случае вы в убытке не будете, а убытки, связанные с поездкой, понесу лично я.
— Страшно к этим азиатам мужа из-за машины посылать, — заметила она.
— С ним четыре человека поедут с таким же риском, какой будет иметь он, но если он рискует из-за машины, то направляемые с ним мои люди вообще никакой корысти не будут иметь, а только из-за уважения к Федору
Михайловичу.
— Чего ты с ней мусолишь элементарную истину? Меня это устраивает, и я поеду, — оживляясь, пробасил
Цыган, в котором еще не угас азарт преследования и мести преступникам.
Такое пренебрежение к себе Мария Семеновна перенесла спокойно и без обиды, ссориться с мужем при
своем благодетеле она посчитала неприличным.
— Что мне делать с этой бедовой головой? — разведя руки, пробурчала она. — Пускай едет, да накажи ему, чтобы по-дурному там свою голову не потерял.
— Прямо дурнее тебя, — огрызнулся ей в ответ Цыган, недовольный, что жена так относится к его
умственным способностям.
— Мария Семеновна, можете не беспокоиться. Я перед дорогой их всех дополнительно проинструктирую, где
и как себя вести, — заверил ее Лесник, успокаивая.
Когда Лесник садился в машину, обговорив с супругами Камалетдиновыми все интересующие его моменты, то провожавшая его с мужем Мария Семеновна, обращаясь к нему, искренне произнесла:
— И что бы мы, горемыки, без вашей помощи делали?
— Не скромничайте, жили бы так, как живете, — успокоил ее своим ответом Лесник.
Глава 16
Возвратившись к себе домой от Цыгана, Лесник решил поделиться своими планами с Бородой и Лапой.
Паханы, ознакомившись с его идеей, в общих чертах согласились с ней, внеся существенные свои коррективы.
Его предложение ехать в Грузию на своей машине они сразу отклонили. Грузинские гаишники часто будут
останавливать автомобиль, так как госномера им будут говорить, что едут люди из другого государства, будут
придираться, чтобы «подоить», получить на лапу взятку, да и проблему с бензином тоже не надо сбрасывать со
счета. После всестороннего обсуждения данного вопроса было решено ехать в Грузию поездом.
— Вообще обстановка там никудышняя, опасная и напряженная, свергнут с престола Звиад Гамсахурдия, идет гражданская война как между самими грузинами, так и Грузии с Южной Осетией, в горах рыскают разные
«волки», вооруженные до зубов в поисках «добычи», понимая, что пришло их золотое время, которое не может
так продолжаться до бесконечности. Поэтому в этой ситуации наши люди должны быть все вооружены «дурами», так как опираться придется только на себя. К помощи ментов обращаться не придется. Вам к ним путь
противопоказан, да они вряд ли захотят помогать, скорее начнут вредить. Без помощи на месте с операцией
трудно будет справиться, а может быть, и невозможно, — подвел итог своего рассуждения Лапа.
— Что ты этим хочешь сказать? — недовольно пробурчал Лесник, видя, что его план начал расползаться по
швам.
— Твои парни сами с такой операцией не справятся, — пояснил ему Лапа, — с ними должен поехать я.
— Почему вы, а не я? — резонно возразил Лесник.
— Я соглашаюсь ехать туда по нескольким основаниям. Прежде всего — операция перспективная, и ее надо
обязательно осуществить. Оттого, что поедешь ты, никакого толка не прибавится. Туда должен ехать я, — вновь
повторился он. — У меня в Тбилиси надежных дружков нет, но есть должник в Хашуре, между прочим — хитрый
лис, матерый цеховик Лиселидзе Вахтанг Вартанович. В зоне он был под моим покровительством. И если бы не
я, то он там со своим характером давно бы ноги вытянул, а не занимался, как сейчас, своим прежним бизнесом, но теперь уже разрешенным властями.
— За что его упекли к «хозяину»? — поинтересовался Лесник.
— За изготовление в подпольном цехе мужских сорочек и продажу их с помощью своих соучастников через
торговую сеть гражданам.
— Видать, слишком много сажали деловых людей, что сорочек совсем не стало. Так я могу к нему поехать, —
заметил Лесник.
— Он такой скользкий, что только я смогу склонить его оказать нам помощь в задуманном.
— А если я с вами поеду? — поинтересовался Лесник.
— Нам лишние головы и стволы не нужны, — беря инициативу в свои руки, возразил ему Лапа.
— Остап Харитонович дело говорит, и не надо с ним спорить, — высказал свое мнение Борода.
Леснику ничего другого не оставалось, как согласиться с ними.
