откладывать, что кое-кто уже сидит за столом и умирает от нетерпения. — Глядя на Валета и Цыгана, он
засмеялся и последовал их примеру.
Пока Альбина перед зеркалом приводила свою прическу в порядок, Лесник, наклонившись над столом, полушепотом спросил Валета:
— Как там у нас дома?
— Все в норме, — успокоил тот его.
Когда к ним подсела Альбина, они продолжили гулянку, которая вечером началась в ресторане. По мере
необходимости Альбина доставала из холодильника и ставила на стол или закуску, или спиртное, отчего беседа
становилась более оживленной и по-семейному дружеской.
— Чего парни к вам прицепились? — запоздало поинтересовался Валет.
— Увидели на бабе камушки, решили попользоваться, — беспечно ответил Лесник, перегорев злобой, а
поэтому о прошедшем говорил спокойно, как будто его не касавшемся.
— Вот какая молодежь пошла: ты гамбалишь, рискуешь, под вышку себя подводишь, а такая шантрапа тебя
доит, — заметил Валет недовольно.
— Такое поле деятельности есть: банки, кассы, магазины, а они крестьян стригут. Я бы таким шустрякам ноги
наизнанку выворачивал, — решительно заявил Лесник. Можно было не сомневаться, что если бы он не боялся
ответственности перед законом, то сегодняшним его обидчикам не пришлось бы ходить, а прыгать, как лягушкам.
— Давайте до утра немного вздремнем, — неожиданно предложил он.
— Спать не пахать, я всегда согласен, — позевывая, поддержал его Цыган.
Что принесет клиентам номера гостиницы новый день? На этот вопрос никто из них определенно ответить не
мог, а отдался в руки господину случаю. Одна категория людей, привыкнув к определенным условиям жизни, попав в другую среду, не может адаптироваться, приспособиться и чаще всего в конечном итоге погибает. Таких
в жизни меньшинство. Остальная половина людей, попав в непривычные для себя условия жизни, другую среду, неожиданно для себя открывает, что они в борьбе за жизнь постигли не только необходимое, дающее
возможность жить, но и превзошли в успехе выживания многих из тех, для которых эта среда была обычной.
Миллионы людей прошли через тюрьмы и лагеря, где условия содержания не шли, безусловно, ни в какое
сравнение с жизнью на свободе, но лишь единицы из них предпочитали смерть, чем неизбежную и необходимую
зековскую школу воспитания.
Цыган, Лесник и Валет несколько раз подвергались такому «воспитанию», и сейчас вроде бы, будучи
напуганы, должны избежать возможных осложнений завтрашнего дня, но «школа воспитания» научила их более
весомо и реально оценивать события и ориентироваться как во времени, так и в принимаемых решениях.
Лесник с Альбиной и друзьями отдыхал в Сочи столько, сколько посчитал для себя необходимым, постоянно
был начеку, готов к неожиданной мести грабителей, но, к счастью, больше в отношении его и друзей подобных
проявлений до самого отъезда из города не было.
Глава 75
Когда Виктор с Альбиной возвратились домой из Сочи, то там его ждал приятный сюрприз. Корвин Фостер, сдержав данное ему слово, переслал ценной заказной бандеролью документы на купленный им дом на имя
Гончарова-Шмакова Виктора Степановича и договор о сдаче дома в аренду сроком на один год. На покупку дома
Фостер потратил четыреста пятьдесят тысяч долларов.
Лесник вместе с Альбиной отличались от своих домочадцев бронзовым загаром кожи и выглядели перед
ними, как индейцы перед бледнолицыми.
После нескольких дней торжеств жизнь потекла по прежнему, давно устоявшемуся руслу. Неожиданно для
всей многочисленной семьи Бороды вечером к ним в гости приехал Остап Харитонович с неизменным своим
спутником Угрюмым. После обмена рукопожатиями с семейством Бороды, включая и его внуков, Лапа, подойдя к
Леснику, обняв его, прижав к своей груди, похлопал ладонями обеих рук по спине и поздравил:
— С возвращением тебя, чертяка. Был твой тесть, — кивнул он головой на Бороду, — у меня дома, передал
твои подарки, за которые спасибо, сказал, что у тебя в Америке все было чин чином, но я не утерпел и вот теперь
приехал сам с тобой поговорить.
