7
Я вернулся на дачу как был, весь в крови, и стал под душ. Запёкшаяся кровь присохла и долго не отходила. По всему телу разливалась боль. Это была боль не только физическая, но и душевная. Зачем я затеял эту драку? Перед моими глазами было залитое кровью лицо того парня. В ушах звенел отчаянный вопль:
— Хватит! Ты же его убьёшь!
Зачем я его так бил? Я ведь не питал к нему никакой ненависти. И не было никакой необходимости его бить… А я бил. И даже потерявшего сознание противника ещё раз ударил. Ни ощущения победы, ни радости от неё не было. Юкибэ, наверное, только посмеялась бы надо мной и назвала моё поведение нонсенсом. Ну что ж, пусть смеётся… Раз я такой никудышный…
Мне хотелось, чтобы меня кто-нибудь утешил. Слова были не нужны. Просто чтобы кто-нибудь наблюдал за мной — как я переживаю своё ничтожество. Всё равно кто. Нет, неправда! Это могла быть только Она — и никто другой.
Я тихонько прошёл по коридору и заглянул в гостиную. Она лежала на диване с закрытыми глазами. Его поблизости не было. То, что она там одна, показалось мне настоящим чудом. Я подошёл к дивану. Она лежала сложив руки на груди и тихонько посапывала во сне. Лицо её во сне было прекрасно. Оно было красиво и чувственно.
Я её люблю!
То, что я застал её спящей, ещё больше меня распалило. Да, я люблю её!
Я опустился на колени рядом с диваном. Её лицо было совсем рядом с моим, грудь тихонько вздымалась при дыхании. Какие же у неё длинные ресницы! Какая же у неё белая кожа!
Я коснулся губами её сложенных рук. Они были очень холодные. Она, похоже, ничего не заметила и продолжала спать. Это придало мне смелости и решимости. Осторожно и бережно я прикоснулся губами к её полураскрытым губам. Я почувствовал аромат её дыхания, и сердце бешено забилось в груди. Я когда-то целовался с Юкибэ, но ничего, кроме смущения, при этом не ощущал. Сейчас всё было по-другому. Всё моё тело дрожало от восторга. Всё было забыто: и как я тонул в море, и та бессмысленная драка на берегу. Только одно теперь занимало моё сознание. Я её поцеловал! Я её поцеловал!
Подняв голову, я вдруг заметил у неё на груди яркую россыпь красных пятен. Это была моя кровь.
Когда я коснулся её губ, у меня на разбитой губе открылась ранка и несколько капель упали ей на грудь. Я был сконфужен. Но моё минутное замешательство на удивление быстро прошло. Я продолжал смотреть на красные пятна. Они были очень яркие, густобагровые. Красивое зрелище. Я вспомнил свой вчерашний сон. В том сне я выстрелил из ружья, и на её белом нагом теле выступили алые капли крови. У меня было приятное ощущение: будто бы сон перешёл в явь. Оно меня грело. К тому же это была моя кровь. Её грудь окрашена моей алой кровью. Во мне проснулось Желание: залить всю её грудь кровью и окрасить в багровый цвет. Я хотел было ещё раз поцеловать её, но вдруг почувствовал присутствие постороннего человека. От неожиданности сердце у меня ёкнуло и бешено забилось.
Обернувшись, я увидел его. Он стоял в дверях и смотрел на меня. Я его всегда терпеть не мог, но никогда ещё я не ощущал к нему такой ненависти, как в тот момент. Шагнув ему навстречу, я взглянул исподлобья и спросил:
— Вам что-нибудь нужно?
Он только хмыкнул, поглядывая на меня.
— Нехорошо, — сказал он с осуждением. — С ней тебе такого творить нельзя. Себя только растравливать… Тебе сейчас семнадцать — самый возраст, чтобы увлекаться прекрасным полом. Но с ней-то нельзя!
— Вы так запросто о ней не высказывайтесь! — воскликнул я.
От того, что он меня видел здесь, в сердце кипели гнев и горечь.
Гнев и горечь смешивались там, в глубине, приводя меня в исступление. Она моя! Не отдам её ему!
— Но она же тебе всё-таки мать. К тому же она… — грубоватым голосом продолжал он со своей неизменно блуждающей на губах усмешкой.
— Заткнись! Заткнись! — завопил я и изо всех сил ударил его по лицу. Тогда на мысу я избил человека, к которому не питал никакой ненависти и вражды. Но на сей раз я вложил в удар всю свою ненависть.
Его тощее тело отлетело аж к самому окну. Окно с треском разбилось — посыпались стёкла. Одно из них вонзилось ему в руку — брызнула кровь.
— Кончай дурака валять! — крикнул он.
Я схватил его за руку, заломил и толкнул. Голова глухо стукнулась в стену.
