Он чувствовал свою ответственность за нее, как и за всех слабых, невинных или беспомощных людей.
- Мне все равно, - заметила она. - Две полоски означают "лейтенант", не так ли?
- Да, - ответил он. - Мне нравится ваше лицо. У вас славное, чистое лицо.
Она хихикала и вся извивалась.
- Вы - ребята с военных кораблей - шустрые парни. Давно не были на берегу?
- Почти год. - Он наклонился вперед, к благоуханию ее волос, которые тяжелой волной рассыпались по ее плечам. Когда он наклонил голову, мысли закружились вокруг ее тела, как гирлянды. Он выговорил задыхающимся шепотом: - Мне нравится, как пахнут ваши волосы.
Она засмеялась от удовольствия и быстрым движением головы пустила свои волосы по кругу, так что они коснулись его лица.
- Неудивительно. Косметика очень дорогая. Как вас зовут, морячок?
- Брет.
- Симпатичное имя. Необычное. А меня - Лоррейн.
- Думаю, что Лоррейн - прекрасное имя, - сказал он.
- Вы мне льстите.
Он схватил ее руку и поцеловал влажную ладонь. Бармен бросил на него быстрый, циничный взгляд.
- Будьте осторожны, Брет. Вы разобьете наши бокалы.
- Черт с ними! У меня в номере бутылка виски "Харвуд". А эта жидкость только сушит мне горло.
- Мне нравится "Харвуд", - произнесла она с девичьей откровенностью.
- Тогда пойдем ко мне.
- Если хотите, дорогой Брет.
Она соскользнула со своего стульчика и застегнула пальто. Она была удивительно маленького роста, но фигурка - само совершенство. Когда она шла впереди него, направляясь к двери, он заметил, как раскачивались бедра под плотно облегавшим пальто при каждом стуке ее быстрых каблучков и какой узкой была ее талия. Его голова закачалась вместе с ее телом, а глаза раздели ее.
Через двадцать минут он раздевал ее уже руками. Поездка в такси к нему в гостиницу превратилась в непрерывный поцелуй, он задыхался, у него кружилась голова. Она перевела дыхание, чтобы помочь ему разделаться с последним трудным крючком и петелькой, и легла, улыбаясь, на спину. Его поразили строение и роскошь ее тела. Под великолепными грудями прощупывались хрупкие ребрышка. Он мог обхватить ее талию двумя ладонями. Но изгиб бедер был потрясающим. Так же, как нежность ее живота, ног и чернота волос между ними.
Когда он выключил свет, то вся ночь превратилась в темноту, такую же черную, как пантера, такую же потрясающую и сладострастную. Ее поцелуи были воплощением ожиданий, невероятно сладострастными, как порыв весны в середине зимы. Где-то внутри его лед растопился и хлынул бурной волной. Черная ночь протекла, как река наслаждения, через узкое отчаянное ущелье в теплую долину, где он в конце концов уснул.
* * *
На этот раз Райт был у себя в кабинете и крикнул ему через открытую дверь, чтобы он заходил.
- Ничего, если подождешь минутку, Тейлор? Мне надо еще покончить с этими бумагами. - Он правил красным карандашом отпечатанный доклад, нажимая так, что карандаш мог того и гляди сломаться в его толстых пальцах.
Брет сел на стул и стал ждать. Он был в беспокойном напряжении. Если только он опять не ошибался, то он совершил такой поступок, который совершенно испортил всю его жизнь. Он вспомнил, как проснулся утром и увидел в кровати девушку. Голова его гудела, как треснувший колокол, но глоток из бутылки "Харвуда" смягчил этот гул. Он подошел к спящей девушке и опять был зачарован ее полуоткрытым телом, которое сияло в неопрятной комнате. Он разбудил ее своим прикосновением, и она повернулась к нему, мягкая и чувственная, как котенок. Все это было довольно скверно для человека с его моральными установками (в тот самый день, когда Паула пролетела пятьсот миль, чтобы встретить его), но не в этом была главная причина того, что теперь беспокоило его. Он, кажется, вспомнил, что, когда у них кончилось виски и они вышли купить еще, он заодно купил и брачное свидетельство.
- Чертова бюрократия на флоте, - проворчал Райт. Он поднял взгляд от бумаг и взял из пепельницы потухшую трубку. - Полагаю, вы зашли, чтобы осведомиться насчет доктора Клифтера? Ну что ж, он уже здесь. Приехал в одной машине со мной.
- Не понимаю, сэр.
- Разве мисс Вест не сказала вам, что он собирается приехать?
- Нет, сэр.
- Он ее знакомый, известный психоаналитик. Один из первых членов Венского общества, работал с Фрейдом, пока не порвал с ним. Открыл свою собственную клинику в Праге еще до войны. Последние несколько лет работает в Лос-Анджелесе.
- Очень интересно, - заметил Брет. - Но какое я имею ко всему этому отношение?
