— А если тебя вычислят?
— Кто?
— По паспорту. Ты ведь планшет на себя оформлял. И с него полезешь в Инет.
— Ты совсем дура?
— Что, не с него?
— Ну, полезу, и что? У нас криминальные сводки читать запрещается?
— А я вот не буду их читать.
— Зачем тебе? Ты у нас ньюс-мейкер!
— Что ж? Молчу.
— Вот и молчи. С полицией надо что-то решать.
— У Вадика жена в пресс-службе работает. И сам он бывший мент.
— Я догадался. — Муж почему-то матерится. Хотя должен бы порадоваться. — У меня в полиции тоже есть связи. Третье — машина. На которой ты туда приехала.
— А что машина?
— Надо с ней разобраться.
— Так ты скажи Вадику — он разберется.
— Вадик у нас на все руки? — злится Андрей. — Ну и как он трахается?
— Я не знаю.
— Сама невинность! То-то он кинулся вытаскивать тебя из дерьма. Я так понимаю, бескорыстно.
— Почему? За деньги.
— А они у тебя есть?
— У тебя есть.
— У меня-то есть, — Андрей смотрит на меня как-то странно. — В общем, проблем не счесть. Да еще моя работа. Там завал.
— Венгры приедут? Или в Белоруссию смотаться?
— Предлагаешь свои услуги?
— А чем я хуже Светы?
— Да, к счастью, есть Света. Которая меня прикроет.
— Ты на ней женишься, да? Когда мы разведемся?
— С чего ты взяла? — удивленно смотрит на меня Андрей. — Я вообще больше не женюсь. Никогда. И потом я сказал: официально мы с тобой не разведемся. У нас Степан Андреевич.
— Он уже взрослый. Сам в состоянии развестись.
— Не лезь в мои отношения с сыном! Или ты замуж хочешь? Спать я тебе, кстати, с Вадиком не запрещаю. Или с кем другим… Ах да! Есть еще ее муж! Как это я забыл про главное действующее лицо? Как у вас с ним?
— Я его еще не видела.
— Ну, понятно! Но этот будет молчать по известной причине. К тому же я с ним поговорю.
«А с Борисом я поговорю».
— Андрей! Не делай этого!
— Тебе что, его жалко?
— Все сразу догадаются!
— Ах, вот в чем причина! — Он сжимает кулаки. — Нет уж, милая. Вот в это ты не лезь. Это моя война. Ты свое дело сделала. Теперь будешь делать то, что я говорю.
— Но…
— Молчи! — рявкает он. — Последний вопрос: где ты будешь жить? Здесь или на даче?
— Может быть, мы пока вместе поживем?
— Да я тебя видеть не хочу после того, что ты натворила!
— Я не вожу машину. А мне надо ездить в клуб. Я там работаю.
— Кстати, где вы с ним познакомились?
Я поняла, что он имеет в виду Вадима.
— На работе.
— Понятно. Я так и думал.
— Вообще-то я ему сначала написала по Инету…
— Дурак я, что до сих пор не узнал адреса твоей электронной почты!
— Тебе сказать?
— Да уж поздно. Я даже не думал, что ты заходишь на такие сайты.
— Было-то всего один раз.
— Ой ли?
— Я четверть века всем была довольна.
— И чего на тебя нашло?
— Юля сказала.
— Так и знал! — Тяжелый кулак обрушивается на столешницу. Подпрыгнула вазочка с печеньем, жалобно задребезжали чашки. — Уж мне эти твои подруги! Вот где зло! Завистливое бабьё! Предупреждал ведь ее! Не лезь в мою семью! Не послушалась, сука! Мне надо перестать играть в благородство! Надо было ей вмазать, тогда бы до нее дошло! Нет же! Бить бабу?
— Меня бил, — напомнила я.
— Это когда?
— Когда я спросила о проститутках.
— А ты не поняла, за что?
— Нет.
— Ладно, проехали. Значит, план действий составлен. На дачу перееду я, поскольку у меня машина. Надо подумать о покупке второй квартиры.
— Мне можно маленькую.
— Любовник о тебе позаботится.
— Что, вообще не купишь мне квартиру?
— Подумаю. Я еще не до конца пришел в себя. Мне, определенно, надо бабу. Я же должен чем-то крыть?
— Может быть, лучше убьешь кого-нибудь?
— Мы еще шутим! Нет, милая. У меня будет любовница. Официальная. Я вас даже познакомлю.
— Я не буду с ней знакомиться!
— Куда ты денешься? Все. На этом точка. Иди собери мне вещи. — Я направилась было к двери. — Нет! Стой! — Я обрадовалась: неужели передумал? — Поскольку ты мне теперь не жена, то есть мы женаты чисто формально, то не утруждайся. Сам все сделаю.
