— Ты думаешь, мы скоро сможем пожениться?
Он допивал вторую чашку чая и поперхнулся:
— Ну и вопросы у тебя! Я-то откуда знаю?
Она упорствовала, подойдя к нему ближе:
— Но ты меня любишь! Ты ведь сказал, что хочешь на мне жениться!
Он взял в рот кусок побольше, чтобы дать себе время подумать. Он не мог ударить в грязь лицом перед единственным существом, воспринимающим его всерьез. Тереза уселась по-турецки в вольтеровском кресле. Фред одновременно покончил с размышлениями и тостом. Он принялся расхаживать по комнате, размахивая руками. Его тень плясала на стене, становясь больше по мере того, как он удалялся от лампы.
— Это неслыханно! Тут посвящаешь свою жизнь тому, чтобы разрушить до основания буржуазное общество, не оставив камня на камне. А ты мне говоришь о женитьбе… Ты, значит, не способна хоть иногда подчинить свои интересы общественным?
В сущности, ему совсем не хотелось сердиться, а Тереза была такая хорошенькая… Он пожал плечами, присел рядом и провел тыльной стороной ладони по ее коленям.
— Впрочем, какое это для тебя имеет значение? Ты разве не счастлива вот так?
— Счастлива, Фред. Есть лишь одна вещь…
— Брось! Думай о нас. Мы здесь, вместе…
Голос Фреда стал хриплым, рука на колене Терезы делалась все тяжелее. У Терезы кружилась голова, но она старалась устоять. Он продолжал говорить, не без притворства: если он хотел почувствовать себя взрослым, надо было, чтобы Тереза разделяла его желания, а он знал, как одурманивающе действовали на нее его слова. Но напряжение не оставляло девушку, тогда Фред прибегнул к средству, которое назвал про себя «ускоренный процесс»: он склонился к Терезе и прильнул к ее губам. Обычно она теряла голову от поцелуя. Но на этот раз она высвободилась и с отчаянием в голосе повторила свой вопрос:
— Фред! Ты женишься на мне?
— Разумеется, — ответил он поспешно. — Мы же договорились?
Он пытался обнять ее, насильно поцеловать, чтобы сломить это неожиданное сопротивление.
— Хоть это и мещанство? — упорствовала Тереза, отступая перед его натиском. — Фред, ответь мне ясно… Ты меня не бросишь?
Но это было уже слишком для его тщеславия. Он принял гордый вид:
— Ответить тебе ясно в данных условиях — это значит унизить свое достоинство. Послушай меня хорошенько, Тереза, потому что сама ты в этом никогда не разберешься. Когда речь идет о совести, мы друг другу ничего не должны!
Он съел кусочек тоста и продолжил:
— Мы квиты. Я получал наслаждение с тобой. Но и ты тоже. Ты не можешь утверждать обратное. Вот что касается совести.
Тереза была прелестна; в плаще, приоткрывшемся на груди, она внимательно слушала, слегка наклонив голову, силясь понять. Фред схватил ее за руку, поцеловал в ладонь.
— Разумеется, я женюсь на тебе, хотя б для того, чтобы позлить папу.
— Ты обещаешь мне это, Фред? Клянешься?
Он вытаращил глаза:
— Да что с тобой, Тереза?
Просветлев, она улыбнулась. В ее глазах блестели слезы радости.
— Я беременна, Фредди.
Он застыл, разинув рот. Руки у него опустились. Теперь она, соскользнув с кресла на ковер, прижалась к нему.
— Я такая слабая, Фредди… Еще такая мещанка… Это не моя вина, но… У меня никогда не хватит мужества самой воспитывать его…
В прихожей квартиры на улице Молитор Женевьева, опустошенная, застыла в неподвижности, как парусник в безветрие, утративший способность двигаться. Она с подавленным видом посмотрела на брата. Жорж запыхался и тяжело дышал. Жестом он велел горничной удалиться, тяжело опустился на стул.
— Ну, — сказал он, — теперь ты убедилась? Его нет… Ты сама уверилась…
Она хотела сказать «да», но не смогла. Слова застревали в горле. Жорж в раздражении отвернулся.
— Стоило нестись за мной по лестницам как сумасшедшей, будоражить моих соседей под тем предлогом, что он за это время, наверное, вернулся. Подумать только, что я послушал тебя.
Он с трудом поднялся:
— Спокойной ночи, Женевьева. Постарайся уснуть.
Она нагнала его у двери:
— Ты уходишь?
Жорж кивнул:
— Пойду домой, прилягу. Чувствую себя неважно… — Он пальцем указал на сердце…
— Я думала, ты хочешь…
— Набить ему морду? Да, в какой-то момент, в приступе гнева. Но предпочитаю позаботиться о своем здоровье…
Ему стало жалко сестру, и он попытался улыбнуться:
— Не переживай так, дорогая, завтра утром вы помиритесь и…
Увидев, как лицо Женевьевы исказилось от ярости, он замолчал. Она с трудом произнесла слова:
— Никогда! Слышишь! Никогда! Если б он еще сейчас был дома. Но так поступить! Я никогда не прощу ему! О! Не бросай меня, Жорж, не оставляй одну, умоляю. Вспомни, ты обещал папе, что будешь заботиться обо мне…
— Но я не оставляю тебя одну…
— Признайся, что ты мне не веришь, признайся… — торопливо продолжала Женевьева.