- Он приехал сюда, чтобы побеседовать с вами. Я думал, что вы об этом знаете. Сейчас он просматривает досье у Вайсинга. Если сочтет, что ваш случай поддается психоаналитическому лечению, то мы устроим...
- А кто за это заплатит? Я не могу позволить себе роскошь пригласить психоаналитика из средней Европы.
- Этим занимается мисс Вест.
- Понятно.
- Вы вроде бы не очень довольны. Если он возьмется за ваше дело, то время с ним не будет засчитываться в ваш курс лечения у нас. Особенно на это не рассчитывайте, но по правилам это так.
- Я давно перестал на что-либо рассчитывать. - При других обстоятельствах перспектива получения дополнительного отпуска окрылила бы его. Но в данный момент он ни о чем другом не мог думать, кроме незнакомки, с которой переспал и на которой женился. Если он на ней женился, это означало конец одной вещи, которая была для него дорога. Когда Паула об этом узнает, если она уже не узнала... но она должна знать. Почему же она не сказала ему об этом?
Райт посмотрел на него более пристально.
- Тейлор, вас что-то беспокоит?
- Да. Женат ли я? Я знаю, насколько безответственно звучит мой вопрос...
Райт, выпустил две струйки дыма из ноздрей, как сказочный дракон.
- Пожалуйста, закройте дверь. Спасибо. Теперь присядьте.
- Есть ли у вас что-нибудь относительно девушки по имени Лоррейн? Для меня важно узнать об этом...
- Да. Вы собираетесь жениться на мисс Вест, правда?
- Ответьте на мой вопрос, - резко произнес Брет. - Не вижу никаких причин хранить это в тайне.
- Я не делаю из этого тайны, Тейлор. Так поступило ваше собственное сознание.
- Ладно, хорошо. Но женат ли я?
Райт выбил свою трубку, как бы гася импульс и снижая напряжение у пациента.
- Вы не должны постоянно полагаться на мою память. Особенно теперь, когда вы становитесь вполне нормальным человеком.
- Еще бы, сэр! - воскликнул Брет с явной враждебностью.
- Давайте разберемся. Вы встретили эту Лоррейн Беркер в Сан-Франциско осенью 1944 года. Можете ли что-нибудь рассказать мне о ней? Как она выглядела?
- Голубоглазая брюнетка, очень красивая девушка. - Он говорил о ней в прошлом времени, как и доктор, подсознательно чувствуя, что так и надо делать. - Для брюнетки у нее была удивительно белая кожа.
- Вы запомнили ее такой, когда видели в последний раз?
- Не знаю. Я думаю об этом. - Он уловил в памяти проблеск лица Лоррейн, заспанного, со слезами на глазах в то утро, когда уезжал от нее. Корабль должен был сняться с якоря в восемь часов, а ему надо было выехать из гостиницы в пять, чтобы успеть добраться до Аламеды. Он поцеловал ее последний раз в губы, поцеловал глаза и грудь и оставил, видимо, в свадебной кровати. - Я на ней женился, не так ли? Перед тем как ушел на корабле? Это где-то зафиксировано?
Райт позволил себе подтвердить это.
- Где же она теперь?
- Вспоминайте сами, приятель.
Другое лицо в иной кровати (старая железная кровать с катушками, которую отец купил в Бостоне?) появилось на горизонте сознания, где-то в середине его памяти. Но это было лицо не Лоррейн. Правда, он не был в этом уверен. Смерть творит странные вещи с лицами людей.
- Она умерла? - прошептал он.
- Вы меня спрашиваете об этом? - Хищные глаза Райта испытующе смотрели на него из-под густых бровей.
- Я помню умершую женщину. На ней было черное шелковое платье.
- Это была ваша мать, - произнес Райт с раздражением. - Она умерла, когда вы были еще ребенком.
- Мое ощущение хронологии, кажется, несколько сдвинулось. - Этот толстомордый доктор, высокомерный и самодовольный, как всякий другой с золотыми нашивками командира на рукаве, не собирался ему помогать. Он сидел за своим письменным столом неподвижно, как Будда, и все важные секреты хранил в своей башке.
Вместо того чтобы дать правдивый ответ, Райт заставил его выслушивать свои рассуждения об элементарной метапсихологии.
- Время - относительное понятие, - говорил он. - Разум похож на часы с разными стрелками, каждая из которых ведет свой отсчет времени. Одна для минут и часов, другая - для времен года и лет, еще одна - для индивидуального биологического развития, следующая - для умственной жизни и так далее. Но на уровне мотиваций и эмоциональных реакций разум практически не имеет временных рамок. Последователи Фрейда вроде Клифтера утверждают, что часы заводятся всего один раз, в детстве, и их ход никогда не прерывается, если только человек не возвращается в прошлое и не переводит их сам. Думаю, что это - чрезмерно упрощенный взгляд, но в нем есть доля правды. По дороге сюда Клифтер сказал, что вы, возможно, отождествляете жену со своей матерью, хотя они умерли с разрывом в двадцать лет.
