Поскольку Иван молчал, Сергей Иванович достал чемодан, проверил молнии (все работало) и направился в спальню, чтобы упаковать необходимое для поездки.
— Пап, — голос Джека дрогнул.
Сергей Иванович остановился в проеме двери и обернулся:
— Да?
— Спасибо…
— Поблагодаришь позже, глядя мне в глаза. — Он заволок чемодан в спальню, оставил его у шкафа и поспешно открыл окно, впуская в комнату прохладный воздух.
Кравцов-старший никогда не жаловался на здоровье, поддерживал себя в отличной физической форме и сейчас, в возрасте пятидесяти шести лет, мог дать фору любому тридцатилетнему. Чего греха таить, на него до сих пор заглядывались юные создания, очаровываясь по-мужскому ладной фигурой, гордой осанкой и благородной сединой на висках. Случалось, Сергей Иванович поддавался на незамысловатый прелестный флирт и разрешал себе пару-тройку страстных ночей в компании нежных фройляйн. Наверстывал упущенное за годы службы в разведке, когда отказывался от любой слабости, дабы не скомпрометировать себя. Бывали в его жизни моменты крайнего напряжения, когда приходилось работать на износ, без возможности нормально отдохнуть. Но даже тогда его организм не проявлял недовольства.
Стоя в спальне родного сына, опираясь о подоконник кулаками, Сергей Иванович впервые почувствовал собственное сердце, каждый удар которого отзывался ноющей болью в груди. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь расслабиться, и решительно распахнул створки шкафа.
Едва со сборами было покончено, приехал Макс.
— Карета у подъезда, можно двигать в аэропорт. Лучше выехать пораньше, пока нет пробок, — сообщил он, пожимая руку друга. — Готов к полету?
— Скажем так: меня подготовили, — улыбнулся Джек.
— Я не сомневаюсь. Папаня у тебя крутой, — хохотнул Макс. — Ты бы видел, как перед ним персонал больницы на цырлах ходил. А медсестрички так вообще плыли.
— Не сочиняйте, Максим. — Сергей Иванович сдержанно улыбнулся, проверяя паспорта и билеты.
— Да какое там сочиняй? Мне бы у вас пару уроков взять, как охмурять женщин, даже не открывая рта.
— Не припоминаю, чтобы у тебя с этим были проблемы, — заметил Джек.
Товарищ пожал плечами:
— Проблем, может, и нет, но изящества, старик, изящества не хватает!
Перекинувшись еще несколькими фразами, мужчины спустились на улицу. Погрузили чемодан в багажник и сели в машину. Всю дорогу до аэропорта Макс расспрашивал Сергея Ивановича о заграничном житье-бытье, с неподдельным интересом слушая его рассказы, а Джек молчал, погрузившись в дремотное оцепенение. Так случается, когда устаешь настолько сильно, что кажется, заснешь на ходу, но улегшись в постель, мучаешься бессонницей. И в мышцах — гудящая тяжесть, в голове — вибрирующая пустота, а в сердце — тревожная легкость.
Джек позволил себе отключиться. Хотя бы на одни сутки перестать думать. Пусть за него подумает кто-то другой. Он слишком долго висел на краю пропасти, держа самого себя за руку, чтобы окончательно не сорваться. Он чувствовал себя сразу двумя людьми — тем, кто нуждается в спасении, и тем, кто пытается спасти. Сегодня Джек почувствовал, что его запястье обхватила другая рука. И не было сомнений в ее силе. Эта ладонь гладила горячий лоб, когда пятилетний Ванюша валялся с температурой. Эта ладонь поднимала с асфальта, когда семилетний Ванечка падал с велосипеда и разбивал коленки. Эта ладонь поощряюще сжимала плечо, когда пятнадцатилетний Ваня говорил, что станет врачом. И сейчас эта же ладонь вытягивала тридцатитрехлетнего Ивана из темноты.
В аэропорту Максим проводил Кравцовых до стойки регистрации бизнес-класса. Когда предполетные формальности были завершены, пожелал им счастливого полета и обратился к Джеку:
— Возвращайся зрячим, старик. Мы тебя ждем. Тут, между прочим, до хренища проблем надо решать. Дополнительные рабочие руки не помешают.
Уже сидя в самолете и слушая монолог стюарда о безопасности на борту, Джек вдруг осознал, что его левая рука, которую он поранил на поле, больше не болит.
Ночь была темна и свежа. В небе висел тоненький месяц, молодая листва чуть слышно трепетала от легкого ветра, а где-то в зарослях надрывалась птичка. Сначала Сан Саныч подумал, что это соловей. Но голос соловья исполнен изумительной чистоты и мощи, а эта птаха пела тихо и невнятно, перемежая трель трескучим щебетом.
