— Ой-ой-ой, до чего же вы подозрительны! — засмеялась она, грозя ему внушительным пальцем. — Вы могли бы сказать, как рады меня видеть, прежде чем приступать к допросу.
— Конечно же, я рад вас видеть, Эви, — сказал Трабшо, осознав, насколько он был невежлив. — Очень рад. Это разумеется само собой.
— Да, но было бы приятней, если бы вы это сказали вслух. Впрочем, я пришла не блох выискивать. Как вы провели последние недели?
— Ну-у-у, вы знаете… — послышался характерно осторожный ответ полицейского. — Да по-обычному. Теперь, с наступлением весны, возился в огороде и, хотя я это сам говорю, с неплохими результатами… — Он перебил сам себя: — Э-эй, погодите-ка. Очень ловко, Эви, очень ловко!
— Что именно? — спросила она, сама невинность.
— То, как вы сейчас сменили тему. Я спросил, как вы узнали мой домашний адрес.
— Если вам уж так хочется, то я получила его от Колверта.
— От Колверта?
— Инспектор Томас Колверт. Вы его помните, верно? Да как же иначе. По его словам, вы взяли его под свое крылышко, когда он был еще бобби, гранящим улицы.
— Конечно, я помню Тома Колверта. Самый многообещающий новобранец в полиции, какого я только встречал. Но вы-то как с ним познакомились?
— Возможно, вы не слышали, но Колверту было поручено расследование этого жуткого происшествия с виллой Аластера Фарджиона. Ну, пожар. Мы разговаривали про это с Корой в «Плюще», но, наверное, вы успели позабыть.
— Нет, — сказал Трабшо, — я не забыл. — И в самой глубине сердца он каким-то образом знал, что Эвадна Маунт знает, что он не забыл.
— Ну, — продолжала она, — он занялся расследованием и наводил справки у некоторых знакомых Фарджи, не могут ли они пролить свет на произошедшее, и Кора оказалась в их числе, ну, и по воле случая, я была в ее квартирке в Мэйфере, когда он с ней беседовал. Вот так, короче говоря, я с ним и познакомилась. Очень милый молодой человек, очень умный, очень проницательный. Думается, он далеко пойдет.
— Что так, то так, — ворчливо ответил Трабшо, — но только когда научится не выдавать секретную информацию, например адреса бывших детективов Скотленд-Ярда, совершенно незнакомым людям.
— Да не лезьте в бутылку. Я рассказала ему, как мы с вами повстречались через столько лет и как прелестно потрепались в «Ритце», а затем пошли в театр, и как мне теперь необходимо связаться с вами. Должна сказать, он был сама любезность.
— Гм, ну хорошо. В целом справедливо. Так входите же, входите.
— Мы обе?
— Как так, обе?
— Для детектива, — сказала Эвадна, — вы не очень-то наблюдательны. — Она мотнула головой назад. — Поглядите-ка, кто там!
Трабшо быстро посмотрел за плечо романистки. Перед его домом, предмет восхищения шеренги уличных оборвышей — восхищения на грани экстаза, воплощенного в разинуторотом редкозубом восторге, — был припаркован серо-голубой автомобиль «бентли». Внутри за рулевым колесом находилась весело ему машущая Кора Резерфорд.
— Так это же… это мисс Резерфорд, — сказал он и помахал в ответ.
— Ку-иии! — издала австралийский призыв актриса к неудержимому восторгу ее оборванной публики. Пусть ни один из них вроде бы не узнал ее — ведь ни один не попросил у нее автографа, зато они с первого взгляда узнали звезду с латунным днищем. Девочки бросили свои классики, мальчики — футбольный мяч, и все сгрудились вокруг машины, забрались на нее со всех сторон, ведь она была куда большей приманкой для них — во всяком случае, для мальчиков, — чем обворожительная ее владелица за рулем.
— Так мы войдем, — осведомилась романистка, — или нет?
— Ну, конечно, конечно, — ответил Трабшо.
Он широким шагом прошел по своей подъездной дороге, добродушно крикнул «кыш!» оборвышам, открыл дверцу «бентли» и проводил актрису в свой дом.
Несколько минут спустя, после того как он вернулся из кухни с бутылкой хереса и тремя рюмками, они втроем уютно расположились перед камином.
— А теперь слушайте, Трабшо, — сказала Эвадна Маунт, пренебрегши общепринятыми разговорными зачинами. — Могу ли я исходить из того, что завтра утром вы будете заняты не более, чем в тот день, когда заскочили в «Ритц»?
— Ну-у…
Он поколебался несколько секунд — нелегко позволить другим увидеть, какой пустой стала твоя жизнь, — прежде чем пришел к выводу, что с чем бы романистка и ее подруга ни пришли к нему, это категорически будет менее пустопорожним, чем то, что его ожидает, если он откажется.
