– А-а, больной? Только ввалился. Я еще на лестничной клетке услышал, как ты, Владимир Андреевич, трезвонишь. Ну как ты? Как здоровьечко?
– Средне, Андрюха, средне. Ребрышки поломаны, легкое барахлит, сотрясение мозга. Но я, собственно, не за этим звоню. Я тут всего на минуту смылся из палаты…
– Я понимаю, что не за этим, – майор Шумеев сделал выжидающую паузу.
– Я располагаю важной информацией, которая может тебе пригодиться. Помнишь, я к тебе на днях заходил и мы беседовали о таких двух фирмах подозрительных?
– Помню, как же, как же. У меня с головой все в порядке. О "Евротуре" и, кажется, о доме моды. Мелкие жулики.
Клеймо "мелкие жулики" было излюбленным в лексиконе майора Шумеева. Оно было и ругательством, и наименованием, и междометием. По мнению Шумеева, вся организованная преступность состояла из "мелких жуликов" и никакие сногсшибательные факты, никакие беспрецедентные хищения не могли заставить Шумеева хотя бы один раз оговориться и сказать вместо "мелкие" – "крупные".
– Мелкие-то они мелкие. Но не совсем. Короче говоря, шестнадцатого числа с черного хода дома моды отправляется фура со всяким коллекционным шмотьем. По моим данным, в ней будет припрятано немеряное количество китайских древностей.
– Понял. Во сколько?
– Вот этого я не знаю. Но думаю, что шестнадцатого это все будет паковаться. Наверное, с утра. В крайнем случае посидите немного, покараулите. Информация абсолютно достоверная. Смотрите не провороньте.
– Постараемся. Спасибо. А откуда тебе об этом известно?
– Эх, Андрюха, не будем вести совершенно нетелефонных разговоров. Если вы с ребятами эту контору возьмете с поличным, я тебе обещаю еще кое-каких фактов подкинуть.
– Спасибо, Владимир Андреевич. Неожиданно, конечно, но, думаю, успеем. Может, я к тебе завтра заскочу?
– Рад был бы видеть, но ко мне никого не пускают. – Соврал, не моргнув глазом, Кононов. – Может быть, дня через три… Ну ладно, мне пора. Удачи вам.
– Счастливо, постараемся не оплошать!
Кононов знал, что отдел по борьбе с организованной преступностью умеет работать когда надо. Кононов надеялся, что это тот самый случай. Шумеев не упустит дела и отличится. Кононов верил в него – через голову Булавина он рассчитывал насолить Сапегину и компании. Процесс над Сапегиным и "Евротуром" можно сделать показательным и громким. И только имя Кононова не будет звучать в списке героев. "Ну и ладно", – подумал Кононов, преодолевая третью ступеньку лестницы, ведущей в отделение, где его лечат, о нем заботятся, караулят и называют Сергеем Владимировичем.
***
14 мая, 20.47
Я успел съесть свой ужин-в-постель, а Сережа вернуться со своего ужина-в-столовой, и мы оба развлекались травлей анекдотов, причем я, не скрою, сильно отставал по некоторым усредненным смеховым очкам, в то время как Сережа просто доводил меня до колик, увы, в правом, несчастном боку. Но, как известно – смех лучшее лекарство и я предпочитал смеяться от души, пренебрегая всеми побочными эффектами. Основным же побочным эффектом стало появление незнакомой пожилой медсестры, в которой я поначалу заподозрил строгую надзирательницу, желающую призвать нас к порядку. Ан нет.
– Сергей Владимирович, вас к телефону, – сказал она весьма учтиво.
– Да? И где он? – Повторил я концовку только что услышанного анекдота, что вызвало у Сережи новый приступ гогота.
Сестра нахмурилась.
– В ординаторской у начальницы отделения.
– Кто звонит? – Спросил я, в глубине души надеясь, что речь зайдет о Наташе.
– Какой-то мужчина. Говорит, что он ваш большой друг.
Значит, Пельш. Ну что же, с Пельшом грех не поговорить. Для приличия следовало, однако, повыламываться.
– Да мне, вроде, врач ходить запретил, – протянул я.
– Вставайте, вставайте, Сергей Владимирович. Походить тоже полезно, – упорствовала медсестра.
– Встаю, – сказал я обреченно.
***
14 мая, 21.08
В ординаторской меня ждал Золотарев собственной персоной.
– А телефон? – Спросил я растерянно.
– Я ваш телефон, Владимир Андреевич. Ну не могла же сестра сказать, что вас в ординаторской ждет какой-то следователь из Управления?
– Резонно, – согласился я. – Ну-с, с чем пожаловал, Славик?
– Да хотел пообщаться с вами, как со свидетелем по делу Рубиной-Смолича, – довольно-таки официозно начал Золотарев. Но, заметив на моем лице кислейшую мину, быстро добавил:
– А вообще-то, если говорить честно, мне нужна ваша помощь, Владимир Андреевич.
