При мысли о сестре Инга почувствовала привычную боль.
Она подавила неуместный сейчас порыв, стиснула зубы. Не время вспоминать сестру, она на работе. Старуха, кажется, ничего не заметила — как подперла горестно щеку рукой и уставилась в окно, так и смотрела.
— Я ведь его уже больше тридцати лет обихаживаю, знаю, что ему нужно. Что ест, что пьет, о чем думает. Для него работа — это все. Если его сейчас работы лишат, он зачахнет. Его ведь, кроме книг этих, ничего не интересует.
— А родственники его навещают? — осторожно поинтересовалась Инга.
— Родственники? — Старуха поморщилась. — Да какие у него родственники!
— Какие-то, наверное, есть. У кого их нет?
— Это ты верно заметила, — оживилась старуха. — Родственники, они ведь как мухи на мед летят. Если у человека дом полная чаша и денежки водятся, они тут как тут, сразу чувства родственные просыпаются. А если человек немощный и бедный, так кому он нужен-то? Память у родственников сразу отшибет, и номер телефонный из книжки вычеркнут.
— Если все так, как вы говорите, тогда, — Инга обвела взглядом кухню, — должны быть у профессора родственники.
— Есть у него племянник Валера, приходит иногда. Только у него одно на уме — как бы у дяди денег выпросить.
— Валера? — Инга заинтересовалась. — А фамилия у него такая же, как у Валентина Рудольфовича?
Она помнила все имена в списке, который прислал Шеф, когда она ехала по этому адресу. Всего трое Данцигов, ни одного Валерия. Первым был профессор, в чьей квартире она сейчас пила чай. Второй, точнее вторая, Ядвига Германовна Данциг в настоящий момент в Германии у дочери и собирается пробыть там еще несколько месяцев. Третий, Иван Антонович Данциг, геолог, с геологической партией находится где-то в районе Подкаменной Тунгуски, точное его местонахождение не знают даже в тамошнем геологоуправлении. Стало быть, двое Данцигов отпадали по причине недосягаемости для убийцы. Профессор был жив и здоров. И вот на горизонте возник еще один кандидат.
— Та же у него фамилия, — старуха скривилась, — теперь та же. Данциг Валерий Валентинович, отчество даже и то его взял. — Она махнула рукой в сторону двери.
Инга подняла брови, стараясь не переиграть, вдруг старуха спросит, с чего это у нее такой интерес. Однако той, видно, хотелось поговорить — намолчалась на своей кухне.
— Тебя как зовут? — спросила старуха.
— Ин… Аня. — Она вспомнила, что Шеф велел представляться не своим именем.
— О, — обрадовалась старуха, — и ее тоже Анной звали.
— А вас-то как зовут? — спохватилась Инга. — А то неудобно, сидим за столом, чай пьем… Печенье очень вкусное…
— Зовут меня Антонина Андреевна. — Старуха приветливо улыбнулась, показав крупные вставные зубы, и вытащила из буфета круглый торт.
— Лимонный, рецепт еще от моей бабки сохранился. Угощайся! Он сладкого не ест, а этих кормить… Только и бегают и квохчут над ним как курицы, хоть бы что дельное сказали. Или вот Валерку взять. Знает небось, что с ним неприятность такая стряслась, — так приди, поговори с человеком, просто рядом посиди! Так нет его, третий день нет. А как денег клянчить и обедать задаром — это всегда пожалуйста.
— Так как же с фамилией-то получилось? — Инга попробовала торт, который и правда был выше всяких похвал.
— Видишь, какое дело, — охотно начала старуха. — У него, — она показала пальцем в сторону кабинета, — сестра была родная, Анной звали. Он сам мне рассказывал, что они с детства дружили, только наш по ученой линии пошел, а Анна — дело молодое, известное, погулять хочется. Словом, не вышло толком ни учебы, ни работы.
А отец их, сказывали, крут был. Чтобы все, как он решил, было, и никак иначе. Раз сказал — от слова своего не отступит ни в жизнь.
Вот собралась Анна замуж, привела своего избранника отцу показать.
Тот как увидел — затрясся весь. Чтобы я, кричит, не видел больше этого хлыща! Без роду, без племени, приезжий какой-то, а норовит в приличную семью влезть! Ногами затопал, сам весь красный, жена к нему с каплями — в общем, выгнали жениха.
Но у Анны характер тоже крутой оказался. Назло, говорит, за него выйду, а с вами всеми знаться не желаю.
— И вышла? — Инга решила продемонстрировать заинтересованность.
На самом деле ей нужно было только выяснить координаты неожиданно возникшего племянника и уходить поскорее, пока какая-нибудь настырная тетка из тех, что хлопочут над профессором, не решила проверить, кто же она такая. Опять же племянника предупредить. Если еще не поздно.
