Я позвонил туда, меня долго гоняли от коммутатора к секретаршам и обратно, пока я, наконец, не напал на личного секретаря Марцевича – ее звали Оксаной Николаевной. Я немедленно напросился на встречу с ней.
Идти от моего офиса до «Тяжпроекта» было всего ничего. Прекрасный особняк в старомосковском стиле охранялся ленивыми церберами, которые записали в книгу данные моего паспорта и указали, как найти Оксану Николаевну.
Она оказалась немолода и болтлива, и создавалось впечатление, что она не слишком занята. Незаметно (для нее) разговор с выставки картин, о которой она понятия не имела, соскочил на последние дни жизни Антона Борисовича. Глаза Оксаны влажнели, когда она поминала погибшего. В последний день, который Марцевич провел на работе, ничего экстраординарного не случилось, за исключением того, что боссу позвонила незнакомая девушка. Она представилась: Лиля сказала, что по важному вопросу, но личному, и цель звонка она объяснит Антону Борисовичу сама. Так как шеф оказался на месте и у него не было совещания или сверхсрочных дел, секретарь их соединила. О чем говорили, Оксана не слышала – она не из тех, кто подслушивает.
– Потом я зашла к нему не без умысла, вдруг я напортачила тем, что их соединила. Марцевич не работал, сидел в кресле сосредоточенный и какой-то мечтательный. «Все ли нормально?» – спросила я его. «Да, все в порядке», – ответил он. «А кто звонил?» – поинтересовалась я. «Это к тебе отношения не имеет», – отмахнулся он. А потом вдруг спохватился: сбегай, купи, говорит, мне сегодня к вечеру букет – для девушки, что-нибудь в спокойных тонах, ничего любовного, рублей за тысячу. И закажи мне столик на двоих в «Шароварах». «Шаровары», – пояснила мне Оксана, – это ресторанчик неподалеку от офиса, кормят там вкусно, кухня русская и восточная, у нас директора туда часто ходят обедать или даже на встречи с клиентами. Я все сделала, как он сказал. И букетом, и заказом он был доволен. Ушел в тот вечер – и больше я его никогда не видела, – секретарша шмыгнула носом и промокнула платочком слезу.
История повторялась. Опять мужчина за пятьдесят, кабак, свидание тет-а-тет с молодой девушкой. Мое чутье, похоже, мне не изменило. Однако надо было доигрывать до конца затеянную мной мистификацию с выставкой, и я напросился на разговор с директором «Тяжпроекта».
Директор оказался высоченным типом с лошадиным лицом. Довольно быстро мы выясняли, что Марцевич ничего ни про какие картины не говорил и устраивать выставку в своем особняке «Тяжпроект» не собирается. Мне и самому это было не нужно.
Я спросил задушевно:
– Марцевич – мой друг; скажите, как он погиб?
Директор сморщился:
– Ну, раз он ваш друг, вы должны знать о его несчастной слабости, – он выразительно щелкнул себя по горлу, – вот он держался-держался, а потом вдруг запил.
– А что конкретно стало причиной смерти? – настаивал я. – Сердце? Бытовая травма? Печень?
– Диагноз был сердечная недостаточность. Нашли его на четвертый день на лавочке в сквере. К нему долго никто не подходил – он был весь вонючий. А когда проверили, сердце уже не билось. В свидетельстве о смерти так и записали, если я не ошибаюсь: острая сердечная недостаточность.
Следующим пунктом моей программы стал ресторан «Шаровары». Его интерьер представлял собой чудовищное смешение русского и среднеазиатского стиля: стены под избу, циновки, керосиновые лампы и ширмы с узорами. Официантки, все как одна, были восточного вида, в тюбетейках и шальварах. Официанты, напротив, – русаки в красных косоворотках и смазных сапогах. Я попросил провести меня к администратору. Представился другом покойного Марцевича. Предъявил его фотку, скачанную из Интернета. Администраторша оказалась милой и теплой, как тетушка из провинциального городка.
– Да-да, я знаю, знаю, что он умер, такое горе! Если б я ведала, что он запойный, – сама бы первая распорядилась ему не подавать. Мы тут с ним намучились, он и засыпал за столом, и в одних носках по залу расхаживал, и официанток пытался за попы хватать. Самый прямой путь ему был, конечно, в полицию. Но жалко за таким наряд вызывать, и, сами понимаете, реклама для заведения не слишком хорошая. Ну, выяснили в конце концов его адрес, взяли наличные у него в портмоне, вызвали такси, оплатили три счетчика, чтобы домой его водитель довез да на этаж поднял. А он – я потом с таксистом разговаривала, душа все равно за таких болит, – как к дому подъехали, выскочил из машины и, не дожидаясь шофера, куда-то в ночь умчался. А потом дня через три я узнаю: умер…
– Он ведь с девушкой был? Не с этой ли? – я показал карточки, распечатанные с сайта «Кингс ньюс», на которых в двух ракурсах была изображена девчонка, сидевшая за столиком «Гарлем-бара» в последний вечер Пита Горланина.
