Нет! — запротестовала девушка, а за ней вскочил юноша и попытался удержать товарища.
— Пожалуйста, пожалуйста, — молил он, — не оставляй меня.
Девушка подбежала к Бриджу с другой стороны и схватила за рукав.
— Не ходите, — плакала она. — Ради бога, не оставляйте нас здесь.
— Вы же слышали, как кричала женщина, — настаивал Бридж. — Не думаете ли вы, что я смогу остаться в комнате, когда внизу ей грозит, возможно, смертельная опасность?
Вместо ответа девушка еще сильнее вцепилась в него, а юноша упал на пол и схватил за колени, сжав так, что было невозможно освободиться, не причинив вреда державшему.
— Ну, ну, — увещевал Бридж, — пустите же.
— Подождите, — умоляла девушка. — Подождите, пока не убедитесь, что это человеческий голос.
Юноша еще крепче стиснул колени. Бридж почувствовал, как к бедру прижалась мягкая щека, и по необъяснимой причине эта мольба оказалась сильнее причитаний девушки. Постепенно Бридж осознал, что не может оставить беззащитного юношу, даже если дюжине женщин будет угрожать неминуемая гибель. Твердой рукой он вернул засов на место.
— Отцепитесь от меня, — сказал он. — Не уйду я, пока там внизу не позовут членораздельно.
Мальчик поднялся и, дрожа, прижался к мужчине, который невольно приобнял его стройную фигуру. Девушка тоже придвинулась, а медвежатники встали и, молча, замерли у окна. Снизу послышался лязг звеньев, а через несколько минут цепь вновь потащили по полу. Она звенела, но теперь стали слышны и медленные тяжелые шаги крупного мужчины, с трудом передвигающего ноги. Через несколько секунд все затихло.
Минут десять компания прислушивалась, но больше звуки не повторялись. Вдруг девушка глубоко вздохнула, развеяв оцепенение. Бридж скорее почувствовал, чем услышал, что юноша тихонько всхлипывает. Генерал в противоположном углу спальни издал нервный смешок, который немедленно подавил, боясь привлечь внимание к своему присутствию. Второй бродяга возился со шприцем, надеясь, что наркотик успокоит расшалившиеся нервы.
Бридж и молодые люди сидели на краешке кровати и тряслись в предрассветном холоде: они наконец почувствовали, что одежда мокрая, хотя прежде этого не замечали. Юноша закашлялся.
— Ты простыл, — сказал Бридж таким тоном, будто упрекал себя за то, что не уследил за состоянием мальчика. — Мы славное сборище трусишек: сидим здесь, полумертвые от холода, тогда как этажом ниже есть печка, но мы услышали какой-то шумок и теперь не решаемся узнать, что это было, — он поднялся. — Спущусь вниз, разыщу дровишек и разведу огонь, а вы, детки, посушите одежду и согреетесь, а то вам прямая дорога в больницу.
И вновь раздался умоляющий и возражающий хор. Ну почему он не дождется рассвета? Вот-вот поднимется солнце. Им страшно спускаться, но и оставаться здесь без него страшно.
Тут заговорил Дурной Чарли: наркотик начал брать верх над расшатавшейся нервной системой, придавая мужества и даря благостное настроение.
— Топай, — обратился он к Бриджу. — А мы с Генералом приглядим за детишками, правда, браток?
— Конечно, — поддакнул Генерал, — мы уж о них позаботимся.
— Вот что я предлагаю сделать, — сказал Бридж, — оставим детей здесь, а сами втроем спустимся. И они никуда не денутся, и вам, имбецилам, их не достать.
Генерал и Чарли не были уверены, что означает слово «имбецилы», но что-то в тоне Бриджа подсказало им, что ничего хорошего оно не значит; в любом случае, ни за какие коврижки не спустились бы они на первый этаж к мертвецу и ЧУДИЩУ, бродящему по жутким комнатам, и они просто заявили, что с места не двинутся.
Небо постепенно светлело — тьма должна была скоро отступить. Поэтому Бридж удовлетворился тем, что заставил молодых людей быстро ходить туда-сюда, надеясь, что это восстановит кровообращение и хотя бы частично уменьшит опасность простудиться от сырости и холода. Именно так «детишки» скоротали оставшийся отрезок ночи.
Необъяснимые ужасные звуки на первом этаже так и не повторились, рассвет наступил, дав возможность видеть окружающие предметы, и Бридж больше не мог откладывать — озвучил свое окончательное решение спуститься и зажечь огонь в печи на кухне. Молодые люди вызвались его сопровождать. Впервые за ночь они могли рассмотреть лица товарищей. Бридж увидел, что и девочка, и мальчик темноглазы и симпатичны. Возможно, лицо девушки выдавало некоторую слабохарактерность, но она совсем не выглядела человеком, привыкшим общаться с преступниками. Мужчина описал бы ее как милую провинциальную барышню, от скуки деревенской жизни вовлеченную в сомнительное приключение, и мог бы чем угодно поклясться, что девочка совсем не плохая.
