— Я не свинья! Не говори так со мной! — возмутился Зинзе.
Мамбеле пошёл прочь и, не оборачиваясь к другу, произнёс:
— Так решай, кто ты: друг или свинья?
Антон отошёл от окна, посмотрел на Гамида, сидевшего за столом, стоявшим в центре комнаты, спросил:
— Вы доверяете африканцам?
— Почему спросил? — Гамид напрягся.
За вечер, ночь и утро, к неудовольствию Арсана, русский пленник смог расположить к себе Гамида. Они стали нормально общаться. Дай ему сейчас пистолет и прикажи: «Убей этого человека!» — он бы отказался. Пусть другие казнят — Гамид не палач. Камнев за эти сутки доказал ему, что он истинный благородный рыцарь. Айвенго нашего времени… Но и Гамид не уличный преступник, не беспредельщик. Он не устраивал терактов и не убивал полицейских и учителей.
— Там, на улице, местные злодеи что-то мутят.
Гамид очнулся от дум, спросил доброжелательно:
— Что значит «мутят»?
— Что-то затевают! — Антон отошёл от окна. Он нашёл общий язык со своим главным «телохранителем», и это его радовало: ещё немного времени, и он легко улизнёт из ловушки, устроенной «милым» братцем.
— Почему так подумал?
— Один с ночи сидел на дереве и в бинокль глазел на окна, где разместились ваши русские друзья. Не на наше окно. На их окна.
— Подглядывал за красивой женщиной, — предположил Гамид.
— Ты бы просто так подглядывал? — Антон улыбнулся, словно говорил с маленьким ребёнком. — Что, она будет раздеваться, когда рядом с ней соглядатаи? Подумай!
Гамид резко встал; ему сложно было разговаривать с этим пленником — чувствовалось его превосходство во всём: в подготовке, в образовании, в скорости принятия решений. Гамид всегда считал, что Камнева надо было убить сразу, а не таскать за собой по всему миру, — эта глупая затея могла стоить жизни им всем.
Таких убивают сразу. Или бегут от них без оглядки.
Гамид указал подбородком в сторону двери:
— Постоим в вестибюле? Проветримся.
— Как мы «проветримся» в вестибюле? — усмехнулся Антон.
Всё шло так, как он хотел. Надсмотрщик уже видел в нём человека и легко шёл на контакт. Теперь оставалось «завязать дружбу», потом свернуть «другу» голову и бежать.
Гамид выразительно посмотрел на Антона, словно поняв его мысли, хмыкнул беззлобно:
— Антон, ты мне не враг… Как человек… Но ты враг…
Антон поднял руку, прерывая:
— Гамид, не говори ничего!
Гамид опять хмыкнул, спросил:
— Так пойдём в вестибюль?
— Да. — Антон улыбнулся. — Может, увидим нашу прекрасную спутницу. Кажется, её зовут Лолита. Лола.
Гамид, улыбаясь, закивал, рассмеялся:
— Точно!..
Посмотрел на Антона.
— Очень красивая! Правда?
— Хочешь, я вас познакомлю? — Антон ещё раз улыбнулся. — Я с ней уже разговаривал.
У Гамида в груди что-то щёлкнуло — пленница «дона» Данилова просто сводила его с ума. Таких женщин на руках надо носить, а не мучить их.
— Нет. — Конфузясь, он сжал свои руки между колен.
— Ты что теряешься? Она простая женщина. Только красивая, очень красивая.
— Я не знаю, о чём с ней говорить.
— Гамид, это не проблема. Говорить будет она, ты только слушай!
Гамид вздрогнул — все слова Антона были правдой!
Гамид подошёл к двери и резким толчком открыл её, указал рукой:
— Пойдём.
* * *
— Спасибо, друг, — произнёс Антон, выходя из номера.
Первым порывом Гамида было возмутиться и одёрнуть зарвавшегося пленника — назвал его «другом»! Конечно, это всё специальные эфэсбэшные штучки, и он, Гамид, на них попался, испытал доброе чувство к пленнику. Надо было возмутиться, наорать, одёрнуть Камнева, но что-то остановило его.
«Пусть всё идёт как идёт, дальше будет видно. Я не преступник, и он не преступник. Судьба рассудит, правильно я поступаю или нет!»
Камнев, призывно поманив рукой, улыбаясь, прошёл к перилам и встал, глядя вниз, на вестибюль первого этажа. Гамид подошёл, словно зомби, встал рядом. Как ему хотелось вернуться домой, в Россию. Может быть, этот человек поможет ему!
Антон понял его состояние.
— Что, совсем расклеился?
— Дома давно не был, — откровенно признался Гамид.
— Так езжай! Кто тебя держит? Я пленник, а ты свободный человек! Быт бы я на твоём месте, ни секунды не размышлял бы — хоть на перекладных уже мчался бы в аэропорт Найроби!
— Что ты говоришь! Я воевал против Федерации!
— Нас всех в своё время обманули. Пора возвращаться, Гамид. Твой народ — это часть России. Вернись. Дома лучше. Или много крови на тебе?