– Да разве здесь кого узнаешь! – хмыкнула администраторша. – Но девушка точно была. Миленькая, лет тридцати, в шляпке с вуалью (что странно), но при этом в джинсах. Он ей букет подарил, вазу они еще для него просили.
– А с официантом, что столик обслуживал, можно поговорить?
Тетушка подозвала парня-официанта, но меня наедине с ним ни на секунду не оставила. И тот почти на все мои расспросы отвечал недоуменным пожатием плеч.
– Он как-то эту девушку называл? Имя ее вы слышали? Он за ней ухаживал? Какие темы они обсуждали? Он пил спиртное с самого начала? Или все понеслось после определенного события или тоста?
И только тут парень в атласных синих шароварах и красной косоворотке воскликнул:
– Да! Я им горячее сервировал, а он как воскликнет: «Это надо отметить! Неси, – говорит мне, – дорогой товарищ, нам бутылку шампанского, да французского, «Вдову Клико»!» Мы тут потом с ним намучились. Еще и тяжелый, гад.
– Юрий, ты о покойнике говоришь, – сухо сделала замечание администратор.
– Ой, извините.
– Ступай, Юрий, дальше я все рассказала.
В конце нашего разговора я решил, что администратор размякла настолько, что можно ее попросить:
– А вы могли бы показать мне записи с ваших камер видеонаблюдения за тот вечер? – Однако она решительно отрезала:
– Ни в коем случае. Это нарушает нашу приватность, поэтому – только по санкции прокуратуры или по решению суда.
– Боюсь, эта девушка замешана в серьезных преступлениях… – сделал еще одну попытку я.
– Об этом пусть у прокуратуры голова болит, полиции и следственного комитета, а не у нас с вами.
Да, тетушка из ресторана «Шаровары» оказалась милой, но с железным стержнем.
Я максимально вежливо распрощался с ней.
А пока ехал домой, думал: мое озарение о том, что в смертях пятидесятилетних мужчин замешана женщина, пока блестяще подтверждается. Но как мне действовать дальше? И как обезопасить моего клиента – художника Баринова?
Я не перестаю радоваться, что живу один. Я сам себе хозяин – это важно для художника. Делаю что хочу, когда хочу и как хочу. И никто мне не указ. К примеру, дома не ночевал, вернулся поздним утром – и никто мне дырку в голове не сверлит, ни перед кем извиняться не нужно, ни цветами заваливать, ни на коленях стоять. Да, случилось грехопадение с девчонкой на двадцать лет моложе меня – но исповедоваться мне ни перед кем не обязательно, достаточно залезть в ванну и как следует смыть под душем все запахи и прикосновения случайной знакомой.
А потом завалиться спать. Делить постель с кем-то – прямой путь к бессоннице и недосыпу. Моя новая знакомая Лена ночью постанывала во сне, всхрапывала, ворочалась, разбрасывала свои руки-ноги. Надо было еще вечером от нее удрать – правда, тогда не было бы утреннего прощального секса – да и бог бы с ним. И с этой Леной тоже. Надеюсь, больше мы с ней не увидимся. Не то чтобы она мне не понравилась – все произошло качественно. Но чувствовалось послевкусие – неловкость, будто волосы в парикмахерской за воротничок забились. Слишком мы разные: и по возрасту тоже.
Меня по жизни всегда привлекали женщины старше себя. Только раньше, когда я был молодым, это часто выглядело неловко. И они чувствовали себя неудобно, и я с ними был словно не в своей тарелке, многие отказывались со мной в люди выходить: еще бы, мне двадцать семь – двадцать восемь, а ей за сорок; тем более времена были пуританские. Если ты лет на десять-пятнадцать младше своей спутницы, косые взгляды и кривотолки обеспечены на полную катушку: «Позор! Да она ему в матери годится! Она купила его, как игрушку!» Не объяснять же каждому, что тебе просто нравятся женщины в возрасте! Сейчас общественное мнение более снисходительно к различным извращениям (каким у нас по-прежнему считается солидная в летах разница Ж по отношению к М). Но все-таки пример Мадонны или Деми Мур, которые имеют любовников в два раза моложе себя, многому отечественных ханжей научил. Да что там за три моря ходить! Достаточно на нашу певицу-приму посмотреть и мальчика-пародиста рядом с ней. И хотя в последнем случае меня не оставляет мысль о нарочитости и неискренности чувства, все равно – всегда есть на кого кивнуть: элита может – значит, и мне дозволено.
