разобрать.
– Я первый. – Он стрельнул в нее глазами и скрылся за занавеской.
– Сколько ему лет? – спросила Лиза.
– Двадцать шесть.
– Я думала меньше. А вам?
– Тридцать. Можете звать меня на «ты». – Гелена повела плечами.
Лиза заметила усталость на ее лице.
– Вы присаживайтесь. – Она пододвинула девушке стул. – Наверное, голодны? Могу дать вам супа и котлет.
– Спасибо, – поблагодарила Гелена, но вместо того, чтобы сесть, подошла к книжному шкафу. – От супа не откажусь. Это все ваши книги?
– Мои, – кивнула Лиза.
– Можно глянуть? – Гостья, не дожидаясь ответа, осторожно распахнула стеклянную дверцу. – Как их много! – Она погладила пальцами корешки. – Я тоже люблю читать. Можно я буду брать у вас книжки?
– Почему же нет? – Лиза пошла к холодильнику.
Она достала кастрюлю с супом, подумала и вынула сковороду с котлетами. Гелена не хочет, а Тарас наверняка будет не против. Что такое для мужика тарелка супа? Пока Лиза ставила суп и котлеты разогреваться, Гелена все рассматривала книги. Увидев в углу шкатулку, она открыла ее.
– Откуда это у вас? – Она осторожно взяла в руки колоду.
– Понятия не имею. Это не мои карты.
– А чьи?
– Бабушкины. Она умерла.
– Странно. – Гелена вернула колоду на место.
– Что странно? – удивилась Лиза.
– Это настоящие цыганские карты. Гадальные.
– Откуда вы знаете?
Лиза оторвалась от плиты и поглядела на девушку с недоверием.
– Знаю. Моя мать умела гадать на картах. Она мне рассказывала о цыганских колодах.
Лиза вдруг почувствовала холодок тревоги. Может быть, она слишком опрометчиво и поспешно поступила, впустив в свой дом эту парочку? Гелена какая-то странная. В глазах то ли грусть, то ли боль, и смотрит так пронзительно, что хочется отвернуться. Тут же Лизе стало стыдно от своих мыслей. Ну что она, в самом деле? Бедная, бездомная девочка, годящаяся ей в дочки. Устала с дороги, не ела, возможно, и не спала насколько суток. Бог знает, что им с братом пришлось пережить – люди рассказывают, там настоящий ад.
– Суп согрелся. Садитесь кушать, – как можно мягче позвала она.
– Да, спасибо. Сейчас.
В это время из-за шторки вышел Тарас. Волосы его были влажными, смуглое лицо порозовело.
– Эх, водица чудная у вас. Иди, сестренка, умойся. Усталость как рукой снимет.
Гелена кивнула и скрылась за шторкой. Тарас широкими шагами прошелся по комнате. Пол жалобно скрипел под его сапогами.
– Это мы исправим, – сказал он и сел к столу, верхом оседлав стул.
Лиза поставила перед ним тарелку с супом.
– Борщ? – Тарас зачерпнул ложкой бордовую жидкость с плавающими на поверхности золотистыми колечками жира. – Люблю борщ. У нас на Украине его не так готовят, а с грибами и с черносливом. Да погуще, чтобы ложка стояла.
Лиза не знала, воспринимать ли его слова как критику или как простую болтовню.
– Вкусно, – похвалил он через пару минут. В мгновение ока тарелка опустела.
– Добавки? – спросила Лиза.
– Можно. – Тарас снова посмотрел на нее в упор.
Его взгляд обжигал, как огонь. Ей даже дышать стало тяжело. Почему так? Ведь он мальчишка. Она не должна воспринимать его поведение как заигрывание. Наверняка он со всеми женщинами так общается, – привык к тому эффекту, которой производит его внешность.
Лиза знала подобный тип мужчин. Женька ее был совсем другим, а вот его троюродный брат, Стас, изредка наезжавший к ним в гости из Екатеринбурга, именно так себя и вел. Ему не важно было, кто перед ним – юная девушка или убеленная сединами бабушка. Ко всем он ласково обращался «милая», проникновенно заглядывал в глаза, сыпал комплиментами. Таков уж Стас, и ничего с этим нельзя было поделать…
Однако чары Стаса не действовали на Лизу, а вот Тарас явно вгоняет ее в краску. Пока они играли в гляделки, вернулась Гелена. Она сняла толстую шерстяную кофту и осталась в длинном темном платье, красиво сидевшим на ее точеной фигуре. На шее Лиза заметила ниточку кроваво-красных бус. «С нее портреты писать, да и только, – подумала она. – Красавица, глаз не отвести. Чувствуется порода, что в брате, что в сестре».
