— Не твое дело. Давай выходи и делай что тебе сказано.
Я вышла из машины и подошла к веревке с бельем. Дверь дачного домика была открыта. На соседнем участке, огороженном реденьким забором, одинокая бабулька копала огород, не обращая на меня внимания. Как только я подошла к веревке с бельем, бабулька подняла голову и подозрительно посмотрела на меня.
— Девушка, вы кого ищете?
Не ответив, я моментально стащила с веревки мужские шорты, футболку и мужские трусы. Бабка всплеснула руками и громко заголосила:
— Люди добрые! Воруют!!! Средь бела дня воруют!
Дачники тут же выбежали на ее крик. Я быстро села за руль и нажала на газ.
— Ты что, по-нормальному не могла все сделать? — услышала я за своей спиной, как только машина отъехала.
— По-нормальному — это как?
— Без шума.
— Без шума бы не получилось. Там бабка в огороде копалась. Вы сами знаете, какие они дотошные. Я же говорила, у меня опыта мало. Надо было вам это сделать самому.
Парень переоделся и сел на заднее сиденье.
— Молодец. Даже трусы прихватила.
— Я это сделала не ради вашей похвалы, а просто подумала, что без трусов вам будет неуютно.
— Правильно подумала, и размерчик мой. А то мне эти тюремные уже поперек горла встали.
— Мы уже проехали дачный поселок. Вы решили, где хотите выйти?
— Послушай, подружка, надо найти свободную дачу и там заночевать.
Я побледнела.
— Прошу прощения, но вам не кажется, что я и так сделала для вас слишком много?
— Ты еще ничего для меня не сделала.
— Я вывезла вас из тюрьмы. Я нашла для вас одежду. По-вашему, это ничего? Я не могу с вами ночевать, поймите меня правильно. Мне нужно домой. Вы и сами можете неплохо устроиться.
— Я же сказал, что отпущу тебя только тогда, когда посчитаю нужным. Тем более что я еще не решил, нужен мне лишний свидетель или нет.
— Это как понять?
— Может быть, мне вообще вздумается прострелить твою голову.
— И это после того, что я для вас сделала?! Это же каким надо быть неблагодарным! Если бы я только знала, что дело закончится именно этим, я бы вообще никуда вас не повезла.
— Куда ты бы делась!
— Вы так считаете?
— Давай рули, хорош болтать как трещотка. У меня от тебя уже голова разболелась.
Я резко остановила машину и открыла дверцу. Кругом сосновый бор.
— Ты че?!
— Ниче!
Я вышла из машины и пошла по дороге.
— А ну-ка, садись за руль!
— Сам садись за свой руль. Неблагодарный придурок!
Раздался выстрел, и я почувствовала резкую боль в правой руке.
Остановившись, я с ужасом увидела, что из нее тоненькой струйкой потекла кровь.
— Я же сказал, стреляю без предупреждения. Ты что, овца, думала, с тобой тут шутки шутят! Быстро садись в машину!
Он стоял рядом с моим «Фордом» и держал пистолет. Я внимательно посмотрела на него и поняла, что он действительно может меня убить. Ему было около тридцати. Он был небрит. Если его побрить, он будет выглядеть значительно моложе. Его лицо казалось усталым и жестоким.
— Ты прострелил мне руку, — прошептала я.
— Садись в машину, а то мне придется прострелить тебе ногу.
Я взялась за простреленную руку и почувствовала, как закружилась голова. Меня затошнило.
— Я не смогу вести машину, — сказала я.
— Тогда садись на заднее сиденье.
— Мне нужно в больницу.
Он подошел ко мне и осмотрел руку. Странно, когда я увидела его в первый раз, он показался мне совсем молодым парнем, а теперь рядом со мной стоял мужчина со злыми глазами.
— Пуля прошла насквозь. У тебя есть аптечка?
— В бардачке.
Я подошла к машине и достала аптечку.
— Забудь про больницу. Я же тебе сказал, что пуля прошла насквозь. Даже если бы она застряла, я бы смог без труда достать ее чем-нибудь острым.
— Так можно и заражение крови заработать.
— Не заработаешь. Я в тюрьме многому научился, а главное — выжить. Зэки ведь что только ни вытворяют, чтобы в тюремный лазарет попасть. Мне пришлось некоторых с того света вытаскивать.
Мужчина взял спирт, вату, бинт и начал обрабатывать рану. Я почти упала на заднее сиденье, сморщившись от дикой боли.
Перед глазами поплыло, в ушах появился какой-то странный гул.
Почувствовав запах нашатыря, я открыла глаза и чуть не заплакала от ужасной реальности. Рядом со мной на корточках сидел зэк и бил меня по щекам.
— Ну что, пришла в себя?
— Пришла.
— Что-то ты какая-то слабая.
— Наверное, оттого, что в меня не каждый день стреляют.
