– Ты мне нужен. Как не можешь?! Я подойду сам, – и добавил, обращаясь к Михаилу. – Среди бела дня залез под душ. Вспотел на тренировке. Так будет быстрее…
И Гопа удалился из ресторана через служебный выход. Его капучино остался на столе нетронутым.
Следователи переглянулись. Михаил на мгновенье приложил палец к губам, давая понять Карпенко, что лучше не разговаривать. Михаил взглянул на часы, чтобы узнать, сколько отсутствовал Гопа.
Тот возвратился через семь минут. «Оперативно!» – отметил Михаил.
– Сидоренко и Замков! – сразу назвал фамилии Гопа. – Они работают завтра.
– Нам нужны их адреса и фотографии, до завтра мы ждать не можем.
– Ребята, что же вы сразу не сказали.
Гопа опять был спокоен. Он поколдовал над мобильным телефоном и сказал в трубку:
– Это ты? Мне нужны их фотографии и адреса. Что? Отдел кадров открывается тоже в четыре? А запасные ключи? – он добавил, обращаясь к Михаилу. – Есть ключи от комнаты, но нет от сейфа. Что будем делать?
– Когда мы получим данные?
– Сразу после четырех. Куда доставить?
– В приемную городского прокурора.
– Манюне?
– Да, ему!
– Еще по чашечке капучино.
– Спасибо, мы уходим. Благодарим за информацию, думаю, Вы сами заинтересованы в успехе следствия….
– Вы даже не представляете, до какой степени! – в голосе Гопы Михаил улавливал уже издевательские нотки. – Прощайте!
– До скорого свидания! – парировал Михаил.
Гопа улыбнулся и жестом приказал официанту заменить остывший капучино.
Манюня принял Михаила сразу:
– Каков результат?
– Гопа получил фору почти два часа. Фамилии он назвал, но адреса и фотографии будут только после четырех. У него есть возможность все отрепетировать, если он выдал нам подставных лиц.
– Но кто-то же из сотрудников знает правду!
– Они скажут, как ему нужно. Иначе теряет работу, а то и жизнь. Черт! Как я оплошал! Сотрудников еще нет, но швейцар был на месте. Мимо него несли Виста в больницу. Он должен был запомнить, кто сопровождал. С вашего разрешения, я опять наведаюсь в клуб, а Павел останется здесь.
– Да, действуй! Совсем забыл, Фесенко звонил и сказал, что на паспорте Виста сорвана фотография. Если фамилия и кличка выдуманы, то разыскать его будет весьма трудно. Одна надежда на фоторобот, только без людей Гопы составить его некому.
– А служащие крематория?
– Поедешь в крематорий, спросишь.
Михаил заторопился и покинул кабинет.
В вестибюле клуба его опять встретил швейцар.
– Что-нибудь забыли?
– Забыл у Вас кое-что спросить.
– Спрашивайте! От прокуратуры у нас нет секретов.
– Вы должны помнить, кто сопровождал в больницу наркомана, который потом умер.
– Помнится мне, что Толик Замков и Васек, забыл фамилию…. Да, вспомнил, Сидоренко. А разве Григорий Борисович не сказал?
– Сказал, да я не запомнил. Он еще обещал фотографии и адреса дать, поэтому пропустил мимо ушей.
– Не знаю, начальство меня не послушало. До сих пор не нашли, что убил Витька и Гену.
– Что не послушало? Выслушаю вас с удовольствием….
– Нас не очень поощряют на такие разговоры. Все талдычат о коммерческой тайне. Но если у вас есть время, то подождите меня в кафе напротив. Скоро время полдничать, я поставлю подмену и приду….
– А почему не едите в своем ресторане?
– Из зарплаты высчитывают, а у нас очень дорого.
– Жду вас в кафе.
– Пять минут, и я там буду.
Швейцар не обманул. Через пять минут он занял место за соседним столиком, но так чтобы их спины оказались рядом. Можно было разговаривать, слегка отвернув голову в сторону собеседника.
– Все меня зовут, Митрич, – представился швейцар, когда заказал блины с творогом и чай.
– Михаил Гречка. Слушаю вас….
– Даже не знаю с чего начать. Гена купил дубленку, а через два дня его стукнули и ограбили.
– Нам это уже известно.
– Перед этим Гену искал парень. Здоровый такой, боксер. И еще студент. Он у нас часто играл в рулетку, потом перестал. Говорит, женюсь. На другой день студент приходит к Витьку. Уже в дубленке, точно такой, какая была у Гены. Спрашиваю, откуда. Говорит, отец с Севера привез. Он поднялся к Витьку. Тогда я не знал еще, что Гену ограбили. Вскоре вижу, что и Витек побитый. Говорит в ванной упал. Через неделю узнаю, что Гену и Витька кто-то зарезал. А парень опять приходил, их спрашивал. А как узнал, что убитые, сразу ушел. Может, для отвода глаз интересовался.
