Когда сестра, торжествующе блестя глазами, объявила нам с мамой о своем замужестве, я уже о чем-то догадалась, так что не упала в обморок и не бросилась на сестру с кулаками. Мама, оказывается, тоже догадывалась, но молчала, она вообще взяла себе за правило не вмешиваться в отношения своих дочерей — мы, мол, взрослые, сами разберемся. Однако глядела на сестру неодобрительно, и та начала орать:
— Ну что ты на меня смотришь? У них же ничего не было, ну ровным счетом ничего!
Ага, ничего… Только его руки на моих плечах, я прижимаюсь к нему крепко-крепко, сердца бьются в унисон, и такое чувство, что с этим мужчиной у меня все получится, а самое главное — он никогда не сделает мне ничего плохого.
Как выяснилось, сделает. И уже сделал. Но по сравнению с тем, что было двадцать лет назад, его поступок не такой ужасный.
Может, вам интересно узнать, как я все это пережила? Легко, потому что как только я утратила чувство доверия к Саше, вернулись все мои комплексы. Я стала шарахаться от мужчин, которые подходили ко мне слишком близко. Так что любовь быстро прошла. Обида? Обида тоже быстро прошла, тем более что родственники, явившиеся на свадьбу, все как один говорили, что молодые — прекрасная пара, что они удивительно подходят друг другу и что даже имена у них одинаковые — Александр и Александра.
Действительно, они оба стояли в загсе такие красивые… Если бы это случилось со мной, фотографии выглядели бы гораздо хуже.
И я сдалась, как сдавалась всегда под напором сестры.
Они продержались меньше года. Сначала снимали квартиру, потом пытались жить вместе с его матерью, а затем Саша уехал на стажировку, и больше мы о нем ничего не слышали. Документы о разводе принесла Нонна Леонидовна. Сестры не было дома, со мной она поздоровалась очень сухо. Я тоже была не слишком приветлива.
Вот такая история, я вспоминаю о ней изредка, когда семейка слишком уж наглеет…
В целом можно сказать, что нынешний вечер прошел в теплой дружественной обстановке.
На этот раз мне удалось заснуть, как только голова коснулась подушки.
Однако и во сне не было мне покоя.
После того как бабушка в далеком детстве сводила меня к невропатологу, я не видела никаких снов, а если и видела — какие-то бессвязные, быстро сменяющиеся цветные картины, оставлявшие после себя чувство растерянности и недоумения. Но на этот раз мне снился четкий, яркий, удивительно реальный сон.
Я шла по какому-то просторному полутемному помещению. Под ногами у меня громко хрустела кирпичная крошка и осколки стекла. Кое-где с потолка свисали, словно тропические лианы, скрученные жгуты электрических проводов. Впереди, за полуоткрытой дверью, раздавались неясные, но очень тревожные звуки — какой-то скрежет, скрип, невнятное бормотание.
Я толкнула дверь и вошла в следующую комнату.
Здесь было чуть светлее, и я сразу увидела крупного мужчину с пышной рыжей шевелюрой, одетого в хорошо сшитый костюм. Он стоял спиной ко мне и что-то делал. Приглядевшись, я поняла, что он большой тяжелой лопатой разгребает груды битого кирпича, цемента и штукатурки.
Я хотела окликнуть его, объяснить, что заблудилась, и попросить помощи, но не смогла произнести ни слова, мой язык словно прилип к гортани.
Вдруг он сам обернулся и увидел меня. Я застыла на месте, наблюдая за его лицом. Лицо и так было красным, а тут еще больше покраснело.
Незнакомец неприязненно скривился, глухо выругался и в один прыжок подскочил ко мне, схватил меня за плечо и прошептал странным, как будто очень огорченным голосом:
— Я же говорил — незачем вмешиваться в чужие дела! Незачем следить за мной!
Я хотела что-то ответить, возразить ему, объяснить, что вовсе не вмешивалась в его дела, что оказалась здесь совершенно случайно и немедленно уйду, как только он покажет мне дорогу, но язык по-прежнему не слушался меня, да этот мужчина и не ждал моих объяснений.
Он выпустил мое плечо и перехватил меня за горло.
Я попыталась вырваться, отступила назад… и каким-то чудом мне удалось освободиться из его рук. Мужчина шагнул за мной, споткнулся и едва удержал равновесие. Он тут же выпрямился, но потерял долю секунды, и я успела отскочить в другой конец комнаты.
Но рыжий незнакомец сделал огромный прыжок и снова настиг меня. И тут я увидела на грязном полу выпавшую из его рук лопату. Старую тяжелую лопату со сломанным черенком. С той ловкостью, которая бывает только во сне, я схватила эту лопату и с размаху ударила по голове своего преследователя.