— Завтра будем трогаться. Четырех человек, я думаю, будет вполне достаточно. Дашь на дорогу на всякий
случай кусков сто, — потребовал у Лесника Лапа.
— Сейчас? — с готовностью поинтересовался у него Лесник.
— Погодим до завтра, — возразил Лапа, считая разговор по делу уже завершенным.
— Зря ты моих мужиков отправил домой. С ними мне спокойнее было бы, — посетовал Лапа, обращаясь к
Леснику.
— Я же не думал, что поедете вы, да у них такие морды, что не внушают доверия, и менты на каждом углу
будут вас останавливать, думая, что вы сбежали из тюрьмы. А Валет и его ребята выглядят приличнее. Если же
придется с кем сцепиться, то спуску никому не дадут, — заверил его тот.
Подумав над его словами, Лапа заявил:
— Возможно, ты и прав. Мы же едем не воевать, а деликатно прокручивать тонкое дело.
Отправляясь отдыхать, Лесник с облегчением подумал: «Если Лапа взял на себя осуществление операции, то мне можно больше о ней не беспокоиться».
На другой день поездом «Москва—Тбилиси» отправились в «турне». Вечером другого дня они прибыли в
город Хашури. Недалеко от вокзала в справочном бюро Лапа узнал домашний адрес своего друга Лиселидзе. На
такси они поехали к нему домой. Глядя в окно, Лапа обратил внимание, что в городе частные дома в основном
двухэтажные и одной формы. Дом Лиселидзе ничем не отличался от своих собратьев.
На стук Валета в ворота дверь в них открыл парень лет двадцати пяти. Окинув незнакомцев настороженным
взглядом, он поинтересовался:
— Вам кого надо?
— Лиселидзе Вахтанга Вартановича, — спокойно сообщил ему Лапа.
— По какому вопросу?
— Я его друг, решил проведать и погостить, — пояснил Лапа.
— Его пока дома нет, — задумчиво произнес парень, не понимая, зачем русским мог понадобиться его отец, да еще в такое время, когда русские начинают постепенно бежать из Грузии.
— Ты его сын?
— Да! — ответил парень.
— Я с твоим отцом вместе сидел в тюрьме, где мы делились всем, даже коркой хлеба.
После услышанного на лице парня появилась доброжелательная улыбка. Он пригласил гостей в дом, не зная
с матерью чем и как их занять, но, к счастью, скоро приехал и сам Вахтанг Вартанович, и с Якова, так звали сына
Лиселидзе, спала с плеч проблема по обслуживанию гостей. Яков видел, как был обрадован его отец встрече с
прибывшими, особенно со старшим из них, как по указанию отца сестра и мать стали готовить обильный ужин.
Вахтанг Вартанович был грузным, крупным пятидесятилетним мужчиной с большой залысиной на голове.
Трудно было допустить, что он кавказской национальности, так как цвет кожи у него был белый, но факт остается
фактом, а он упрямая вещь.
Когда ужин был готов, Вахтанг Вартанович, подняв бокал с вином, выполняя роль тамады, сказал:
— Остап Харитонович — очень уважаемый мною человек. Мы сидели с ним много лет, охраняемые красными
фуражками. У меня гордая натура, а там каждый шакал намеревался плюнуть тебе в лицо и душу, даже мог бы
сделать меня «голубым». После такого позора я должен был бы покончить с собой, так как моя гордость уже не
давала мне права на жизнь с таким позором. Благодаря ему вы, дети, сейчас видите своего отца. Поднимитесь и
поклонитесь ему в пояс...
Яков с сестрой, поднявшись из-за стола, поклонились уважительно Лапе. У большинства грузин почтение к
родителям такое же священное, как к хлебу, Родине. У детей Лиселидзе именно такое было почтение к отцу.
— ...Я рад, Остап Харитонович, что ты почтил мой скромный дом своим посещением с друзьями. Будь в нем
хозяином столько времени, сколько пожелаешь. За нас с тобой, за нашу дружбу я предлагаю свой первый тост.
Каждый бокал выпитого вина сопровождался тостом. Тосты были такой смысловой нагрузки и силы, что не
выпить бокала вина было бы преступлением. К полуночи гости и хозяева, кроме женщин, которые практически не
сидели за столом, а занимались обслуживанием, а значит, оставались трезвыми, были до такой степени пьяны, что у них уже не было сил контролировать свою волю, поэтому женщины, ухаживая за ними, как за детьми, развели по комнатам и уложили спать.
Утром старший Лиселидзе попытался продолжить вчерашнее «мероприятие», но Лапа, уединившись с ним в