Полина Геннадиевна и Альбина, зная, какое место Лапа занимает в жизни Виктора, без напоминания и
подсказки мужчин удалились на кухню, где общими усилиями стали готовить достойный гостей ужин. Стол они
готовили в зале, рассчитывая на долгую гулянку, так как при встрече Лапа поставил их в известность, что
приехал с ночевкой. Ужин сопровождался обильным распитием спиртных напитков, на распитие которых
Угрюмый от Лапы тоже получил разрешение.
В беседе за столом Угрюмый практически не принимал участия, а только слушал, ел и пил. Будучи от
природы неразговорчивым, с отталкивающим внешним видом, так и не нашедший для себя подругу в жизни, за
что получил кличку Угрюмый, он ограничивал свое участие в беседе за столом односложными ответами на
задаваемые ему вопросы, довольный, что у него так «фартово» сложилась жизнь.
Он и его бригада сторожей на малом предприятии фактически не работали, имели много свободного
времени, которое использовали в свое удовольствие, кто как умел. Он находился под надежной крышей, неплохо
зарабатывал, притом его заработок постоянно повышался с девальвацией рубля. За отдельно выполняемые
дополнительные поручения Лапы он с друзьями получал от него дополнительную «подпитку».
Вот и сегодня он вдоволь наелся и напился за чужой счет и смотрит по видеомагнитофону передачу, в
которой разворачивается остросюжетная детективная история. Его самолюбие нисколько не было задето, что
пахан после ужина не пригласил его участвовать в беседе с Лесником и Бородой. Для него вполне было
достаточно той информации о поездке Лесника в Америку, которую он услышал за столом. Он понял, что у его
шефов дела идут в гору, а, значит, за свое будущее ему в ближайшие годы нечего беспокоиться. Вот и сейчас
Полина Геннадиевна приготовила ему белоснежную постель в спальне, но перед сном почему не посмотреть
боевик вместе с сыновьями Лесника, которые не отрывали своих глаз от экрана «видика».
Уйдя на веранду, Борода, Лесник и Лапа продолжили свою беседу, начатую за ужином. Выслушав от Лесника
то, что нельзя было говорить за столом при всех, и, услышав, что Молох передал ему привет и приглашает его в
гости, Лапа поблагодарил заочно своего заокеанского друга за приглашение, поинтересовался у Лесника:
— Что ты теперь намерен делать, как думаешь дальше жить?
— Вновь говорить, как у нас удачно провернулась операция с картинами, я думаю, тебе не стоит?
— Конечно! Я еще не совсем выжил из ума, — пошутил Лапа.
— Теперь мы с Душманом решили вплотную заняться скупкой ценных картин и поступать с ними так, как с
ранее проданными. На первых порах мы решили попытаться выкупить картины и Будду у Церлюкевича. Больше у
него ничего путевого для нас нет.
— Ты же сам говорил, что Церлюкевич не только ценитель, но и большой знаток картин, что менее как за
один миллион долларов он их продавать не будет, — напомнил ему Лапа.
— В крайнем случае мы ему дадим требуемую им сумму, навар все равно будет не менее ста процентов.
— А вдруг картины окажутся фуфловые? — заронил сомнение Лапа.
— Без заключения специалиста, которого мы будем за свои бабки привлекать для определения подлинности
полотен или предметов, мы ни одной вещи не будем покупать, дураки перевелись, — объяснил Лапе Лесник.
— Я вижу, вы с Душманом кинулись в коммерцию. Хорошее дело, но рискованное. Вдруг вас на границе
засекут и разуют?
— Риск, конечно, есть, и большой, но он оправданный, — заметил Лесник.
— Ты прав, без риска мы не смогли бы достичь того, что у нас сейчас есть, — поддержал его Лапа.
Лесник вспомнил, как Лапе пришлось долго добиваться его согласия на «выступление» в Америке. Сейчас он
был уже благодарен Лапе за его совет вскрыть сейф на Западе и за то, что тот настоял на своем желании, добившись от него согласия.
— ...Работу себе вы подыскали непыльную и денежную, здесь спорить не приходится, но как вы докажете, что
деньги, потраченные вами на антиквариат, заработаны честным путем, как объясните это в декларации? — задал
каверзный вопрос Лапа.
— Прибылью с малого предприятия, — нашелся с ответом Лесник.
— А если в эту сумму вы не уложитесь, тогда как?
— Не знаю, еще не думал над такой задачей и не решал, — признался Лесник.
— А ты чего скажешь, чего молчишь?
— Мне теперь шибко думать нечего. У нас в семье есть кому думать, кроме меня, — впервые признал Борода
верховенство Лесника над собой.