— Делай, что я тебе говорю, и никто не будет в тебя стрелять.
Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Зэк сел за руль и завел мотор.
— Хорошая у тебя машинка. Я уже четыре года за рулем не сидел.
Отвык.
— Надеюсь, моя машина не пострадает.
— Думаю, нет. Кстати, это тебе муж подарил такую тачку?
— Брат.
— Хороший у тебя брат.
— Никто и не спорит.
— Кто он у тебя?
— Слесарь на заводе, — съязвила я.
— Я бы на твоем месте не стал грубить, а то можешь схлопотать вторую пулю.
Я уставилась в окно и замолчала. Одному богу было известно, куда мы едем. Скоро начнет темнеть. Кругом лес, лишь изредка встречаются маленькие деревеньки. Это же надо было так вляпаться! Я нисколько не сомневалась, что этот придурок может меня убить. Конечно, может! И, скорее всего, убьет. Он же сам сказал, что ему не нужны лишние свидетели. Правда, перед этим он обещал несколько раз меня изнасиловать. Лучше сдохнуть, чем быть изнасилованной этим неотесанным мужланом. Славка, наверное, уже названивает мне домой и даже представить себе не может, в какое дерьмо я попала. А может, он просто забыл про меня и наслаждается в объятиях ослепительной Марты. Я заплакала.
— Ты что ревешь?! Рука, что ли, так болит? — спросил зэк.
— Болит.
— Ты же выпила обезболивающее.
— Не помогает. Я тебя очень прошу, будь человеком, отвези меня в ближайшую больницу и уезжай на все четыре стороны. Зачем я тебе? Если хочешь, возьми мою машину. Она мне больше не нужна. Я не буду заявлять об угоне. Считай, я тебе ее подарила. Оставь меня в больнице. Мне там окажут первую помощь. Я позвоню брату, он приедет и заберет меня.
— Я же тебе сказал, забудь про больницу!
— Зачем я тебе?
— Вдруг меня менты остановят?! Меня же уже ищут. Я тебя как ширму держать должен.
— Ты хочешь сказать, что я заложница?
— Понимай как хочешь.
— Но ведь у тебя есть какая-нибудь цель? Ты когда сбегал, о чем думал? Ты же сам сказал, у тебя много денег. Так купи себе новые документы, сделай пластическую операцию и сваливай за бугор.
Не хочешь за бугор, ляг на дно в Москве. Там тебя вообще никто не найдет. Здесь тебе оставаться опасно. Питерский уголовный розыск самый квалифицированный. Тебя в два счета найдут.
— Что-то до сих пор не нашли.
— Найдут, можешь не сомневаться. Если, конечно, ты какой-нибудь крутой, то тебе нечего бояться. За деньги можно купить даже свободу. Правда, говорят, что некоторые менты продались криминальным структурам. Это называется взаимное сотрудничество, проще говоря, братство. Ты, вообще, кто?
— Слесарь на заводе, — засмеялся зэк. Дальше мы ехали молча.
Зэк посматривал на мое отражение в зеркале и о чем-то думал.
— Я есть хочу, — жалобно произнесла я.
— Я тоже.
— Где мы будем ужинать?
— Сейчас поймаем какую-нибудь беспризорную собаку, возьмем в деревне котелок и сварим.
Меня опять затошнило, и закружилась голова.
— Я собак не ем.
— А зря. Кстати, очень вкусное мясо, а бульон любого туберкулезника может вылечить.
— Нет уж, спасибо. Кушайте сами.
— Ты что, и вправду никогда не ела собак?
— Нет, боже упаси.
Мы доехали до ближайшей деревни и остановились у одинокого покосившегося домика, вросшего в землю.
— У тебя деньги есть?
— Есть.
— Давай. Пожрать что-нибудь купим.
— Ты же сказал, что только собаками питаешься…
— Заткнись и слушай меня внимательно. Сейчас я позову хозяев и куплю у них поесть, потом найдем какой-нибудь заброшенный дом и заночуем. Если вздумаешь закричать или позвать на помощь, стреляю без предупреждения. В том, что с тобой никто не шутит, ты уже убедилась. Только учти, следующий выстрел будет последним. Перевязывать тебя больше не придется. Усекла?
— Усекла.
Зэк открыл окно и посигналил.
— Эй, люди добрые! Есть кто-нибудь?
Из дома вышла сгорбленная старушка и прищурилась, чтобы нас разглядеть. Она была такой старой, что я дала бы ей лет сто, не меньше. Ее руки тряслись, а лицо было изъедено морщинами.
— Здравствуй, мать! Собери что-нибудь поесть. Мы тебе денег дадим.
Старушка заморгала и опять прищурилась.
— Мать, ты слышишь?
— Слышу-слышу, не глухая. У меня, кроме картошки и хлеба, ничего нет.