— Прекрати! — раздался за спиной её крик.
Я как ужаленный отдёрнул руки и выпустил его.
Уничтожающе глядя на меня, она приобняла его и помогла подняться с пола.
— Ты что здесь творишь?! — обратилась она ко мне.
— Это он сам…
Раздираемый чёрной ревностью, я наблюдал, как она своими красивыми белыми руками нежно отирает ему кровь со лба и со щеки.
— Да это я сам попросил Синкити — хотел немного побоксировать, — морщась от боли, сказал он.
Кажется, он хотел меня выгородить. Я чувствовал себя униженным и оскорблённым до тошноты.
— Всё равно это слишком! Такая жестокость!
Достав платок, она вытерла сочившуюся из ранки у него на руке кровь. Чувство счастливого удовлетворения от того, что теперь она принадлежит мне, которое я испытал, прикоснувшись к её губам, испарилось. Это был всего лишь мимолётный фантом…
— Так ли?
Я отыскал взглядом капли крови на её груди. Эти багровые пятна служили свидетельством того, что в тот миг мы с ней соединились в единое целое. То был не сон, не наваждение — всё было на самом деле.
Пятна были ещё видны, но они уже высохли и выглядели не так красиво, как тогда. Зато теперь её платье и грудь в вырезе декольте были запачканы кровью из его руки.
— Принеси бинт, — скомандовала она мне.
Однако, вместо того чтобы идти за бинтом, я прикусив губу ринулся вон из комнаты. Не хватало ещё только бинты носить для этого типа!
Я убежал на берег моря.
Небо было затянуто мглой. Море шумело. Дул холодный ветер. Безлюдный пляж выглядел пустынным и унылым.
Я безотчётно стал искать светловолосую девчушку. Ту самую, у которой волосы так золотились в лучах закатного солнца. Она ещё так симпатично надувала губки. И ручки у неё были такие маленькие, симпатичные. Мне захотелось снова её увидеть. Просто увидеть — и всё. Может быть, если бы я мог снова увидеть эту миленькую фигурку и серьёзные глазки, это спасло бы меня от страшной опустошённости, которую я сейчас испытывал. Я пошёл по пляжу вдоль моря.
Вдруг раздался страшный шум, будто птицы, пойманные в сеть, все разом всполошённо загомонили: это с неба обрушился ливень. Дождевые струи хлестали меня по лицу и по плечам.
Стало ещё темнее. Мыс и дачные домики — всё скрылось за пеленой дождя. Я медленно брёл по песчаному берегу, который напоминал сейчас пейзаж с чёрно-белой картины тушью, в тщетных поисках светловолосой девочки. Возможно, в тот момент мне нужна была не она сама, а её видение. Звучало это, правда, как нонсенс. Это я понимал. Но в тот момент мне было всё равно — пусть хоть призрак!
Ливень всё так же свирепствовал, а я всё шёл и шёл. Но светловолосой девочки нигде не было. Постепенно я стал уставать и почувствовал при этом, что мне всё труднее становится отличить явь от наваждения. Реальность во мне самом потеряла всякую силу.
Почему мне, в мои семнадцать лет, реальность казалась такой недостоверной? Может быть, причина была именно в моей молодости? А может быть, и для всех остальных реальность так же зыбка, недостоверна и в ней не на что опереться? Вот я сейчас нигде не могу найти ту маленькую светловолосую девочку, что только вчера играла тут на берегу и пронзительно кричала: «Мой краб!» Яркие капли моей крови, что алели у Неё на груди, спустя несколько мгновений высохли и превратились в маленькие грязноватые пятна. Всё так зыбко, недостоверно… Я даже не был уверен, действительно ли я избил там, на мысу, этого парня. Рука, которую я зашиб, пока молотил его, больше не болела. И машины этих парней, должно быть, на мысу больше не найти. Нет никаких доказательств того, что драка вообще имела место, да я и сам себе уже не мог это доказать.
Сейчас сны казались мне более достоверными, чем действительность. Во сне я стрелял в её обнажённое тело. Образы этого сна, в отличие от реальности, не менялись и не выцветали. Каждый раз, когда перед моим мысленным взором оживала эта картина, я видел, как по её обнажённой белой груди стекает струйка алой крови и она медленно оседает на землю. Это было так достоверно!
Ливень всё хлестал и хлестал. Я страшно устал.
С наступлением ночи ветер ещё усилился. По телевизору и по радио передавали, что область низкого атмосферного давления, пришедшая из тропиков, близ побережья Канто[3] набрала силу и преобразовалась в тайфун. Из своей комнаты на втором этаже я смотрел на бушующее море, прижавшись лицом к оконному стеклу. Время от времени мощные струи ливня со стуком ударяли в стеклянную дверь и уносились прочь.
