– Мы пока не знаем, в чем причина смерти вашей дочери, – спокойно заметила Охлопкова, и я в очередной раз поразилась ее выдержке.
– Неужели? – хмыкнул Митин. – А вот патологоанатом убежден, что знает: причина в вопиющей халатности, проявленной сотрудниками вашего отделения, и я намерен доказать это в суде.
– Это ваше право, – согласила Елена Георгиевна.
– А вот вы, – внезапно обратился ко мне мужчина, сверля пронзительным взглядом, отчего я сразу же ощутила неловкость, – скажите, легко ли перепутать чистый адреналин с… что вы там обычно колете?
Я беспомощно посмотрела на Охлопкову, и она поспешила вмешаться:
– Бесполезно обращаться к доктору Смольской: в ее практике таких случаев не встречалось! Это вообще большая редкость, и можете не сомневаться, что виновные обязательно понесут наказание.
– Будьте уверены, – встряла адвокат, – мы это проверим. Мы проведем самое тщательное расследование, вскроем все случаи халатности в вашем отделении и в больнице в целом, соберем свидетельства, и тогда вам придется искать себе работу в цветочных ларьках!
Брови заведующей опасно сошлись на переносице, но Ищенко уже подхватила своего клиента под руку и потащила к двери.
– Ну, и как вам это нравится? – устало спросила Охлопкова, снимая очки и потирая оставленный ими след.
– Ужасно! – пробормотала я.
– В сущности, они правы: именно наше отделение виновато в смерти девушки. Это мой личный ляп, ведь я занимаюсь подбором персонала и должна знать, на что способен каждый из моих работников. Но я вас вызывала не для того, чтобы вы завели «приятное» знакомство с родственниками покойной. Речь пойдет о перерасходе препаратов.
– Вы серьезно?
– К сожалению, да. Вы же понимаете, что в связи с этим происшествием нас станут проверять? Так вот, я решила всех опередить и сама подняла бумаги за последние несколько месяцев. Знаете, что я выяснила?
– Что же?
– У нас обнаружился значительный перерасход наркотических средств.
– Каких?
– Разных – промедола, омнопона и просидола. Но, самое интересное, налоксона: у нас его всегда было мало, но все запасы испарились примерно в течение месяца, и я ума не приложу, куда он мог подеваться!
Это действительно странно, ведь основное применение налоксона – передозировка морфином, а я что-то не припоминала, чтобы в последнее время в отделение поступали такие пациенты.
– Но не это самое интересное. Занятно, что больше всего наркотиков списано Шемякиной!
В обязанности анестезисток и в самом деле входит списание наркоты, но до последнего времени мне и в голову не приходило проверять Киру: никто со склада не жаловался, а в противном случае повода нет. Видимо, так думала и Охлопкова. До недавнего времени.
– Агния Кирилловна, вам что-то об этом известно? – испытующе глядя на меня, спросила она.
– Мне?!
– У вас на лице написано.
– Ну… Понимаете, не то чтобы…
– Говорите прямо, Агния Кирилловна, а то вы вынуждаете меня плохо о вас подумать: вы знаете что-то, чего не знают другие?
– Проблема в том, что другие как раз в курсе, – вздохнула я. – А я сама только недавно… Не знаю, имеет ли это отношение к пропаже препаратов, да и человека зря подставлять не хочется…
– Вы о ком?
– О Кире, о ком же еще? Она умерла, и…
– Печальный факт смерти Шемякиной не поможет нам объясняться насчет наркотиков. Так что вам известно?
– Сын Киры наркоман! – выпалила я, и брови Охлопковой взлетели к линии роста волос: видимо, только мы двое и оставались в неведении.
– Это… может все объяснить, – пробормотала она, снова потирая переносицу. – Откуда вы узнали?
– Похоже, все знали. Несмотря на то, что мы долго проработали с Кирой, она не посвящала меня в детали своей личной жизни. То есть я слышала, что у нее есть сын, но понятия не имела о его зависимости!
– Я вам верю, – кивнула она. – Не нужно оправдываться: если кто и виноват, то это я! Ко мне приходил следователь… Не тот ли это человек, который работает с вами в ОМР? Мне кажется, мы встречались.
– Это он – подполковник Карпухин.
– Как вы с ним общаетесь? Весьма неприятный тип!
– Он вынужден задавать неудобные вопросы, – поспешила я оправдать Артема Ивановича. – Служба такая.
– Возможно, возможно, – с сомнением протянула Охлопкова. – Только этого нам и не хватало для полноты картины: погибла пациентка, а потом и анестезистка свела счеты с жизнью!
– Считаете, Митин серьезно – насчет суда?
