Анни, и носила так и не родившегося ребенка – совсем как Анни.
Комиссар проснулся в холодном поту, настолько реальным все это ощущалось. Она была как живая, но разве она не была таковой на самом деле? Проснувшись, Гренс долго бродил по огромной квартире, в которой жил один, из комнаты в комнату. Что он здесь делал? Все казалось ему чужим. Он вышел на балкон, но на этот раз и там не нашел покоя. Когда на крышах заиграли первые лучи солнца, Гренс спустился на Свеавеген и зашагал по безлюдным улицам к зданию полиции на Бергсгатан. И там, на вельветовом диване, впал наконец в глубокий сон. Совсем ненадолго, но, когда по гулким коридорам разнеслись шаги первых ранних пташек, он чувствовал себя вполне отдохнувшим и полным сил.
Завтрак он, как всегда, доставил себе сам из автоматов возле комнаты отдыха. Два черных кофе в пластиковых чашках и бутерброды с ветчиной и сыром в пластиковых упаковках. Гренсу требовалось подготовиться к следующему звонку, который так отличался от тех, которые он сделал вчера вечером.
– Да?
– Доброе утро… Мы с вами не знакомы, но встречались один раз.
– Кто вы?
– Мы сидели на одной скамейке несколько дней назад… перед белым крестом на кладбище, помните?
Зависла пауза. Ее дыхание – Гренс скорее чувствовал его, чем слышал. А когда ее голос вернулся в трубку, он был совсем тихим и осторожным.
– На одной скамейке?
– Да.
– Так это вы?
– Да.
– И чего вы хотите?.. Как вы вообще узнали, кто я… Мой номер?..
– Из материалов полицейского расследования о пропаже девочки на парковке. Которое, возможно, будет возобновлено.
– Но… я не просила об этом.
– Я знаю.
– Это никогда не афишировалось… Что-то не так с тайной предварительного следствия?
– Я…
Гренс осекся, не зная, что говорить дальше, и обрадовался, когда она поспешила к нему на помощь.
– Так вы полицейский?
– Комиссар криминальной полиции.
– И не сказали об этом?
– На кладбище я был как частное лицо.
Женщина опять замолчала. Надолго – Гренс уже думал, что она повесила трубку.
– Алло, вы…
– Я здесь. И спрашиваю, чего вы хотите?
Теперь настала очередь Гренса молчать. Обычно у него хорошо получалось разговорить человека. Но этот случай был не совсем обычный, потому что расследования как такового не существовало.
– В общем, я хотел бы встретиться с вами еще раз. На кладбище, если можно.
– Романтика.
Гренс представил себе, как она усмехнулась.
– Это связано с моей работой, не более того.
– То есть допрос? На кладбище?
– Вы даже не представляете себе, как много места занимает смерть в моей работе. Я всего лишь хотел показать вам несколько фотографий. И минимум формальностей, никаких бумаг и протоколов.
Женщина как будто сомневалась, он чувствовал ее осторожное дыхание. Незнакомый мужчина предлагал ей встретиться на кладбище – очень может быть, что на ее месте Гренс повел бы себя так же.
– Когда? – послышался уже более уверенный голос.
– Прямо сейчас, если вам удобно.
– Хорошо. Заеду на кладбище по дороге на работу. Через час вас устроит, комиссар?
Спустя час, минута в минуту, Гренс сидел на парковой скамейке перед участком 603, квадрат 198. Он уже побывал на могиле Анни – полил цветы из лейки, убрал напа́давшие листья, вырвал сорняки. Но сегодня он приехал сюда не к Анни, а ради той девочки, чей пустой гроб покоился в могиле несколькими рядами в стороне, и еще ради одной, такой же маленькой, которая будет похоронена здесь через несколько часов.
Прошло десять минут, он все так же сидел один. Она опаздывала. Гренс встал, принялся ходить между крестами и могильными памятниками. Иногда останавливался, чтобы посмотреть даты, подсчитать, сколько прожил человек, и повздыхать. Одним был отпущен долгий срок, другим совсем короткий, и это казалось комиссару вопиюще несправедливым.
Он вспомнил своего отца, которого видел всего несколько раз в жизни, но за могилой которого, тем не менее, ухаживал. Там был красивый памятник, черная гранитная глыба с высеченными на ней золотыми буквами.
Мать Гренса покоилась на другом кладбище, в другой части города. Жена здесь. Дочь – чуть в стороне, в мемориальной роще.
Что останется от человека, если уничтожить следы всех контактов с другими людьми? Что объединит разрозненные стороны личности в одно целое?
Этого Гренс пока не знал. Совсем недавно он пытался смириться с тем, что, по его мнению, шло не так. Найти в себе новые силы, подняться. И не ради того, чтобы жить как раньше. Вернуться назад, но чуть изменившимся. Потому что измениться – иногда единственный выход.
– Я опоздала, простите.
Женщина оказалась ростом выше, чем он запомнил. Короткие черные волосы собраны в два «хвостика», и взгляд все такой же уверенный – такие глаза не отводят ни перед чем.
– Спасибо, что пришли. Присядем?
Гренс показал на не совсем устойчивую парковую скамейку, и они опустились на вчерашние места, как будто успели к ним привыкнуть.
– Вы говорили о каких-то фотографиях, – напомнила женщина.
И никаких «вежливых фраз». Гренс должен был возблагодарить ее, хотя бы мысленно, поскольку терпеть не мог пустой болтовни. Но вместо этого почувствовал себя слегка разочарованным.
– Вы – ее мать, Альвы, я имею в виду. Вы ведь так ее называете?
– Да, Альва.
– Я не спрашиваю ни о ее отце, ни о других родственниках. Меня не интересует, почему вы одна. Но именно поэтому вы единственная, к кому я могу обратиться. Вы были ее вселенной. Вы знаете, как она выглядела. Вам известно больше, чем кому бы то ни было.
Гренс достал из внутреннего кармана пиджака смятый конверт и расправил его, насколько такое было возможно, на деревянных планках сиденья. Вытащил кипу фотографий и протянул женщине.
– В тот же день, когда вы потеряли свою дочь на парковке, в полицию поступило заявление о пропаже еще одной четырехлетней девочки, которая также никогда не вернулась к родителям.
Верхней оказалась студийная фотография – вымученная улыбка, неуклюжие декорации.
– Кто она?
– Линнея. Пропала спустя несколько часов после Альвы, в нескольких километрах от вашей парковки. Вы никогда ее раньше не видели?
– Очень может быть.
– Может быть?
– Не уверена, но как будто из объявлений о розыске. Думаю, одно из них лежало в моем почтовом ящике, именно с этим фото. Я запомнила его, потому что и сама…
Отчаянный вопль о помощи родителей Линнеи. Похоже, его и в самом деле услышали все в этом городе.
– А в жизни видеть ее не приходилось?
– Нет.
Следующий снимок был копией того, что в позолоченной рамке стоял в детской, которую Линнея все еще делила с братом. Ребенок смеялся в камеру, всем
