Богдановы резко подобрались, уставившись на Леху. Рома посмурнел по-настоящему.
— К тебе кто-то пришел? — внезапно поинтересовался сисадмин, накидывая в свою речь безучастных интонаций.
— Да, — Котков перевел напряженный взгляд на Рому. — Ко мне приходил некто Валентин Витальевич Багратионов, — тут он снова переключился на Богдановых. Лев смотрел в тарелку и напряженно продолжал копошиться ложкой в каше, когда Елена сжала руки в кулаки. — Пришел ко мне с предложением… Продать мой клуб. Я вообще, честно говоря, сперва решил, что это шутка. Ну, я не могу жаловаться, у меня дела неплохо идут, место видное, а после содействия Льва Денисовича — все совсем хорошо. Но пороги мне так раньше никто не обивал, чтобы сделки предлагать. А тут… Пришел с охраной, вроде ваших, весь такой барин. Предложил деньги… — Леха задумчиво покрутил ладонями чашку на столе. — Ну, я отказался.
Антон слушал, мрачнея все сильнее. Соринка в глазу оказалась первой пригнанной в светлый дом приближающимся ураганом. Фамилию «Багратионов» слышать однажды уже доводилось, имя «Валентин» — тоже. Руки сами собой сжались в кулаки, а кровь в набухших жилах оглушающе ухала.
— А он? — уточнил Горячев, чувствуя, что просто так Лехин отказ вряд ли прошел.
— Пригрозил, что в таком случае я лишусь и клуба, и денег не получу, — серо ответил Котков. — Сказал подумать хорошо, визитку оставил… Мол, перезвони. — Вдруг он усмехнулся: — Знаете, он такими суммами разбрасывался, что я сперва решил, мол, какой-то городской сумасшедший при бабках. Мужичок такой. Да его, вроде, мизинцем перешибешь — какие тут угрозы… Да и на психов я насмотрелся… В общем, я надеялся, что это все шутки, пока ваши лица вот сейчас не увидел.
— У моего тоже все так и начиналось, — вздохнул Рома.
Лев качнул головой:
— Н-да. Не ожидал я, что он такие финты начнет выделывать. Рома с этим избиением, потом ты. Ни на что не соглашайся.
— Какое-то странное нападение, — нахмурилась Елена. — Совершенно бесполезное. Совершенно бутафорское… Если бы ему надо было, он бы за яйца тебя схватил так, Лех, что ты бы не выкрутился. А тут… Просто акция? Себя показать? Предупреждение? Твою мать, надо было рассказать! Надо было отменить поездку! Теперь ему все ясно…
— Да ничего не ясно, Лен, успокойся, — Богданов стиснул руку сестры в своей ладони, но она ее тут же выдернула, отвернувшись.
— А что должно быть ясно?.. — повел плечами Леха.
— Да, что? — перебил Антон и тут же вперился взглядом в Богдановых. — И что с Лехой? То есть вы считаете, что ему угрозы нет?
— Он манипулятор, — продолжила Елена. — Стандартный такой ублюдок, который получает удовольствие от моральных страданий всех и каждого. Скорее всего, он ждал подтверждения тому, что мы с вами общаемся. Что вы важны. А как только получил его — нападает. В этом весь Валентин, — горько усмехнулась Богданова.
— Но сейчас он ведет себя странно. Я с ним работал много лет и его агрессивное поведение знаю. Методы, к которым он прибегает — тоже. Но сейчас… действия нелогичные. Я не могу предугадать следующего шага. Не могу понять место, в которое будут стрелять, чтобы увернуться. На него это не похоже, — пожевал губу Лев. — В любом случае, я не допущу ничего плохого, правда. Давайте просто дадим мне время, ладно?
— Мы собирались уехать. А тут… — Елена посмотрела на Антона, и в этом взгляде был океан сложных эмоций.
Антон долго глядел на нее в ответ, молча, как и все остальные. Хотел бы он знать, должен ли чувствовать себя виноватым. Хотел бы знать, имеет ли право злиться на Елену за уверенное желание бежать. И какие-то слова искренней обиды уже клокотали у горла, но произнести их Горячев не успел. На плечо Богдановой тяжело легла рука Насти, которая тем самым, казалось, сообщила ей что-то свое… Сложно было сказать, что. Антон не понимал, но близость других членов семьи мешала выплеснуть ярость так, как он был готов. А побороть ее Горячев все равно никак не мог. Потому, выругавшись под нос, нашел в себе силы лишь выйти из-за стола. Кто-то пытался еще его одернуть, окликнуть, вернуть, но после Лехиного твердого «пускай идет» — все стихло.
