но Вера решила рожать. Она говорила всем, кто готов был слушать, что это лучшее решение, которое она когда-либо приняла: ее жизнь началась с появлением Флоренс. Хотя, надо сказать, во время беременности она обрела веру в Бога, так что, возможно, не обошлось и без его участия.
Какая-то женщина на работе рассказала Вере о церкви, которая помогла ее двоюродной сестре, тоже матери-одиночке. Вера шла туда, смутно надеясь получить бесплатную упаковку подгузников, а в итоге стала членом общины.
С самого детства Вере говорили: утихомирься, успокойся, остынь. Здесь же ее энтузиазм наконец нашел себе применение. Так ей сказал пастор Даг. Он убедил ее и в том, что ребенок, которого она носит, не грех, а драгоценный дар божий.
Флоренс знала, что не все прихожане считают ее мать такой уж набожной, какой она себя изображает. Вера никогда не скрывала, что некоторые отрывки из Библии кажутся ей сомнительными (например, мысль о том, что кроткие могут что-то наследовать), и ей удавалось внести раздор в любой комитет, в который она вступала. Но ее недоброжелатели были бы весьма удивлены, узнав, сколь на самом деле сильна ее вера, при том что о формальных вещах Вера особо не заботилась. Прежде всего, она была глубоко убеждена, что Бог приготовил для ее ребенка нечто особенное.
С детства Флоренс регулярно, как сказку на ночь, слышала об этом замысле Творца. Она приняла его, как привыкла принимать от матери все, – смирно и без вопросов. Скептицизм – рискованное дело для детей из неполных семей.
В Бога Флоренс перестала верить еще в старших классах, но по-прежнему считала, что ее ждет великое будущее. Эта мысль слишком глубоко укоренилась в ее сознании. Отказаться от нее было бы все равно что перестать быть блондинкой или полюбить горчицу.
Проблема заключалась в том, что Флоренс и Вера совершенно по-разному представляли себе «великое будущее». Для Веры это была всего лишь лучшая версия привычной жизни, так что, по сути, в своих ожиданиях она не переходила пределов собственного воображения. Бог даст Флоренс хорошую работу и хорошего мужа. А Флоренс, в свою очередь, сможет подарить матери квартиру.
Но в дочери слово «великое» пробудило что-то дикое и незнакомое – что-то неподвластное Вере. Жизненные горизонты Флоренс оказались значительно шире.
Благодаря чтению книг, а читала Флоренс запоем, она впервые почувствовала, что ей тесно в узком мирке матери. Она вдруг поняла, что работа в какой-нибудь компании в Тампе или Джексонвилле – не предел мечтаний.
Флоренс часто ходила в библиотеку в поисках книг о жизни, непохожей на ее собственную. Ее увлекали истории о ярких женщинах с трагической судьбой вроде Анны Карениной и Изабель Арчер. Вскоре, однако, ее внимание переключилось с женщин-персонажей на женщин-писательниц. Она проглатывала дневники Сильвии Плат и Вирджинии Вулф, судьба которых была куда более трагичной, чем любой из их героинь.
Но, без сомнения, настольной книгой Флоренс был сборник статей Джоан Дидион «И побрели в Вифлеем». Надо признать, что большую часть времени она не столько читала, сколько разглядывала фотографии Джоан в темных очках, сидящей в шевроле-корвет, но урок был усвоен. Все, что ей нужно сделать, – это стать писательницей, и ее отчужденность волшебным образом превратится в свидетельство ее гениальности, а не источник стыда.
Заглядывая в будущее, она представляла себя за красивым столом у окна, пишущей очередную выдающуюся книгу. Ей никогда не удавалось разглядеть слова на экране, но она знала, что они гениальны и раз и навсегда докажут, что она особенная. Имя Флоренс Дэрроу будет известно всем.
Ну и кто откажется от такого ради квартиры?
5
«Форрестер Букс» занимало два этажа офисного здания на Гудзон-стрит в центре Манхэттена. Оно не входило в число крупнейших издательств Нью-Йорка, но в своей нише имело неплохую репутацию, в чем и находили утешение его сотрудники. Во время собеседования ведущий редактор сказал Флоренс, что они не издают «коммерческую литературу», – так, будто это был эвфемизм для детской порнографии. (Ходили слухи, что тот же самый редактор отклонил «Миссисипский фокстрот», когда получил рукопись, но это так и не подтвердилось.)
Утром в понедельник после корпоратива, проходя по офисному вестибюлю, Флоренс была начеку. В привычных действиях – приложить пропуск, кивнуть охраннику – появилась некая театральность. Она поискала глазами Саймона в толпе, ожидавшей лифта, но его там не оказалось.
Ее рабочее место находилось на тринадцатом этаже, где на общем пространстве теснились принтеры, шкафы для бумаг и столы коллег. Кабинеты редакторов располагались по периметру, загораживая дневной свет. Пока она ждала, когда проснется компьютер, ее