Тубис шагал по широкой тропинке, огибающей поселок со стороны леса. Анька бежала рядом, изредка исчезая в кустах, чтобы обнюхать заинтересовавший ее объект. Сан Саныч не спешил возвращаться домой: Лизу сегодня в любом случае беспокоить нельзя. Намедни он сильно переусердствовал в проявлении чувств. Бог знает, как ей удавалось так действовать на него. Он заводился от одного взгляда на невесту. Ах, как она была прекрасна в ту ночь, когда поверила в возможность свободы. Как отчаянно бежала, надеясь на скорое спасение. Как свирепо отбивалась, удостоверившись в обмане. Какой лютой ненавистью горели ее черные глаза! Никогда прежде возлюбленная не была столь искренна и столь беззащитна. Давно он не получал такого удовольствия от успешно разыгранной партии. Это была блестящая победа.
Сан Саныч посмотрел на часы — шел первый час ночи. Пора возвращаться домой и хорошенько выспаться. Завтра он планировал пораньше приехать на работу, чтобы поскорее вернуться к невесте — не хотел надолго оставлять ее одну. В последние пару дней она неважно себя чувствовала. Во-первых, из-за чрезмерного стресса. А во-вторых, из-за того, что кое-кто не в состоянии обуздать свои инстинкты. Тубис пообещал себе, что всю неделю будет с Лизой предельно нежен. Пусть девочка восстановится.
Перед тем как лечь в постель, наведался в подвал. Спустился по лестнице, стараясь не шуметь. Лиза лежала на диване, спрятавшись в спутанную простыню, — лишь острая белая коленка торчала наружу. Тубис осторожно отодвинул простыню с лица — Лиза спала. Челка прилипла к ее влажному лбу, прокушенные губы были плотно сжаты. Он прикоснулся к щеке — горячая. Похоже, у Лизы поднялась температура. Не очень хороший знак. Болеть она не должна. Надо будет завтра купить жаропонижающие таблетки. И витамины. Совсем любимая расклеилась. Тубис наклонился и невесомо поцеловал ее в мокрый висок.
Следующий день выдался напряженным — на работе был аврал, Сан Саныч провел несколько удачных сделок и подписал два важных договора о сотрудничестве. Полноценно пообедать времени не имелось; купил в буфете на первом этаже яблочный сок и бутерброд с сыром и поднялся в свой кабинет. У его стола стояла Олеся, сотрудница бухгалтерии, привлекательная барышня лет двадцати трех.
— Тяжела работа у менеджера по продажам? Даже покушать некогда? — Олеся улыбнулась, тряхнув пышной копной каштановых волос. Узкая юбка обтягивала плавные контуры ее бедер, а приталенный пиджак подчеркивал стройность фигуры. Вот уже несколько месяцев Олеся оказывает Тубису недвусмысленные знаки внимания и не понимает, почему тот остается холодным. Вон, финансовый директор спит и видит, как бы затащить ее в постель. И сисадмин тоже неоднократно приглашал ее отужинать. Парень, между прочим, весьма недурен, и язык у него подвешен. Раньше Олеся не задумываясь закрутила бы роман с обоими, покуда не взвесила бы все «за» и «против» и не выбрала достойнейшего. Но в последнее время ее мысли занимал лишь один мужчина — ведущий менеджер по продажам, не обращавший на нее никакого внимания. Это было странно.
Олеся знала, что красива. Кроме того, она стильно одевалась и умела поддержать беседу. Не было веских оснований, чтобы не пофлиртовать с нею. Она допускала, что может кому-то не нравиться (эта мысль давалась ей с большим трудом), но по большому счету нормальный мужик не откажется от рыбки, плывущей в руки. Сан Саныч не удостаивал ее даже намеком на внимание. Таким же равнодушным взглядом он смотрел на предметы мебели. Подобная несправедливость обижала ее и злила, усиливая желание соблазнить его. Он словно бросал ей вызов, и она с легкостью откликалась. Такого сценария Олеся еще не проходила. Тем острее хотелось прочитать его до последней строчки.
Самое удивительное, что выдающейся внешностью Тубис не отличался. Выглядел если не серо, то довольно посредственно. И еще эти нелепые очки в толстой оправе… Их хотелось снять и поцеловать жестокие близорукие глаза… Тубис не был красив, и фигура его не отличалась спортивным рельефом. Однако ж чувствовалась в нем недюжинная физическая сила. Заглядываясь на его широкие плечи и крепкие руки, Олеся думала о том, как приятны, должно быть, его объятия.
Сегодня утром желание близости достигло предела, и она решительно направилась в кабинет Тубиса. Не застав его на месте, решила подождать. Раз намеков он не понимает, она скажет прямым текстом.