— Нет, не более, — с неохотой признал он. — Обычная нудная рутина. А почему вы спрашиваете?
— Потому что произошло нечто по-настоящему чудесное. Вы помните наш маленький ужин а trois[11] в «Плюще»?
— Естественно.
— И то, как мне пришлось сообщить Коре скверную новость о смерти Аластера Фарджиона?
— Как я мог бы забыть?
— Но помните ли вы, что из-за его смерти его новый фильм должны были снять с производства?
— Да, я прекрасно это помню.
— Ну, его, так сказать, опять подняли.
Трабшо сразу сообразил принести актрисе свои поздравления.
— Ну-ну-ну, отличнейшая новость для вас, верно? Не могу выразить, как я счастлив это услышать.
— Благодарю вас, дорогой, — сказала она. — Как мило, что вас это трогает.
— И очень. Искренне трогает, — стоял он на своем. — Но, пожалуйста, объясните мне кое-что.
— Да?
— Когда мы говорили про все это, о смерти Фарджиона и так далее, вы объяснили мне абсолютно категорически, как говорится, что фильм не сможет снять никто другой, потому что он был… невозместимым, вот, по-моему, верное слово. Да, невозместимым в каком-то смысле, мне не совсем понятном.
— Но только, — ответила она, — оказалось, что в этом случае, так как подготовка к съемкам продвинулась столь далеко, так как площадка для съемок оборудована, а актеры подписали контракты и все такое прочее, владельцев студии ужаснули ожидающие их финансовые потери, которые они неминуемо понесут, если картина не будет снята. Однако они попросту не представляли себе, кто способен занять место Фарджиона, если такой вообще найдется. Ну, и тут Хэтти — жена Фарджиона, если помните? — Хэтти вроде бы рылась в его бумагах в их лондонской квартире и — как вы думаете? — она выкопала следующий любопытный документ. Написан его почерком и указывает, что, если по какой-либо причине он не сможет сам снять фильм, съемки должны быть поручены его помощнику — его Первому Помощнику, как принято говорить у нас. Именно это и произошло.
— Гм, — многозначительно буркнул Трабшо. — Странновато…
— А? Что вы имеете в виду?
— Ну, впечатление такое, будто Фарджион подозревал, что, возможно, что-то помешает ему самому вести съемки.
— Ах уж эти бывшие полицейские! — вскричала Эвадна. — Куда ни посмотрите, обязательно вам мерещатся тайные помыслы. Забудьте Фарджиона. Суть в том, что съемки начались на прошлой неделе, и Кора, как вы понимаете, на седьмом небе.
— Да-да, вновь приношу свои поздравления, — сказал Трабшо актрисе. — Я… ну, я не мог не заметить, насколько вы приняли к сердцу смерть этого человека.
— Суть в том, — сказала Кора, — что фильм снимается в Элстри, а я, как, по-моему, я вам упомянула, имею не так уж много больших эпизодов, но один из них снимается завтра днем, и поскольку я позволяла Эви участвовать во всем, что я делала, с той поры, как мы еще были по колено кузнечикам, естественно, я пригласила ее на съемку.
И тут нам в голову одновременно пришла одна мысль — должна сказать, это все еще иногда случается. Раз милый старый Трабберс разделил скверную новость, так почему бы ему не разделить и хорошую?
Сверх того, я должна быть в студии безбожно рано, а Эви никогда ранней пташкой не была и, естественно, предпочтет появиться там позднее, но только она не умеет водить машину, а вы, полагаю, умеете. Ведь так?
— Да. «Ровер». Итак, — заключил он, — насколько я понял, вы приглашаете меня стать на день шофером Эви?
— Неблагодарный! — Кора сделала вид, будто хлопает его по руке. — Вам обязательно надо держаться так казенно, упрямо и по-полицейски? Я же просто подумала, раз уж мы опять встретились все вместе, вам будет интересно сопровождать Эви. Не поверю, будто вам когда-нибудь приходилось посещать киностудию, и, значит, вам должно быть жутко интересно. Так что скажете?
И Трабшо без малейшего колебания ответил утвердительно. Правду сказать, он даже поверить не мог своей удаче.
— Ну так, мисс Резерфорд, — спросил он ее, — собственно, какой он, этот новый фильм?
— Называйте меня, милый, Корой, — ответила она весело, и скотленд-ярдовец вновь поразился тому, насколько помолодевшей она кажется теперь, когда непредвиденный поворот судьбы вновь словно бы возродил ее карьеру. Но он, кроме того, был слегка смущен, так как не совсем понял, хочет ли она, чтобы он называл ее «Корой» или «милой Корой».