– Какой он из себя, студент этот? – Михаила охватило сильнейшее волнение.
Он с трудом его скрывал.
– Чуть пониже Вас, но, пожалуй, шире в плечах. Если приварит, то мало не покажется. Вспомнил, Борис его зовут.
– В каком институте учится?
– А Бог его знает. В городе их всего три.
– Спасибо, пожалуй, мне пора, – заторопился Михаил.
– Как мой рассказ? Или не интересно, как моему начальству.
– Трудно сказать сразу, но парня этого мы обязательно найдем.
– Кажись, он в общежитии живет.
– Спасибо, меня ждет мое начальство.
Михаил лихорадочно соображал. Боксер, значит, мог нанести травмы кулаком. Этот факт охранники единодушно скрывали, за что и поплатились жизнью. Удар ножом был Михаилу знаком. Он его тоже когда-то отрабатывал. Его можно было нанести коварно, имитируя дружеские объятия. Вдруг этот парень служил в спецназе ВДВ.
Идеальная кандидатура на преступника и мотивы есть. Два месяца мороки, а швейцар выдал за пять минут готовенького. Для ребят Фесенко вычислить этого студента два часа работы.
Фесенко выслушал Михаила молча, потом сказал:
– Ты не находишь, что это подходит на сто процентов под мою версию?
– Нахожу! Напряги ребят, чтобы нашли мне этого боксера.
– Постараемся сегодня! У меня принцип: потерянный час – фора преступнику.
– Меня найдете в прокуратуре. Как только появятся фотографии охранников, которые сопровождали Виста, нужно будет побывать у капитана и диспансере.
– Не все сразу. Думаю, эта версия умерла окончательно. За два часа Гопа выдрессирует всех.
– И капитана?
– И капитана! Но капитан скажет, что не видел сопровождающих, а имел дело только с врачом. Могу биться об заклад. Коньяк, я считай, выиграл. Не хватает шампанского. Не пить же пиво с коньяком.
– Мне не до пари. Поручу проверку Карпенко. Ищите студента. В крематорий поеду сам.
Гопа выполнил обещание в срок. Михаилу заготовили для такого случая еще с десяток фотографий других мужчин, чтобы опознание проводилось по правилам. Карпенко получил такую же пачку фотографий и адреса охранников: Сидоренко и Замкова. Он должен сначала побеседовать с ними и только потом с врачом и капитаном.
В надвигающихся сумерках Михаил на предельной скорости, какую только позволяли дорожные знаки, спешил в крематорий. Небо было абсолютно безоблачным и сумерки медленно и незаметно переходили в ночь. Сплошной снежный покров отражал закат. Взошла полная луна. Глаза успевали привыкнуть к темноте, дорога и обочины просматривались прекрасно. Михаил подъехал к крематорию, ни разу не включив фары. Во дворе крематория он увидел катафалк и несколько легковых машин.
Он поднялся на ступеньки. Дверь была открыта. В ритуальном зале шла церемония прощания с покойником.
Он поискал глазами служащих крематория и увидел одного из них у стены. Тот безучастно ждал окончание прощальной речи. Михаил медленно обошел толпу родственников и молча предъявил удостоверение служащему. Тот не удивился и пригласил жестом следовать за ним.
В служебной комнате рядом с ритуальным залом стояли три рабочих стола. Служащий уселся за стол и указал Михаилу стул напротив.
– Чем могу служить прокуратуре?
– Первого декабря вам на сожжение привозили наркомана…
– Покойника, – перебил служащий.
– Естественно, покойника. Мне нужно знать, кто тогда работал и кто у Вас за старшего.
– Старший проводит ритуал прощания, а того покойника принимал я.
– Прошло два месяца!
– Хоть два года. Не каждый месяц такое бывает. Документы у них были в полном порядке. Всего два человека, сопровождали. Он жил без семьи в гостинице.
– Откуда Вы это знаете?
– Так любопытно, когда двое провожающих в форме охранников.
– Вот пачка фотографий, вы выберете тех, кто вашему мнению тогда был.
Служащий безошибочно отобрал две: Сидоренко и Замкова.
– А вы не могли бы описать покойника.
– Это трудно, мы на них не смотрим, чтобы ночью не снились.
– Но это, по вашим же словам, был примечательный случай.
– Худощавый не молодой мужчина.
– Вы могли бы поучаствовать в составлении фоторобота.
– А зачем? С ним что-то не так.
– У нас подозрение, что он жил по фальшивому паспорту, выдавал себя за другого.