— Нет на мне крови!
— Так в чём дело?! — Антон чуть не прокричал это, обрадовавшись, что завербовал такого злодея. Он сыграет на желании вернуться к обычной жизни, с его помощью бежит, а потом, дома, поможет уроду вернуться к нормальной жизни. Если Гамид убивал — отсидит. Если чист, ещё лучше, Антон сделает его таким крутым федеральным коммандос, что тот в глубокой старости будет со смехом вспоминать, что когда-то из-за нужды поддался обаянию Сашки-Шамиля.
— Антон, это сложно.
Гамид вздохнул. Сейчас он здесь, в Африке, надзирает за федеральным офицером и по прихоти погрязшего в крови Шамиля участвует в преступлении. А про самого Шамиля говорят, что никакой он не Шамиль, а русский. Что это? Путь в никуда? Шамиль Аратский сорвёт деньги с русских мафиози и сбежит на заморские острова. А он? Что останется ему, простому нукеру Гамиду? Остаток жизни быть на побегушках — ни личной жизни, ни любви, ни детей, ни родителей и родственников. Даже дядя, на что человек либеральный и первое время с доброжелательным смехом называвший его «мой боевик», в итоге отвернулся от него, сказав: «Не позорь нас. Против родины и народа воюешь, а я честный человек. Одумайся, Гамид, идёшь на поводу у всякой швали. Чего ты добиваешься?
Новых эмиров и князей хочешь себе на шею посадить? Да ты просто дурак!»
Тихонько затворив дверь комнаты, Гамид подошёл к Камневу, опёрся руками о перила, огораживающие площадку перед номерами, — внизу три африканца в зелёных камуфляжах говорили о чем-то своём, а толстый Савватей Суев шёпотом ругался с кучерявым соотечественником и бурно жестикулировал. Гамид хмыкнул — этих уродов скоро сожрут звери, а они всё пыхтят, пытаются решать какие-то свои проблемки. А львы уже голодные и думают, чем бы поживиться. Он опять усмехнулся.
— Что смешного? — спросил Камнев.
Гамид стушевался, но, выдержав паузу, с улыбкой отозвался:
— Скоро всё это кончится.
— Для всех?
— Да. Для всех.
— Для вас тоже?
— В смысле?
— Для тебя всё кончится?
Гамид поёжился — Камнев говорил так, что в каждом слове, вроде обыкновенном, чувствовался скрытый смысл, и смысл этот был очень нехороший.
Отвечать не захотелось. Он скривился, словно от зубной боли, и отвернулся.
Скрипнула дверь, Гамид обернулся, и сердце его внезапно рухнуло в пустую, безвоздушную пропасть — из своего номера вышла прекрасная Лолита. Она была в легчайшем, облегающем её фигуру темно-синем платье, совершенно не подходящем для Африки, но на фоне окружающего убожества в нём она казалась бескрылым ангелом. Увидев Антона, она просияла улыбкой, тут же подошла к нему и радостно поздоровалась.
К удивлению Гамида, Камнев непринуждённо пошутил, вызвав у Лолы смех. Она что-то спросила у него шёпотом, настойчиво глядя на Гамида. Камнев кивнул на него, ответил тоже шёпотом, а ему сказал громко:
— Лола спросила, кто ты. Я сказал, что ты мой друг, тебя зовут Гамид.
У Гамида запершило в горле — таких красавиц он видел только на обложках журналов да по телевизору, а она тянет ему для пожатия свою маленькую красивую руку. Он только чуть сжал её пальцы и выдохнул:
— Гамид.
— О-о, — обрадовалась женщина и одарила его самой лучезарной улыбкой, какая может быть. Потом она вдруг сделалась серьёзной и произнесла, округляя рот (выглядело это очень эротично): — Гамид, надеюсь, мы подружимся. Вы будете моим рыцарем!
Гамид не нашёлся что ответить — такую женщину казнить собираются, звери они настоящие, а не люди!
— Гамид, — ласково повторила Лола. — У вас мужественное имя. От вас исходят волны надёжности. Женщине очень важно иметь рядом с собой такого мужчину.
Её аккуратные пальчики все ещё были сжаты рукой Гамида, и он сейчас точно понял, что наступил предел, и в этот раз никто никого жрать не будет, потому что он, Гамид, не последний человек в этом мире, этого не допустит…
Лола любила сны про близость с супругом, с милым, добрым, ласковым Кареном. Он всегда знал, что ей нравилось, и доставлял удовольствие так тепло и сладко, что после хотелось плакать от счастья и полного расслабления. Карен по-настоящему любил её — это Лола знала точно. А вот она, в девичестве Лолита Шустер, еврейская дочь чистокровных еврейских родителей, любила ли она мужа, которого ей определил самый кровожадный мафиози Кубани? Это был вопрос. Да. Во сне она всегда любила Карена и часто плакала оттого, что всё у них так хорошо, и быта счастлива. Но стоило ей проснуться…