– Я весь вниманье, мой отважный Лелий, – сказал я, с изумлением ловя себя на том, что становлюсь в типичную позу Гретинского.
Золотарев явно не понял юмора, но, для приличия улыбнувшись, продолжал:
– Начнем с того, что стреляли в вас и Смолича. Вам повезло, Смоличу повезти не могло и он был убит четырьмя прицельными выстрелами в голову и грудь.
Это я уже слышал. Повторение – мать учения, мать его.
– Нет расклада лучше в мире, чем четыре на четыре, – заметил я. – Рубину тоже убили четырьмя выстрелами.
– Да, – кивнул Золотарев. – Далее. Нашлись свидетели, которые видели, что стреляла женщина, полностью совпадающая по описанию с Воробьевой. Но это была не Воробьева.
– Вот как? – Я был приятно удивлен.
– Да. У Воробьевой есть абсолютное алиби. Во время убийства она заправлялась на бензоколонке на Лермонтовской, чему тоже есть немало свидетелей. Но, как вы знаете, Владимир Андреевич, поскольку вы были в ресторане, у Воробьевой есть двойник. Или, по крайней мере, вчера появился.
– Да, отлично поет, кстати, – сказал я, вспоминая вчерашний джаз-вечер.
– Воробьева утверждает, что сама видела свою "сестрицу" первый раз в жизни. При этом, однако, как показывает ресторанная прислуга, она с удовольствием поднялась на эстраду и там совершала вместе со своей новоявленной подругой разного рода непристойные телодвижения.
– Побольше слушайте кого не попадя, лейтенант, – сказал я очень и очень жестко, поскольку его формулировочка уязвила меня до глубины души. – Танцевали они, между прочим, отменно, и, если угодно, эротично, в чем уже лет семь нет ничего криминального и даже аморального. Что же до ее раскомплексованности… Скажите, вы давно были в ресторане?
Золотарев замялся.
– Лет пять назад, – наконец сказал он.
– Ну так вот, я вам напомню. В ресторанах люди пьют, едят и веселятся, для того они и придуманы. А уж кто как веселится – как по мне, совершенно неважно, лишь бы без мордобоя.
– В общем да, конечно, – тяжело, очень тяжело не согласиться со старшим по званию. – То есть вы хотите сказать, что, по вашему мнению, Наташа действительно не знает, кто был ее двойником?
– Едва ли. Я знаю одно – бухгалтер получил свои пули не зря. Более того, учитывая, что в тот же день его машина была взорвана, легко предположить, что убийство является повторным, более удачным покушением на его жизнь со стороны неких мафиозных структур, связанных с туристическим агентством "Евротур". Наемный убийца был наряжен в точности, как Наташа, чтобы сбить следствие с толку.
– Я приблизительно так и думал. Кстати, Владимир Андреевич, простите мне мою навязчивость, но где вы раздобыли такую куртку?
– Купил прошлой осенью на базаре у смешного такого вьетнамца, – этот ответ был заготовлен у меня для всех еще днем. – Понятия не имею, где такие шьют.
– Вы знали о кевларовой подкладке?
– Конечно, ради этого и купил. Ведь в нашей работе без кевлара никак. А ходить по ресторанам в бронежилете, мягко говоря, несподручно.
– Что да то да, – согласился Золотарев.
Вообще-то я ничего против Золотарева не имею. Он неплохой парень и, когда поднаберется опыта, будет, пожалуй, неплохим сыщиком.
– Я так понял, Слава, ты сегодня времени даром не терял. Свидетели там, свидетели сям, Воробьева и все прочее, – сказал я дружелюбно, переводя разговор в другую плоскость.
– Да, Владимир Андреевич. А что делать? Вам хорошо, вы – капитан, вас в Управлении все знают и любят, а мне еще ого-го сколько работать надо…
После такого признания Золотарев стал мне по-настоящему симпатичен.
– Да, работать надо, – согласился я. – Но я тебе, Слава, хочу дать один дружеский совет: не возись с делом Смолича. Дело дохлое. Абсолютно. Но послушай кое-что другое…
***
15 мая, 9.37
От завтрака Кононов отказался, зная, что может потребить его в любой момент. В этом смысле порядки в больнице отличались либерализмом. Он чувствовал, что сегодняшний день принесет ему успокоение. Он знал, что неприятных сюрпризов больше не должно быть. В одну воронку снаряд дважды не попадает. Он вспомнил о Елизавете Михайловне, которая, как всегда, оказалась права со своими мрачными предчувствиями. К счастью, права не до той степени, как могло бы быть. "Нужно ей позвонить, что ли, а то волнуется, старушка".
Дверь в палату распахнулась и на пороге возникла Наташа. Кононов, небритый, опухший и несчастный, сделал ей знак рукой, больше всего опасаясь, чтобы она ненароком не назвала его Володенькой. Сережа, оторвавшись от бульварной газетенки с полуголыми феминами и светскими сплетнями из мира звезд, смотрел на вошедшую во все глаза.