Гелена молча маленькими глотками хлебала борщ. Тарас одним махом разделался с котлетой. Лиза сходила в подпол и принесла банку огурцов, подаренную ей одной из посетительниц библиотеки. На этом ее запасы кончились.
– Вы не заморачивайтесь, – сказала Гелена, видя, что хозяйка смущена. – Отныне я сама буду готовить. Вы только деньги дайте на продукты, а я уж все куплю.
– Конечно, – с готовностью согласилась Лиза.
Она уже поняла, что Тараса прокормить будет нелегко. Тут нужно все бросить и полдня стоять у плиты. Наевшиеся брат и сестра выглядели довольными и разморенными. Лица у обоих разгорелись, глаза подернулись сытой поволокой.
– Нам бы вздремнуть пару часиков, – попросила Гелена. – Потом я пойду в магазин, а Тарас начнет работу по дому.
– Я сейчас вам постелю.
Лиза решила, что поселит гостей в мансарде. Она поднималась туда всего один раз. Там вполне приличная спальня, огромный матрас на полу и пара небольших, но вместительных тумбочек. Потолок, правда, низковат, Тарас с его ростом рискует стукаться головой о деревянную балку. Но других комнат в бабушкином доме нет.
– В мансарде так в мансарде, – согласилась Гелена. Она быстро сполоснула посуду и взяла у Лизы простыни и пододеяльники, которые та достала из комода. – Дайте. Нечего вам наверх карабкаться. Я сама постелю.
Та послушно кивнула.
– Идем, – велела она брату. Тот последний раз зыркнул глазами на Лизу и стал подниматься по ветхой, скрипучей лестнице.
Она дождалась, пока стихнут его шаги, и кинулась к зеркалу. Щеки горели маковым цветом, в глазах было смятение. Лиза пригладила и без того аккуратно причесанные волосы и приложила ладони к пылающему лицу. Вот это поворот! И как она будет терпеть у себя в доме этого наглеца? А с другой стороны, Тарас еще не проявил себя как работник. Надо посмотреть: если он только глазки умеет строить, а толку от него ноль, выгонит его к чертовой матери!
Лизе стало смешно. Она представила себя со стороны – в платке, с молотком в руках, отчаянно колотящую по шляпке гвоздя. Наверное, женщине не стоит браться за мужскую работу. Это против природы. Да и жить одной – тоже.
Три месяца, как нет ее Женьки. Три месяца ее тела не касались мужские руки. Она не красит ресницы, не пудрится, не душится. Одевается в спортивный костюм или в длинную домашнюю юбку, на голове неизменный платок. Еще пара месяцев, и она превратится в бесполое существо, только и радости – копаться в книжках да топить печь. Разве Женька хотел, чтобы Лиза стала старухой в пятьдесят два года? Он любил, когда она наводила марафет, наряжалась, надевала бусы и сережки. Когда стал хорошо зарабатывать, ежемесячно покупал ей модные тряпки, дорогое белье, колечки. Лиза чувствовала себя женственной и обворожительной, на работе ей завидовали. Коллеги говорили, что у нее легкая походка и блеск в глазах. Ну и где он теперь…
Лиза быстро достала с полочки сумку и вынула из нее позабытую косметичку. Подкрасила губы, затем взяла карандаш и слегка подвела веки. Накрасила тушью ресницы, взбила волосы и снова глянула в зеркало. Из отражения на нее смотрела хрупкая, миловидная блондинка с огромными, чуть испуганными глазами. Лиза ушла в спальню, достала из шифоньера темно-синее трикотажное платье, в котором ходила на работу в институт, и надела. Повесила на шею тонкий золотой кулончик на цепочке. Ну вот, другой разговор…
И тотчас ее словно ледяной волной накрыло. Что это она делает? Наряжается, расфуфыривается. Для кого – юного кобеля, прибывшего из Малороссии? У нее муж только что умер, она безутешная вдова! Стыд какой, позор!
Лиза хотела снять платье и смыть с лица косметику, но что-то остановило ее. Она уселась на кровать в глубокой задумчивости и так просидела все два