Я пожала плечами: сам так сам. Воронцов сам даже готовые котлеты с картошкой разогреть не может. Через минуту он уже орет:
— Где мой чемодан?!
Я молча показала ему, где лежит самый большой чемодан. Мой, разумеется, маленький. Не прошло и минуты, как раздался вопль:
— Куда ты засунула все мои носки?!
— Они лежат там, где всегда лежали.
— Они всегда лежали у моей кровати!
— Одна пара, — спокойно сказала я. — Чистые, чтобы ты их надел. Но я так понимаю, что сейчас тебе надо семь пар? На всю неделю?
— Да!
— Трусы сразу давать или ты попробуешь поискать их там, где они всегда лежат?
— Замолчи! Давай!
Точно так же мы собирали и все остальные вещи Воронцова. Он может орать сколько угодно, но в быту он — ребенок. Это касается и картины. Воронцов, конечно, может ее повесить, как может починить кран и выкопать яму под мусор. Но моему мужу всегда некогда. Я воспринимаю это нормально: человек деньги делает. Но как он будет жить один на даче, не представляю. Если только тут же заведет любовницу.
— Будешь заводить любовницу, — на всякий случай сказала я, — проверь: хорошо ли она готовит.
— Мы в ресторане будем ужинать!
— А завтракать? И учти: там химчистки поблизости нет. Дом сторож топит, газоны садовник стрижет. Что же касается домработницы…
— Что, вторая Марина?! — в ужасе смотрит на меня Воронцов.
Я молчу.
— Понятно, — мрачно говорит супруг. — Ты это нарочно. Подсадила меня на свои котлеты. И избаловала прислугу.
Он берет битком набитый чемодан:
— Все, я пошел.
Я молчу.
— Пошел я, говорю.
— Иди.
— Если ты мне понадобишься…
— Я на телефоне.
Понадобилась я ему уже через минуту, потому что он позвонил из лифта:
— Слушай, а я бритвенный прибор взял?
— Я тебе положила опасные бритвы, целую пачку. На даче есть электробритва.
— Черт! Забыл! — Он дал отбой.
Я спокойно положила телефон рядом с собой. Это будет продолжаться бесконечно. Пока Воронцов не заведет заботливую любовницу, вторую меня. Он говорит, что такого добра — пруд пруди. Посмотрим.
Вот так мы развелись.
Во всяком случае, муж пообещал решить и мою проблему тоже.
А на следующий день начало твориться такое… Хорошо, что в сетке моего клубного расписания был выходной, иначе я бы с ума сошла от такого количества пропущенных телефонных звонков. Я уже не говорю об их важности.
Первым позвонил сын. То есть первым, конечно, был Воронцов, он и не переставал звонить с тех пор, как мы с ним развелись, пусть и неофициально. Разумеется, он забыл зарядник, где лежит сахар, а где соль, сколько минут надо разогревать пиццу в микроволновке. Интересно, чем вообще забита его память?
— Инструкцию читай, — ехидно сказала я. — На коробке все написано.
— Дура! Без тебя обойдусь! — рявкнул супруг, но через три минуты позвонил опять, потому что забыл, как зовут домработницу не-Марину.
Я сказала, на всякий случай, держа молчащий телефон возле уха, потому что знала: через три минуты Воронцов позвонит опять, потому что не знает, как зовут садовника и сторожа. А также соседей. Они «идиоты, которые слишком близко к забору построили бассейн», но теперь с ними придется общаться, они ведь наверняка спросят:
— А где Стеша?
А Воронцову надо узнать кучу полезных вещей, раз он собирается жить на даче. И вообще без меня. Что касается домработницы, которая, по мнению Воронцова, приходит по выходным, в субботу и в воскресенье, тут тоже не все так просто. На самом деле я ее видела раза три за все лето, потому что все предпочитаю делать сама. И хотя дом большой, но без йоги я справляюсь. Если по часу в день не уходить в астрал и вместо этого заняться домашними делами. Насчет садовника тоже засада. Газон в последний раз косила я. Да и в предпоследний тоже. Воронцов в это время дрых, объевшись шашлыка и тяпнув водки. Спиртное его вырубает, да и на работе муж здорово устает. Что касается меня, то я не пью, а когда наемся шашлыка, меня тянет покосить. А дом топить — это вообще мое, святое. Андрей Ильич с этим, безусловно, справится, всего лишь котел. Инженерная мысль у мужа работает, это вам не соль с сахаром найти.
— А где… — в очередной раз услышала я, но тут на второй линии раздался звонок, и я невежливо прервала Величество:
— Повиси пока.
— Здравствуй, мама, — раздался в телефоне голос, услышав который я готова визжать от восторга. Потому что я люблю Степана Андреевича больше, чем его отца, который заставил мое сердце остановиться. И не скрываю этого. Но Степан Андреевич — единственный мужчина, к которому меня не ревнуют.