– А зачем, вы думаете, он притащил с собой адвоката? Они нам еще попортят крови, помяните мое слово!
* * *
Арам Анастасович Карапетянц оказался невысоким тщедушным пареньком чуть за тридцать, и Леониду оставалось лишь подивиться тому, как ему удалось так рано очутиться на посту главного редактора одного из основных «желтых» изданий города. Он носил мятый спортивный пиджак, и когда сел, закинув ногу на ногу, патолог заметил, что у редактора носки разного цвета.
– Какая трагедия! – воскликнул он, стоило Кадреску упомянуть имя Нины Митиной. – Такая талантливая девочка – просто настоящая звезда! Я чувствовал, что у нее большое будущее, и вот… Да-а, человек предполагает, а бог…
– Давайте не будем впутывать высшие силы, – поморщился Леонид: убежденный атеист, он свято верил в торжество науки. – Что вы можете пояснить по поводу последнего материала вашей сотрудницы?
– Вы про врачебные ошибки? Признаться, я отговаривал Ниночку от этой затеи: видите ли, наша газета, как бы это сказать, чтиво развлекательное, а тут – такие серьезные темы! Вот если бы она какое-нибудь громкое убийство вскрыла… Вы же понимаете, что доказать врачебную ошибку трудно, врачи друг за друга горой… Корпоративная этика, будь она неладна!
– Ну, написали бы опровержение – подумаешь! – пожал плечами Кадреску. – Полагаю, оно было бы не первым и не последним?
– Вы, конечно, считаете «Правду жизни» несерьезным изданием, но это не значит, что мы печатаем ничем не подкрепленные гипотезы, – покачал головой Карапетянц. – Потому-то я и предупредил Нину, что не выпущу ее серию статей до тех пор, пока она не соберет достаточно доказательств.
– Собрала?
– А статьи вышли? – вопросом на вопрос ответил редактор.
– Понятия не имею, я не поклонник вашей газеты.
– Заметно! Так вот, к вашему сведению, ни одна статья не выходила. Правда, в последний раз, когда мы виделись, Нина упоминала, что готова представить мне достаточно оснований для того, чтобы я дал добро.
– А вы знаете, где Нина могла хранить свои записи?
– В своем ноуте, разумеется. А он, полагаю, у нее дома.
– Понятно. Что ж, спасибо… Один вопрос: откуда у Нины интерес к медицинской теме?
– Кажется, ее мать была связана с медициной.
– Какого профиля?
– Простите, не интересовался. Нина, по-моему, даже поступила в медицинский университет, но потом что-то не заладилось… Короче, она ушла и решила стать журналисткой. По конкурсу не прошла, кто-то посоветовал ей поработать и набраться опыта, а потом попробовать еще раз. Нина пришла к нам курьером, но через полгода показала мне очень даже приличную статью, и я согласился вставить ее в очередной выпуск. С тех пор она стала писать – сначала внештатно, а позже мы нашли для нее ставку. В будущем году она намеревалась снова поступать, и один мой знакомый, акула пера, обещал дать ей лестную характеристику… Не сложилось, выходит?
* * *
– О чем мечтаешь?
Голос Андрея вывел меня из состояния задумчивости.
– Да так, о разном… Главным образом о моей анестезистке.
– Это о той, которая пациентку угробила?
– Зачем ты так? – упрекнула я. – Еще ничего не выяснено!
– Думаю, вы напрасно ищете черную кошку в темной комнате: что из того, что она отрицает… отрицала свою причастность? Это нормально, что человек пытается обелить себя. С кем не случается? Даже в моей клинике анестезисток не хватает – одна на две-три операционные. Текучка у них, ведь зарплата маленькая, а требований больше, чем в государственных больницах. Я работаю только с двумя анестезиологами, а они, в свою очередь, предпочитают двух анестезисток – тех, кому полностью доверяют. Одна карты отлично оформляет, у нее каллиграфический почерк, а вторая лучше справляется в операционной – прямо электровеник! Первая, что помоложе, иногда подтормаживает – может, к примеру, атропин с прозерином перепутать, так как коробки рядом лежат… А вторая обычно ходит за препаратами крови и совмещает ее, хотя я бы на месте анестезиолога такого не позволял.
– Кира никогда не допускала ошибок! Может, это связано с ее сыном?
– Наркоманом?
– Сегодня я имела неприятный разговор с Охлопковой. Она говорит, что обнаружила перерасход наркоты.
– Но как такое возможно, ведь на списание остатков в госучреждениях нужны подписи анестезиолога и членов комиссии по наркотикам – начмеда, старшей сестры и старшего оперуполномоченного по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств!
