Я какое-то время просто смотрела на труп, не понимая, как мне поступить дальше. Жаль было бы покидать дом и искать себе новое убежище. К тому же — и в этом мне стыдно признаваться — мне показалось, что сама судьба послала мне эту мертвую девушку. Ведь сейчас, проснувшись окончательно и осознав, зачем я здесь, я поняла, что пора мне как-то начинать действовать. И что главная цель моего бегства — это все же месть Магдалене и Джорджи.
Они хотели увидеть мой труп? Они его получат! В лучшем виде! Бедная девушка, упрятанная под ворохом мешков, и не представляла себе, насколько полезной она может оказаться для меня, даже после своей смерти!
Мысли мои блуждали, как призраки, в разгоряченном сознании, натыкаясь друг на друга и приходя в ужас от собственного появления. Конечно, использовать труп неизвестной мне девушки — это верх цинизма. Она достойна того, чтобы ее похоронили как положено. Но, с другой стороны, не факт, что ее труп, уже разложившийся, не нашли бы, предположим, лишь ранней весной… Если разобраться, то на ее месте, вернее, в подобном положении могло бы оказаться и мое тело, где-нибудь на дне оврага… И так бы все и было, если бы я случайно не подслушала разговор моих родственничков. Но поскольку так уж вышло, что я после всего услышанного помчалась куда глаза глядят, стало быть, мною кто-то там, сверху, руководил. И труп этот мне был подкинут, так сказать, неспроста. А если так, продолжала я развивать свою мысль, то и действовать мне надо незамедлительно, пока не поздно. Пока меня никто еще не нашел и не сдал в полицию! Вот смеху-то будет, когда меня приведут под белы рученьки к моему благоверному и его людоедке-матери!
Я понимала, что совершаю преступление, не заявляя в полицию и собираясь использовать труп этой неизвестной мне девушки. Но тем не менее решение я приняла. Так что, с несвойственной мне храбростью и все еще находясь под впечатлением предательства Джорджи, я повнимательнее осмотрела тело.
В кладовке было светло, я перевернула труп на спину и вгляделась в белое лицо девушки. Хорошенькая… Длинные белокурые волосы. Розовая помада размазалась по губам и подбородку. Тушь с ресниц осыпалась. Тонкий слой крем-пудры, немного румян. Слабый аромат духов. Я приподняла ее голову, и вот только тогда почувствовала какую-то слизь на пальцах… Это была запекшаяся густым слоем кровь. Кто-то проломил ей голову. Как-то сразу мне стало ясно, что убийство произошло все же не в этом доме, а где-то в другом месте и что труп сюда уже потом принесли и спрятали в кладовке. А тот человек, ломившийся в дом, мог быть ее убийцей!
Действовать мне следовало быстро. Мысленно попросив прощения у девушки, я сняла с нее куртку и надела на нее свою. Поменялась я с ней и обувью. Теперь на ее ногах оказались мои швейцарские кроссовки. А на моих, соответственно, — голубые замшевые, почти как плотный бархатистый картон для детского творчества, сапожки на острых тоненьких шпильках.
Без малейших колебаний сняв все свои серебряные украшения (цепочку с кулоном в виде обнимающейся пары, два массивных браслета и два кольца), я надела все это на труп. Ее же украшения, из желтого турецкого золота, я положила в свой карман. Оставалось самое главное — я обрезала ее волосы. Сделала ей короткую прическу. Срезанные волосы я сожгла в камине. Я сделала это для того варианта, если труп обгорит лишь частично и сохранится часть ее волос. Пусть никто подольше не знает, кто именно погиб под обломками моей машины…
Подгоняя саму себя, я вышла из кладовки, подошла совсем близко к входной двери и прислушалась. Было очень тихо. Словно никто и не пытался недавно открыть дверь, не шумел, не лязгал железом…
Я вернулась в кухню, схватила нож и снова приблизилась к двери. Сердце мое стучало где-то в глотке, оно мешало мне дышать. Вот теперь я по-настоящему боялась. Отодвинула щеколду, отперла замок и приоткрыла дверь. Потянула носом — пахло снегом и гарью, как пахнет везде, где топят печи.
Все же я распахнула дверь пошире и с опаской вышла на крыльцо. Все вокруг было мокрым, серым, тоскливым… Страх встретить на крыльце какую-нибудь жуткую личность в дождевике и с бейсбольной битой в руке почему-то у меня пропал. Он уступил место неистовому, яростному желанию немедленно уложить труп неизвестной мне девушки в машину, вернее, усадить его по возможности прямо, за руль и… Вот вам — получайте свою мертвую Грету!
