Он снова, на этот раз сам, переписал злополучный текст и опять углубился в его изучение.
Лиза с сочувственным интересом наблюдала за тем, как он морщил лоб, пыхтел, сосредоточенно тер переносицу, почесывал кончик носа… все эти действия, по-видимому, должны были стимулировать умственную деятельность.
После нескольких минут такого гримасничанья Старыгин поднял голову и тяжело вздохнул.
— Ну как, до чего вы додумались? — поинтересовалась девушка.
— Чего-то мне не хватает, — признался Старыгин. — Какие-то обрывки слов складываются, но в целом выходит бессмыслица.
— Ну, может быть, здесь и нет никакого послания… — проговорила Лиза, достав из сумочки зеркальце и тюбик помады и поправляя макияж. — Может быть, это действительно всего лишь мелодия.
— Постойте! — воскликнул Старыгин и внезапно вырвал зеркальце из рук девушки.
— Что это вы… — начала Лиза возмущенную фразу, но не закончила ее, поскольку поняла, что Старыгин вовсе ее не слушает: он поднес зеркальце к листку с записью и зашевелил губами, как будто что-то читая.
— Вот оно! — проговорил он наконец, возвращая девушке зеркало. — Простейший шифр, как же я не догадался? Каждое слово разбито на две части, первая часть написана справа налево, так что читается в зеркале, а вторая часть записана обычным способом, слева направо!
— И что же вы в результате прочли?
Старыгин произнес чеканную латинскую фразу и тут же перевел ее на русский язык:
— Великое сокровище, святыня первых христианских королей, драгоценность Людовика Святого, реликвия, дарованная королю-солнце, хранится…
— Что же вы замолчали? — осведомилась Лиза. — Ведь дальше — самое интересное!
— В том-то и дело, что дальше ничего нет! — с сожалением проговорил Дмитрий Алексеевич. — Дальше надпись кончается, точнее — она оборвана! — И он показал девушке нижний край найденного в тайнике листка.
Действительно, листок был разорван, нижняя его часть отсутствовала.
— Ну вот, так всегда и бывает, — вздохнула Лиза. — Все заканчивается на самом интересном месте!
— Он здесь! — Принцесса Роган схватила молодую королеву за руку и потащила за собой. — Он здесь! Хорошо, что ты пришла!
— У нашей милой принцессы опять видение! — проговорил, не вставая с канапе, маркиз де Водрейль. — Мадам, не пора ли отвести во дворце специальное крыло для призраков?
Не обращая внимания на колкости маркиза, принцесса вела Марию-Антуанетту к двери музыкального салона.
— Он здесь! — повторила она, распахнув дверь и остановившись на пороге.
— Где… — проговорила королева, мягким изгибом русых бровей изображая легкое недовольство.
— Тсс! — Принцесса Роган поднесла палец к губам. — Неужели ты не видишь?
И тут королева увидела его.
Кардинал сидел на табурете, обитом золоченой испанской кожей, перед резным клавесином. Рукава кардинальского облачения свободно спадали с его красивых смуглых рук. Он был красив той тонкой, изысканной красотой, которую приобретают в старости умные и решительные мужчины. И он был так похож на свой портрет — тот самый, что висел в малом кабинете Луи… Острая бородка клинышком, пышные усы, тонкое, выразительное лицо, соединяющее в себе глубокое понимание человеческой природы и умение повелевать…
— Боже! — прошептала королева, невольно сжав руку своей подруги. — Но это… это действительно он!.. Красный кардинал! Жан Арман дю Плесси де Ришелье!
— А ты мне не верила! — По красивому лицу принцессы пробежало облачко. — Смотри…
Мертвый кардинал поднял руки еще выше, алые рукава упали до локтей. Он откинул величественную голову, уронил руки на клавиши инструмента и заиграл.
Мария-Антуанетта никогда не слышала такой музыки. В ней не было ничего от тех легкомысленных пасторалей и мадригалов, которые часто исполнялись придворными музыкантами, не было даже намека на ту легкую куртуазную музыку, которую принесли ко двору галантные итальянцы из свиты кардинала. Это было вообще не похоже на музыку: это было похоже на нервный припадок, или угрызения совести, или на ветреную осеннюю ночь — словом, на все то, что молодая королева на дух не выносила…
— Что это? — испуганно прошептала Мария-Антуанетта.
Она повернулась к своей подруге.
Лицо принцессы буквально светилось. Она не сводила глаз с призрачного кардинала, грудь ее высоко вздымалась под кружевным лифом платья, бледное лицо покрылось пятнами лихорадочного румянца.
