И я переспросил себя: один ли то был человек? Или, может, группа людей? Нет, ответила моя интуиция, или дар, или мастерство: то был одиночка. И еще почему-то привиделось мне, что сей человек был женщина. Не Лидия – другая, но все равно женщина.
Я вернулся в свои пенаты. Моя любимая Варвара из своей командировки вернулась, однако дома ее опять не оказалось. Снова срочная работа, как она заверила меня в трех своих сегодняшних эсэмэсках. Я не сомневался в ней, потому что знал, как она мается от безделья, когда в ее департаменте ничего не происходит, она день напролет сидит, просматривает сводки и свежие сообщения из разных концов страны. И видел, как она вся горит и рвется, когда дело у нее есть. Как она готова заниматься им, невзирая, утро ли, день или вечер на дворе. Я и сам такой. Наконец, несмотря на то, что Варя девчонка красивая и видная, я знаю, что она не встречается ни с кем, кроме меня. И не потому знаю, что применял по отношению к ней магические свои способности. Нет, напротив, рядом с ней я, как мог, глушил в себе всяческое ясновидение, старательно превращал себя в обычного человека. Но просто невозможно, считал я, морочить голову человеку и в то же время присылать ему в день три торопливые эсэмэски – с полным игнорированием запятых и прочего синтаксиса:
я скучаю работаю так что даже забываю тебя но все равно скучаю;
Лешенька мчусь на службу появилась оказия может вечером вовремя попаду домой о как хорошо увидимся;
Черт ничего не получится я снова в город на задание люблю целую вечером увы увы не жди!
И я приехал в одинокий дом, в котором только брошенный в углу Варин неразобранный тревожный чемоданчик свидетельствовал о том, что она забегала сегодня утром после командировки. И вообще – что у меня есть жена. Пусть невенчанная и нерасписанная, но – жена.
И я заварил себе на кухне чаю, взял кружку и переместился к своему компьютеру.
Для начала захотелось просмотреть файлы, посвященные Петру-Питеру Горланину. Не потому, что он стал для меня первым звеном в цепочке. Первым, согласно хронологии, оказался утонувший пару лет назад на Мальдивах Харченко. «Американца» Петю я выбрал скорее потому, что в США серьезней нашего относятся к вопросам жизни и смерти собственных граждан. Непродажная полиция, а также независимые средства массовой информации позволяют надеяться, что они заподозрят в гибели Пита нечто неладное (если это неладное было).
Интернет снова оказался для меня прекрасным помощником. «Нью-Йорк таймс» и «Си-Эн-Эн» о гибели в автокатастрофе профессора Gorlanin, правда, не сообщали. Зато в таблоидном издании «Дэйли ньюс» за соответствующие дни заметка о смерти Питера нашлась. Ее затем повторила русскоязычная нью-йоркская газета «Русский репортер». Однако наибольшее внимание к несчастному случаю со смертельным исходом проявило электронное издание «Кингс ньюс», которое, как я понял, делали в порядке собственной практики студенты факультета журналистики нью-йоркского Королевского университета. На следующий день после гибели профессора Gorlanin они посвятили сему печальному факту большую статью. Сообщалось, что автокатастрофа произошла потому, что на пересечении Бродвея с Двадцать третьей стрит профессор, управлявший своей «Тойотой», вылетел на перекресток на красный сигнал светофора и столкнулся с двигавшимся на большой скорости желтым кэбом. Такси следовало порожняком, его водитель был доставлен в госпиталь с ушибами и сотрясением мозга.
