– Думать надо было раньше. У нас на руках решение суда.
– И опять я?
– Обещаю, в следующий раз, я пошлю кого-нибудь другого.
– Но могу я хотя бы высказаться по этому поводу.
– Можешь, лейтенант. Но предупреждаю, моего решения это не изменит. Давай.
Гастон встал, отодвинул стул, повернулся к нам лицом и с выражением продекламировал:
«Два полицейских мыли тарелки
И вспоминали о перестрелке
О перепалке и перебранке
С бандой грабителей в маленьком банке».
Все, кроме лейтенант-колонеля, захлопали. Гастон раскланялся, а наш начальник постучал ручкой по столу.
– Ваше мнение будет учтено в дальнейшем лейтенант. Как только в Капдае будет открыто отделение какого-нибудь банка. А пока, ввиду срочности предстоящего Вам дела, я Вас не задерживаю. Идите лейтенант, выполняйте Ваш долг.
Гастон вышел, все остальные остались сидеть. Шеф продолжал.
– И последнее, на этот час. Взломан замок цветочного магазина. Да, да… все знают, там нет цветов. И денег тоже нет. И ничего нет. Цветочный магазин в Капдае обозначает саму возможность купить цветы, позвонив по телефону, указаному в объявлении на закрытой двери. Но сам факт порчи частной собственности не должен оказаться незамеченным. Майор Селент…
– Да шеф! – Откликнулась блондинка лет двадцати пяти, с которой я еще не знаком.
– Займитесь этим.
– Есть шеф!
– И еще. Зайдешь к мсье Алеману. Он третий раз оставляет машину у супермаркета, а там стоянки нет. Трудно за угол завернуть? Предупредишь, еще раз – и штраф.
– Не слишком сурово шеф?
– В самый раз.
Лейтенант-колонель встал из-за стола.
– Вопросы? Лейтенант?
– Ээээ. Шеф! – это я не удержался, – а как же смерть на вилле? И похищение мужа погибшей? Разве это не кризис?
– Нет. Это не кризис. Смерть русской мадам расследует офицер судебной полиции из Ниццы. Задействована жандармерия Капдая. Напоминаю всем, учитывая демарш лейтенанта Карира, что в первоочередные задачи муниципальной полиции входит, цитирую, «надзор за выполнением распоряжений городских властей, контроль за безопасностью дорожного движения в черте города, санитарным состоянием улиц и площадей, поддержание порядка на рынках, а также при проведении празднеств, и народных гуляний». И здесь мы стреляем из четырех ружей.20 Часто мимо. Что же касается дела о смерти на вилле «Палома» мы, как резерв национальной полиции, в случае проведения последней оперативно-розыскных, оказываем необходимую помощь органам правосудия, прямо занимающимся расследованием. Офицер связи – су-лейтенант Шарль Секонда. Что не освобождает его от выполнения других обязанностей. А похищения, может быть, никакого и не было. По крайней мере, точно мы этого не знаем. Впрочем, лейтенант, задержись. Остальные свободны.
Когда все вышли, лейтенант-колонель расстегнул две верхние пуговицы на своем кителе, налил себе стакан воды из стеклянного кувшина и потребовал, чтобы я ему рассказал, все что видел на вилле. После этого, помолчал, постукивая пальцами по столу.
– Значит так, су-лейтенант. Я должен был поручить Лионеля Тарою тебе. Это уже традиция: на нем проверяются все полицейские офицеры нашего участка. А вместо тебя, туда поехал Гастон.
Вообще-то я не просил, освобождать меня от чего-то такого, что… И, кстати, что это за Лионель Тарою и прочему ему нельзя посещать пляж? Я так и не смог задать этот вопрос. Лейтенант-колонель просто не дал мне шанса.
– Ты мне нужен в деле виллы «Палома».
– Но мы же не…
– Да и я это сейчас официально подтвердил. В расследование смерти на вилле «Палома» мы не лезем. И точка. Но у нас есть дело о похищении надувного матраса. И оно не закрыто, не смотря на то, что один из заявителей пропал, а другая – мертва.
– Так значит..
– Нет! Никаких алмазов в матрасе. Никакой мафии. Мы просто выясняем обстоятельства пропажи частной собственности. Понятно, су-лейтенант?
Да понятно мне! Понятно, что мой начальник, не хочет оставаться в стороне от расследования. Но как тут подвинуть Ле Гуна, не представляю. А колонель-лейтенант, продолжал, как будто я свои сомнения вслух высказал.
– Капитан Ле Гун, как я понял, был не слишком любезен. И он склоняется к версии несчастного случая. Ну, что ж, результаты экспертизы я получу по своим каналам. А больше нам от него ничего не надо. Вот что необходимо сделать тебе. Покажешь фото Владимира и Жанны официантке из пляжного ресторана. Посмотрим, что она скажет. Поговори еще раз с домоправительницей, расскажи от смерти мадам Жанны. Может быть, она пояснит, что имела в виду, когда намекала на какие-то размолвки между Жанной и ее мужем. Но лучше это сделать по телефону. Работы здесь много, уезжать на полдня не стоит. Попробуй поговорить с дочерью Владимира. Но это уже завтра.