— Неужели ты не понимаешь, Туанетта! — прошептала она, порывисто схватив королеву за руку. — Это музыка оттуда, из-за покрова небытия! Кардинал приоткрыл для нас завесу вечной тайны!
Мария-Антуанетта прижала ладони к вискам:
— Это невозможно! Я не в силах переносить такую какофонию! Прикажи, чтобы мне принесли нюхательную соль, от этой потусторонней музыки у меня разболелась голова!
— Подожди еще минуту, Туанетта! — воскликнула принцесса с болезненной горячностью. — Разве можно беспокоить души мертвых нашими земными заботами? И потом, он еще не доиграл до конца!
Кардинал снова опустил руки на клавиши, и из-под его пальцев донесся какой-то немыслимый, мучительный, пугающий аккорд — да и не аккорд вовсе, а противоестественное, чудовищное, болезненное сочетание звуков…
В следующее мгновение мучительная музыка замолкла, и человек в красной мантии растаял, растворился, словно его и не было… да, впрочем, правда ли он был здесь?
Мария-Антуанетта огляделась по сторонам, как будто проснувшись от тяжелого сна.
— Что это было?.. — пробормотала она, наморщив высокий лоб и проведя пальцами по глазам. — Мне показалось, что…
— Тебе ничего не показалось! — жарко выдохнула принцесса. — Ты видела, видела и слышала! Для нас ненадолго приоткрылась дверь иного мира… я уверена: покойный кардинал явился именно для тебя! Он хотел тебе что-то сообщить и не нашел другого способа, кроме этой удивительной мелодии…
— Но этого не может быть! — запротестовала здравомыслящая королева. — Я, должно быть, просто устала…
Ей было очень трудно признать, что она только что столкнулась с чем-то непостижимым. Воспитанная в практичных и приземленных правилах венского двора, она не допускала существования явлений и предметов, выходящих за рамки традиций и приличий, за границы обыденности и здравого смысла. Она охотно признавала право на видения за своей экзальтированной подругой, причем относила эти видения на счет больных нервов принцессы Роган, а еще больше — на счет ее несчастливой семейной жизни. Принцесса страстно любила своего мужа, тот же не ставил ее ни в грош, постоянно помыкал ею, оскорблял ее. Немудрено, что несчастная принцесса искала утешения у мертвецов. Но чтобы сама Мария-Антуанетта увидела привидение…
Жужу, собачка принцессы, уселась посреди персидского ковра и тонко, жалобно завыла.
— Вот видишь, Жужу тоже чувствовала его присутствие! — воскликнула принцесса. — В присутствии кардинала она не смела подать голос, зато теперь…
Дверь музыкального салона приоткрылась, на пороге появился маркиз де Водрейль. На лице его было не свойственное маркизу удивление.
— Что за адская музыка здесь раздавалась? — проговорил он, переводя взгляд с Марии-Антуанетты на принцессу.
— Вот видишь, Туанетта, маркиз тоже слышал эту музыку! — Лицо принцессы засияло. — Вот видишь…
— Дамы, зачем вы мучили бедное животное? — Маркиз покосился на собачку.
Он хотел свести все к шутке, но на его лицо набежала какая-то тень, и шутка вышла несмешной.
— Маркиз, вы действительно что-то слышали? — осторожно поинтересовалась Мария-Антуанетта.
— Да, кое-что слышал… — Маркиз посерьезнел. — На месте вашего духовника я запретил бы вам слушать подобную музыку. В ней есть что-то языческое или даже адское!
— Маркиз, дорогой мой! — взмолилась принцесса Роган. — Я знаю, у вас прекрасный музыкальный слух и замечательная память. Если вы слышали и запомнили эту мелодию — запишите ее!
Де Водрейль удивленно взглянул на принцессу:
— Вы настаиваете? Мне кажется, что такое следует поскорее забыть…
— Я настаиваю! Я не сомневаюсь, что явившийся с того света кардинал хотел нечто сообщить Туанетте, и оставить этот знак без внимания будет непростительной глупостью!
— Ну что ж… — де Водрейль знал, что, ежели принцесса вобьет что-то себе в голову, спорить с ней бесполезно. Кроме того, ему и самому было любопытно испытать свои способности. — Ну что ж… — повторил он, нахмурившись, — велите подать мне перо, чернила и нотную бумагу.
Через минуту слуги принесли все требуемое, и маркиз уселся за один из столиков, обмакнул перо в чернильницу и застрочил по бумаге.
— Кажется, это звучало так! — проговорил он наконец, изящно помахав листком в воздухе, чтобы просушить чернила, и протягивая его принцессе.