— Вышла, — кивнула старуха. — И уехала куда-то, с семьей связь порвала. Мне Валентин Рудольфович сам все рассказывал. Отец, как в старые времена, ее проклял, запретил всем с ней общаться. Мать ему ни в чем не перечила, у Валентина свои дела — работа, за границу он уезжал. Потом мать умерла, сердечница была, после отец умер.
А потом уже, лет десять назад, является вдруг Валерка этот. Так и так, говорит, мать болеет тяжело, деньги нужны на операцию. Помчался Валентин Рудольфович к сестре, а там уж все плохо. Денег оставил немерено, только ничего не помогло. Хотел в Германию везти, но не успел, она раньше умерла.
Очень он себя за это корил, плакал даже. Простились они с сестрой, конечно, по-хорошему, но все же…
— А что же раньше она к нему не обратилась?
— Гордая очень была, характер такой. И, главное дело, с мужем развелась она буквально через три года, Валерка еще маленький совсем был. Полным барахлом этот муж оказался, видно, и правда думал в семью богатую пристроиться, а когда выгнали его, он и проявил свою сущность подлую.
— Так, выходит, отец был прав насчет жениха?
— Прав-то он прав, только когда же молодые родителей слушали? — вздохнула старуха. — И не знаю я ничего, не мне об этом судить, у меня детей нет.
«У меня тоже», — подумала Инга.
— Анна не захотела перед отцом унижаться, сама ребенка растила. А как болеть начала, так Валерка и явился. Короче, Валентин Рудольфович его потому и приблизил к себе, что перед сестрой вину чувствовал. А тот и рад стараться: дядечка то, дядечка се.
Сам-то по себе пустой парень, несерьезный. На отца своего похож в этом смысле. А тут как-то приходит и говорит: хочу, мол, дядечка, вашу фамилию взять. Отцовская фамилия у него Козловский, так я, говорит, того человека и вспоминать не желаю, ничего хорошего от него не видел. А у вас фамилия знаменитая. Нашему, конечно, лестно, прослезился он. Все, говорит, тебе останется. Завещание написал, все честь по чести, если что с ним — главный родственник Валерка этот, сразу чтобы ему сообщили.
Старуха кивнула на стенку, где на гвозде был прикреплен клочок бумаги. Инга скосила глаза и увидела четко написанные цифры номера телефона и имя: Данциг Валерий Валентинович.
— Спасибо, торт очень вкусный.
Пока старуха убирала торт обратно в буфет, Инга переписала номер в свой мобильник.
Во дворе она набрала Шефа и получила от него адрес нового Данцига, который Шеф мигом выяснил по номеру телефона. Оказывается, в его хваленой базе данных племянник фигурировал еще под фамилией Козловский. «Плохо работают наши органы», — хотела съязвить Инга, но промолчала.
Племянник профессора жил в типовой запущенной хрущевской пятиэтажке. У подъезда двое мальчишек младшего школьного возраста, сосредоточенно пыхтя, отвинчивали какую-то деталь от ржавого «Запорожца». Инга обошла их и потянула на себя дверь.
Хотя здесь имелся домофон, с тем, чтобы войти в подъезд, проблем не было: кто-то из жильцов вставил дощечку между дверной коробкой и дверью, так что закрыть до конца ее было невозможно.
Инга поднялась на третий этаж и позвонила.
На звонок никто не отозвался.
Неужели она опоздала?
Убийца снова опередил ее?
Инга почувствовала, как повлажнели ладони, в голове появилась знакомая пульсирующая боль. Неужели за этой дверью ее ждет очередная кровавая инсталляция?
А может, все не так плохо? Может быть, Валерия Данцига просто нет дома?
На всякий случай она позвонила еще раз, долго и требовательно, как будто от этого звонка зависела чья-то жизнь.
Из-за двери соседней квартиры донесся крик:
— Валерка, скотина, да открой ты наконец! Меня эти звонки уже достали! Я после ночной смены имею право выспаться?
Тут же за дверью Данцига послышались осторожные шаги, и беспокойный голос спросил:
— Серый, ты, что ли? Я же тебе говорил, чтобы ты сюда не приходил!
Инга перевела дыхание.
Кажется, и этот Данциг жив.
— Это не Серый, — громко ответила она, — это Анна Громова.
— Анна? Какая еще Анна?
— Я представляю сетевое издание «Окошко. Ру» и хочу с вами поговорить о вашем дяде. И лучше бы не через дверь.
Замок щелкнул, дверь приоткрылась, на Ингу уставился испуганный круглый глаз.
— Вы одна? — спросили по ту сторону двери.