Ярость. Слепая ярость. Каких-то пара десятков шагов до веранды — и Антон уже пылал ею; она жрала лишенный отдыха разум, прижигала уязвимое сердце. Сдуру Горячев врезал кулаком прямо в фигурную деревянную колонну у крыльца, ссадил кожу… В костяшки эхом отдалась пульсирующая боль. Только она-то и отрезвила, только она-то и расставила на места мысли и эмоции. Антон ненавидел Валентина Багратионова. Даже не зная его, ненавидел. За то, как позволял себе играть судьбами. За то, как искалечил Льва. За то, какой панический страх вселил Елене. За то, что, наконец, из далекой неясной угрозы превратился в реальную, почти осязаемую мразь, лишающую Горячева едва обретенного счастья — человека, которого он выбрал. Всеобщее замешательство перед одним упоминанием Валентина и Антона лишало рассудка. Покорная апатия Романа, зацикленный страх Богдановой, припорошенный одним только блаженным незнанием ужас Лехи, Алены и Влада — куда он их завел? Все это заставляло рисовать Багратионова в воображении всесильным дьяволом, которому отчего-то нельзя было противостоять. Горячев, как и многие, не возлагал больших надежд на официальный суд и полицию; но он был уверен, по крайней мере, в силах Льва. Тот со связями и деньгами казался человеком не от мира сего — богом из пантеона большого бизнеса. Все тем же могучим китом, на которого охотятся с гарпунами — но который может парой толчков перевернуть судно врага. Разве не хватало Богдановым теперь сил, чтобы противостоять прошлому? — вот каким вопросом все еще задавался Горячев. А если не хватало им, то что тут мог сделать он?..
— Антон, — внезапно окликнула его Елена. — Прости меня. Я сказала не то, что думаю.
Богданова аккуратно подошла и облокотилась о деревянные перила, устремляя взгляд в спокойную лесную рощу, что надежно обступала домик со всех сторон. Антон сперва не смотрел на нее — потупился, потирая запястье. Какое-то время Елена молчала, словно собирая слова.
— Ты просто… — Богданова начала, открыла рот еще раз, пытаясь вывалить наружу что-то, что разрывало ее грудную клетку, но не справилась. Она лишь вздохнула и повержено улыбнулась. — Я благодарна тебе. Не видела Льва таким счастливым… Никогда. Ты его лечишь. Так, как не умею я. Так, как я никогда не смогла бы и как мне хотелось бы получить тоже. Но я боюсь, Антон. Знаешь, по большому счету вы нас не любите, не знаете… Твои нас не понимают и до конца не примут. То, что мы получили со Львом здесь сегодня, на мой взгляд, хорошая, но купленная иллюзия. За нас вам не хочется получать тумаки, и я понимаю, — Богданова поджала губы и отвернулась. На ее шее тревожно вздулась вена, в которой клокотала непрошенная эмоция. Елена не разрешила ей быть. — У тебя есть семья, Горячев. Разношерстная, но готовая за тебя душу отдать. У меня есть только Лев. И он не умеет беречься.
— Да, мы вас не знаем, — согласился Антон. — Но это все дело времени… А по поводу любви — не говори. Я люблю, Лена, — он круто развернулся к Богдановой всем корпусом, только одной рукой оставшись держаться за ограду. — Я не могу ручаться за других, но я люблю. И его, и тебя… И если Лев не умеет беречься, значит, мы научим его. Только беречься — как? Уезжать на другой конец страны? Или изолировать себя от отношений, как он делал раньше? — Горячев покачал головой, поджимая губы. — Я не знаю до сих пор, в какой ситуации мы находимся… Я даже представить не могу, как он может здесь себя обезопасить, если он и так ходит с охраной и лишний раз из четырех стен не высовывается! Меня бесит, что я ничем не могу вам помочь… Что там за человек, а? Кто такой этот ваш отчим?
Антон пытался говорить спокойно, но грудь распирал огонь, а воздух был горьким и тяжелым. Ему самому казалось: случись что сейчас — он бы впрямь и на Елену кинулся.
— Моральный урод он, — выдохнула Елена и поднялась, чтобы посмотреть на Горячева. Какое-то время она просто изучала его лицо, затем улыбнулась и погладила по щеке. Шершаво ощущалась ткань перчатки на скуле. Так же — вид влажных глаз Елены на сердце. — Я тоже не знаю, в какой ситуации мы находимся. Но попытка сбежать… Просто это было самое верное решение, Антон. Чтобы обезопасить его… Льва. И тебя — тоже. Боюсь, ты будешь первым оружием и главным козырем против Богданова, понимаешь? И он не сможет этому сопротивляться. Теперь уже даже я не смогу. Но спасибо за иллюзию. Было хорошо, хоть я ничему из этих двух дней не верю.