Следующая статья на ту же тему извещала, что, по предварительным данным, профессор перед поездкой злоупотребил спиртным. Давалась ссылка на неназванного свидетеля, который говорил, что умиравший Питер Горланин издавал сильный алкогольный запах. В противовес приводилось несколько мнений преподавателей его университета, которые утверждали, что профессор являлся чрезвычайно социально ответственным человеком и никогда не садился за руль, перебрав. Третья заметка реконструировала вечер, предшествовавший катастрофе. Оказывается, Горланин провел его, как рассказали несколько человек, в «Гарлем-баре», расположенном неподалеку от университета на Сто шестнадцатой стрит. Затем он пешком добрался до университетской парковки, сел в свою машину – и отправился навстречу собственной гибели. А вот четвертая статья называлась: «Ищите женщину» – с подзаголовком: «…которая провела вечер с профессором Горланин в «Гарлем-баре». Оказалось – об этом свидетельствовали и официантки, и метрдотель, и посетители – в баре русский преподаватель физики сидел не один. Спустя некоторое время после его прихода в «Гарлем-бар» его спросила девушка, и ей показали столик, где сидит профессор. Девушке на вид лет двадцать пять – тридцать, одета она была просто – в бесформенную майку, которая казалась на пару размеров больше, и в джинсы. Волосы скрывала надвинутая на лоб бейсболка. Похожа она была на студентку-старшекурсницу университета, однако никогда раньше никто из персонала и завсегдатаев «Гарлем-бара» ее не видывал. По-английски она говорила правильно, однако с заметным русским акцентом. А когда села за стол к Горланину, они разговаривали только по-русски. Никто из официантов не понял, о чем идет речь, – но беседа, как подчеркнули все, протекала мирно. Ухаживал ли профессор за своей гостьей? – задавали вопрос журналисты. Единодушным ответом было «нет». Что они ели и пили? Еще до прихода спутницы Горланин заказал тарелку мидий и двойной бурбон. Девушка есть ничего не стала и тоже попросила бурбон и бутылку содовой. Потом они еще пару раз заказали по порции того же напитка, а затем профессор потребовал принести ему целую бутылку «Джека Дэниэлса» и лед. Разговор закончился мирно, Горланин и гостья обменялись, как принято у русских, троекратным поцелуем, и она ушла. Дело было около десяти вечера. Физик сидел в полной задумчивости, попивая свой алкоголь, еще около часа. Когда он уходил, бутылка бурбона оказалась почти пуста. Было очевидно, что профессор пьян – таким его никогда не видел никто из персонала или завсегдатаев «Гарлем-бара». «Смотрите, Пит, – еще предостерегла его метрдотель, – не садитесь сегодня за руль». – «Нет, нет, я поеду на поезде», – успокоил ее мистер Горланин. Что заставило его переменить решение, осталось неизвестным. В той же статье публиковались два фото, сделанных камерами наблюдения в баре. На обоих три четверти лица девушки закрывал козырек бейсболки – кто знает, почему так вышло: то ли случайно, то ли она была осведомлена о расположении видеоаппаратуры и специально прятала лицо. В газете меж тем содержался призыв откликнуться любого, кто может опознать спутницу профессора в тот роковой вечер. На всякий случай извещалось: несмотря на то, что погибший физик и окончил в свое время один из самых засекреченных советских вузов, никакого отношения к работам оборонного характера он не имел – ни в России, ни впоследствии в Америке. Поэтому версия, что причина его смерти – результат шпионских игр, должна быть полностью отметена.
Впоследствии хваткие репортеры «Кингс ньюс» еще дважды возвращалась к этой теме, но сообщили в итоге мало нового. Результаты вскрытия и впрямь показали, что мистер Горланин управлял машиной в состоянии сильного опьянения. На его похоронах, которые состоялись на кладбище городка Бриджстоун, где постоянно проживал профессор, было много гостей из Нью-Йорка: коллеги, студенты, ученики и аспиранты покойного. Никого, кто оказался бы похож на девушку в бейсболке из бара, на церемонии замечено не было. И никто из читателей газеты в дальнейшем так и не смог опознать ее.
Я еще раз задал в поиске фамилию Gorlanin – но больше ссылок не было, расследование университетской газеты окончилось ничем.
Однако не случайно мне показалось, что в гибели Пита и впрямь замешана женщина! Не было ли ее и рядом с остальными умершими?
* * *
Последней по хронологии была смерть Марцевича. Она случилась недавно в Москве, однако ее причина – «от пьянства» в изложении Баринова – показалась мне слишком похожей на кончину нью-йоркского профессора.
На первом этапе мне опять помог Интернет. Из аккаунта погибшего Марцевича в соцсети я узнал, что его последнее место работы – архитектурно-проектное бюро «Тяжпроект». А сайт «Тяжпроекта» поведал, что его офис находится неподалеку от моего на Ордынке и покойный Марцевич работал там заместителем директора. Выходит, моему заказчику он не соврал. Вообще алкоголики часто порядочные люди, честные и чистые – пока не пьют.
Я задумался, под какой личиной мне явиться в «Тяжпроект», а потом сообразил: картины. Марцевич обещал Баринову (по рассказу последнего), что устроит в офисе его выставку. Да, сам он скончался, но, может, идея об экспозиции успела внедриться в умы тамошнего руководства и зажила собственной жизнью? Прикрытие как прикрытие, не лучше, но и не хуже других.