Он покачнулся, выругался… и вдруг густая рыжая шевелюра, оказавшаяся париком, слетела на пол, и я увидела круглую, лысую, как колено, голову.
И наконец-то узнала его.
Это был наш новый начальник Илья Артурович Меликханов.
По его веснушчатому лицу текла кровь — видимо, я серьезно ранила его лопатой. Тем не менее он неотвратимо надвигался на меня, выставив вперед сильные руки с толстыми короткими пальцами.
Меня охватил такой дикий, непереносимый страх, какой бывает только во сне, в ночных кошмарах. Я понимала, что, если Меликханов дотянется до меня, схватит за горло своими короткопалыми руками — мне придет конец. Со мной случится что-то ужасное, что-то еще более ужасное, чем смерть…
Но у меня в руках была лопата.
Я размахнулась, собрав все свои силы, весь свой страх, все отчаяние, и опустила лопату на лысую голову Меликханова. Я ударила его раз, и еще раз, и еще… я била его лопатой, но он все надвигался и надвигался на меня…
И вдруг все кончилось.
Мужчина лежал передо мной неподвижный и безопасный, уставившись в потолок широко открытыми блекло-голубыми глазами. Вокруг его головы растекалась лужица темной крови.
Я вскрикнула… и проснулась.
На часах была уже половина восьмого, скоро зазвонит будильник. Сердце бешено колотилось. Мама ровно дышала во сне. Генка прошествовал в туалет, как всегда топая, нарочно хлопнул дверью. Мама во сне тяжело вздохнула.
Я бросила взгляд на часы и замедлила шаги. Было еще без двадцати десять. Что-то я сегодня слишком быстро добралась до работы. Видимо, сказалась нервозность последних дней.
Впрочем, не одна я так рано явилась на работу. На стене банка висел человек в строительной люльке, который драил губчатой шваброй стеновое покрытие из полированного гранита. Сделав небольшой крюк, чтобы на меня не попала мыльная вода, я вошла в холл.
На входе снова дежурил Вася. Увидев меня, он оживился.
— О, Жень, ты прямо ранняя пташка! Перед новым начальством выслужиться хочешь? Брось, все равно не оценят! Послушай лучше анекдот. Прикинь, мужик возвращается из командировки на день раньше, а в прихожей…
Я не дослушала его и скрылась в своем кабинете.
Навела порядок на столе, включила компьютер, пересмотрела оставшиеся со вчерашнего дня документы. Хотела уже приступить к подготовке квартального отчета, как вдруг зазвонил телефон.
На этот раз я сразу узнала Антона Степановича.
— Евгения Николаевна, — проговорил он несколько сухо, — зайдите, пожалуйста, ко мне. И прихватите все материалы по кредитованию ООО «Астролябия».
— Мне нужно несколько минут, чтобы их собрать.
— Постарайтесь сделать это быстрее.
Я вспомнила вчерашнюю сцену в его кабинете, невольным свидетелем которой оказалась. Тогда Меликханов распекал его именно из-за этой «Астролябии». Все понятно — Карабас хочет оправдаться с документами в руках.
Тут выяснилось, что не все материалы у меня под рукой, некоторые хранятся у Ларисы. Ну, если Карабасу нужно, он сам ее вызовет. Я сложила материалы в папку и отправилась на четвертый этаж.
Дверь переговорной, которую Антон Степанович превратил в свой кабинет, была приоткрыта. Я негромко постучала в нее, не дождалась ответа и вошла внутрь.
В кабинете было полутемно — почему-то в нем были задернуты плотные зеленые шторы. Когда я открыла дверь, эти шторы словно ожили от сквозняка, надулись, как паруса под свежим ветром. За письменным столом никого не было, и в первый момент мне показалось, что в комнате вообще пусто. Но затем я боковым зрением заметила движение слева от двери и повернулась в эту сторону.
Слева от входа, возле стеллажа с документами, стоял спиной ко мне крупный, широкоплечий человек. Он доставал какую-то папку с нижней полки, поэтому довольно низко наклонился, и я сперва приняла его за Карабаса.
— Антон Степанович, вот эти документы… — проговорила я в широкую спину.
Человек возле стеллажа медленно распрямился и повернулся ко мне.
Это был не Антон Степанович.
Это был Меликханов. Лицо его было красным от раздражения и недовольства, а при виде меня оно еще больше покраснело.
Внезапно я вспомнила свой сегодняшний сон. И еще — реальное событие двадцатилетней давности. Событие, которое я так хотела, но не могла забыть.