— Да нет же, я верю… ты разведешься. Ну хочешь, в понедельник мы пойдем к моему адвокату?
— Нет! За то, что он сделал тебе…
Не дожидаясь ответа, она бросилась в спальню, стала выдвигать ящики небольшого секретера, разбрасывая вокруг бумаги.
— Что ты ищешь? — спросил Жорж, присоединяясь к ней.
— Его бухгалтерские книги. Настоящие. В ЭКСИМ все подделано из-за налогов, из-за тебя, из-за всех, кого он надувал.
Жорж, слегка обеспокоенный, хмурясь, стоял на пороге. Она протянула ему три толстых блокнота:
— На, возьми и посмотри.
— А зачем ему потребовалось записывать все свои махинации? — спросил он недоверчиво.
Она расхохоталась:
— Ах! Бедный мой Жорж, ты слишком наивен. Чтобы лучше разбираться! Он так запутался в своих доходах и тратах! Он даже не знал, у кого лучше занять денег! По вечерам он читал мне все это, чтобы я посмеялась.
Увидев страдание на лице брата, она опомнилась:
— Но не над тобой, клянусь. Над тобой мы никогда не смеялись, Жорж. Я бы этого не позволила.
Она бросилась к нему в объятия.
— Ты знаешь, как я люблю тебя, Жорж, как ты мне дорог. Не оставляй меня на милость этого мошенника. Когда-нибудь он убьет меня. Он на это способен…
— Ну, ну, не теряй голову, Жину…
Он осторожно гладил ее по волосам, разрываясь между желанием обрести покой и нежностью к сестре. Разрушительная сила, овладевавшая Женевьевой, пугала его. Позже она наверняка во всем раскается.
— Послушай меня. Утро вечера мудреней. Поговорим в понедельник. До тех пор ничего нельзя сделать. Если ты по-прежнему будешь настаивать, мы потребуем развода, а… пока убери все. — Он протянул ей блокноты, которые она отказалась взять назад. — Убери, чтобы он даже не знал, что я видел их…
Женевьева сделала огромное усилие, чтобы говорить спокойно, и ей это удалось:
— Ты думаешь, у меня очередная истерика. Не заблуждайся. Посмотри. Повторяю, прекрасно отдавая себе во всем отчет: я не передумаю. Я сама желаю оказаться перед свершившимся фактом. И поэтому отдаю тебе всю его бухгалтерию. Надо, чтобы его арестовали.
— Очень тебе это поможет.
— Это поможет при разводе.
Жорж похлопал ее по щеке:
— Эх ты, наивный человек. Тот факт, что ты замужем за мошенником, еще не достаточен, чтобы аннулировать брак. Одно с другим не связано. Надо доказать, что он тебе изменяет.
— Значит, пойдем и поймаем его на месте преступления.
— Куда?
Она задумалась, покусывая пальцы.
— Он, должно быть, на Монмартре. Идем туда.
Жорж беспомощно развел руками:
— Не мы должны его застать, а полицейский комиссар.
— У меня идея. А что, если я заявлю в полицейский комиссариат об исчезновении моего мужа?
Бедный Жорж присел на край кровати, взял сестру за руку и привлек к себе.
— Это что, серьезно насчет развода?
— Да, Жорж.
— Подумай хорошенько, моя маленькая Жину. Потому что, если ты действительно хочешь развестись, я возьмусь за это дело серьезно. До сих пор я всегда щадил Жюльена ради твоего счастья. Если же ты говоришь, что не хочешь больше жить с ним, я буду планомерно действовать, чтобы избавить тебя от него.
— Я настаиваю, Жорж. Я хочу, чтобы ты разоблачил его, упрятал в тюрьму.
— Договорились, — сказал он, поднимаясь. — Идем.
Она тут же забеспокоилась:
— Куда?
— Твоя идея прекрасна. Ты заявишь об исчезновении мужа. Его начнут искать, и, если найдут в обществе какой-нибудь девицы, показаний инспекторов, быть может, будет достаточно. Зная номер его машины, все это должно быть несложно.
— А это? — Женевьева указала на блокноты.
— Я подам жалобу в понедельник утром.
— Нет, сейчас же. Ты слишком добр, Жорж, ты жалеешь его, а он этого не заслуживает.
— Возможно. Но даже если я вдруг пожалею его, то все равно уберу с твоей дороги, раз я принял решение. Если понадобится, вопреки тебе. У тебя есть еще время сказать «нет», еще ничего не сделано.