– А что нам делать с информацией о том, что Владимир пропал? Надо же…
– Да. Я уже сделал запрос. Завтра вертолет обследует акваторию от Монако до Канн. На всякий случай. Яхта его в порту. Завтра, если дочь согласиться, ее осмотришь. Еще, пошли официальный запрос о проверке сведений по паспорту Владимира: не регистрировался ли он на рейс из аэропорта Ниццы, не покупал ли билет на поезд или круизное судно. Я попрошу своего приятеля в полиции Вентимильи дать запросы в аэропорты и на вокзалы Турина, Генуи и Милана. Так будет быстрее, чем по официальному запросу. Напоминаю еще раз. Мы расследуем дело о пропавшем надувном матрасе.
– Я понял, шеф. Можно идти?
– Да. Нет, постой. Мадам Раку. Конфликт из-за собаки… Это она жаловалась на то, шум на вилле «Палома» ей мешает?
– Э… да, это она.
– Ну-ну. Свободен, су-лейтенант.
Так, я сначала взялся за телефон. Мадам Ронсо не отвечала. Зато дочь Владимира, Ирина, согласилась завтра показать мне яхту, хотя, разговор о надувном матрасе, ее, как мне показалось, слегка озадачил. Потом я дозвонился до мадам Раку и пообещал к ней заехать, поговорить о ее песике.
Затем я отправил запрос о паспорте мсье Андрейчиков и, надо же, к вечеру пришел ответ, что, по официальной информации, он (Андрейчиков или, по крайней мере, его паспорт), Францию не покидал.
Потом я все-таки дозвонился до Мари Ронсо. Она сказала, что работала в саду, а телефон лежит у нее дома. Я огорошил ее известием о смерти мадам Жанны, попросил пояснить, что же, все-таки, происходило, между Владимиром и Жанной последнее время. Она помолчала и с неохотой выдавила из себя, что мадам все лето много говорила по телефону с каким-то Лоренцо. Он, вялимо итальянец, поскольку мадам время от времени вставляла итальянские слова: «бонджорно», «грацие», «вабене». То ли, как считает мадам Ронсо из вежливости, то ли из желания понравиться собеседнику. Больше она не стала ничего говорить, пояснив, что и имя-то Лоренце она знает, лишь потому, что мадам Жанна говорила по телефону громко, не стесняюсь. Но, правда, только когда мужа не было рядом. На мой вопрос, выпивала ли мадам Жанна так, что могла не устоять на ногах, она прямо не ответила, но дала понять, что мартини с утра для Жанны не подвиг. А еще сказала, что может быть и хорошо, что ее уволили. Она всю жизнь работала честно и быть замешанной в дело об убийстве совсем не хочет.
Я понял намек и завершил разговор.
Ну вот, Лоренце – это уже кое-что. Это, конечно, не любовник, уплывший с яхты на надувном матрасе. Но уже два крепких подозреваемых в убийстве Жанны: любовник и муж. Если она, конечно, была убита, а не свалилась в бассейн, случайно подвернув каблук и ударившись головой о мраморный столик.
Мне предстояли две поездки: к мадам Раку, а оттуда, снова в бухту Мала, чтобы еще раз встретиться с латышской официанткой Лайной. Я сел в свой Пежо и он, в этот раз без ворчания, доставил меня на место. Такие поездки моему старичку должны нравиться. Едешь, едешь, целых пять минут, потом час-другой отдыхаешь и снова готов к поездке, как будто тебе не семь лет, а полгода.
Дом 14 бис про авеню Раймон Грималья примыкает к вилле «Палома». Море так и просится в окна. Мадам Раку, одна из тех, немногих, кто не сдает свою квартирку туристам. Видимо денег ей хватает. Квартира небольшая, две комнаты: гостиная и спальня. Есть еще прихожая, кухонька. В душ я не заглянул, но уверен, что он есть. Я бы, в такую переехал. Если бы в ней не было этого концентрированного запаха сухого собачьего корма. Моя-то, нынешняя квартирка, совсем крохотная. Надо ее будет описать в этом журнале, но не теперь. Время уже позднее, а записано далеко не все что следует.
Мадам Раку оказалась пожилой дамой. Возраста ее я не спрашивал, но если судить по кистям рук, то семьдесят лет не кажутся большим преувеличением. Она два раза проверила мое удостоверение, сказала, что на фотографии я на себя не похож, а фамилию мою совершенно невозможно запомнить. И попросила показать удостоверение в третий раз. А лучше бы я его не убирал.