Слезы выступили у меня на глазах. Постепенно, очень медленно, с трудом до меня дошло, что я каким-то чудом избежала страшной участи — разбиться вдребезги на собственной машине! Неужели те, кто затевал мое убийство, ничего не боялись? Что их рано или поздно разоблачат и посадят за решетку?
* * *
Я вытерла слезы, открыла гараж и вывела во двор машину. Небо над моей головой чуть посветлело. Но над морем воздух напоминал такое же темное море, только опрокинутое. Словно повсюду была одна вода. И ни одного просвета. Пять утра. Самое время для сомнительных дел — вроде того, чем я собиралась заняться…
Осмотрев машину и не найдя в ней ничего ценного, я, оставив дверь открытой, быстрым шагом отправилась в дом, в кладовку — за телом. Спустя четверть часа девушка, сильно смахивавшая на меня (комплекция, одежда, волосы не в счет — после того, что я задумала, цвет ее волос определить будет сложновато), уже «сидела» справа от водительского места моего приунывшего «Ситроена» и готовилась к своей последней поездке. Или — к полету. Как кому больше нравится.
Я открыла ворота, выехала на дорогу, закрыла створки. Заперла гараж. Все это я проделала очень быстро и ловко. Я торопилась.
Примерно полчаса я петляла узкими, практически непролазными дорожками между мертвых загородных домишек, пока мой взгляд не ухватил крутое возвышение над морем, откуда открывался вид на застывшие треугольные бетонные глыбы волнорезов на кромке воды! Я, проваливаясь «по уши» в грязь, подкатила к самому краю обрыва, вышла из машины, попыталась усадить мою «куклу» (вот оно, нужное определение для мертвой девушки; вероятно, это восприятие трупа и спасало меня пока что от сумасшествия!) на водительское место — но у меня не получилось, труп как-то неловко повалился на сиденье… В сущности, какая теперь разница, подумала я, ведь при падении машины с обрыва водитель все равно не может не изменить положения своего тела.
Оставалось выполнить самое важное. Я повернула руль резко, до отказа. Достала нож и перерезала тормозной шланг. Вот теперь картина преступления, так сказать, налицо! Когда обнаружат мою сгоревшую машину, а в ней — обугленный труп с моими украшениями, то после проведенной экспертизы найдут и перерезанный тормозной шланг. Мне останется только подбросить в полицию свой телефон со сделанной мною же диктофонной записью — что, мол, если со мной что-то случится, то во всем я прошу винить своего мужа, Джорджи, и его мамашу, Магдалену! Или же написать письмо. Причем сделать это прямо сейчас. Немедленно! Но как? Не в Краневе же мне искать полицейский участок! Значит, надо срочно возвращаться в Шумен, купить белый парик (для неузнаваемости), войти в полицейский участок и положить конверт с моим телефоном (но скорее всего все-таки с письмом) на видное место. И так же незаметно исчезнуть.
Я бросила последний взгляд на свою машину и мягко оттолкнула ее от себя. Она легко сдвинулась с места, сорвалась вниз, перекувырнулась в воздухе. Описала духу и рухнула на громадные бетонные сооружения. Раздался страшный грохот, потом — взрыв. Все как в кино! «Прости меня!» — крикнула я вслед неизвестной мне девушке, улетевшей в никуда. Впоследствии, как мне подумалось, ее назовут Гретой Перминовой…
Я отряхнула сор с ладоней многозначительными, отчаянными хлопками, словно избавлялась таким образом от одной из своих самых больших проблем, и быстрым шагом двинулась обратно — к дому. По дороге я обдумывала — где бы мне раздобыть машину?
На виллу я решила все же пока не возвращаться. Прошла мимо нее, бросив на красивое здание тоскливый взгляд. Подумала, что за то время, что меня там не будет, огонь в камине погаснет, а комната остынет.
Миновав два перекрестка, я вышла на более или менее оживленную улицу, вошла в магазин, где девочка лет двенадцати, вероятно дочка продавщицы, худенькое существо с накрашенными губами, продала мне огромные солнцезащитные очки и черную шелковую косынку. В магазине пахло кофе из кофейного автомата. Опустив монеты в щель, я получила пластиковый стаканчик кофе с молоком и сахаром. Выпила его и почувствовала себя гораздо лучше. Вышла на улицу, туго обвязала голову косынкой, скрывая волосы и подсознательно желая, чтобы те, кто знал «в лицо» бывшую на мне курточку, а следовательно, и ее хозяйку, приняли меня за нее. Почему бы и нет?
После этого подошла к одиноко стоявшей на обочине желтенькой крохотной машинке такси и попросила отвезти меня в Варну. Не желая светиться перед местными таксистами такой странной поездкой — до самого Шумена, я решила усложнить себе путь туда, пересев в другой автомобиль уже в Варне.
