Овчарка сидела молча до тех пор, пока мимо нее не проводили кого-нибудь в сопровождении милиционеров. Тогда эта милая собачка начинала кидаться и буквально рвать поводок.
Так же она бросалась и на меня, пока я не присела с ней рядом. После этого я потеряла для собачки всякий интерес, и она начала высматривать новую жертву для облаивания.
Одним словом, сука.
Ожидание затянулось, и в судейскую комнату меня пригласили только к трем часам.
Так как мое дело — пардон, дело Ярченко — квалифицировалось как самое обыкновенное хулиганство, в котором не оставалось никаких сомнений, то и проводить целое заседание не имело смысла.
Состроив покаянно-скорбящую физиономию, я предстала перед пожилой уставшей женщиной, только что с удовольствием освободившейся от своей мантии и вкусно пообедавшей, и она скороговоркой прочитала мне лекцию о примерном поведении.
Я согласилась с нею полностью.
На самом деле: раздевать на темной улице чужого мужчину — это действительно предосудительно, что и говорить. Тем более если не имеешь желания выйти за него замуж.
Я прямо так и сказала.
Тетка хлопнула глазами и стала зачитывать приговор.
Мне на выбор было предложено два вида наказания: или пятнадцать суток, или штраф и извинения.
Я скромно согласилась на штраф и извинения.
Мне еще повезло, что милиционера, подвергшегося таким неслыханным надругательствам, не было сегодня в суде. Он, наверное, сейчас проходил курс реабилитации в местной психлечебнице.
Я подписала все необходимые бумажки, в том числе обязательство трудоустроиться в ближайшие же десять дней: Ольга Ярченко оказалась еще и нигде не работающей тунеядкой. Мне за нее было очень стыдно, честное слово.
После приговора снова была прочитана совсем уж коротенькая лекция, и мы с судьей очень дружелюбно распрощались, довольные друг другом.
Она перестала наблюдать перед собой кожаную байкершу и смогла отдохнуть, а я получила свободу, по крайней мере на какое-то ближайшее время.
Зная условия и практику работы наших органов, я могла быть уверена, что если даже подмена будет обнаружена сегодня, что было весьма маловероятным, то ориентировки разошлют не раньше завтрашнего дня, а я за это время сумею так раствориться в окружающей среде, что меня и днем с фонарем не найдешь, не то что с какой-то дурацкой ориентировкой.
Хотя находиться в бегах и было унизительно для меня, но я посчитала это необходимостью.
Азизбегяну до сего момента жилось почти замечательно: он почти сразу же нашел убийцу и избавился от классического висяка — как ему казалось. Потом чуть было не нашел в кемпинге спецагента-засланца.
Теперь ему будет житься все хуже и хуже, а потом совсем плохо, потому что убийцу я решила найти сама, и это было моей единственной целью на все ближайшее время.
Я вышла из здания суда, сощурилась на свет божий, но опьяняться воздухом свободы не собиралась.
Начиналась работа, будь она неладна, и я должна была сделать ее, как всегда, неплохо. То есть на «отлично», тем более, как показывали обстоятельства, — от результатов этой работы зависело кое-что покруче, чем мои гонорары.
Первым делом для большей полноты образа мне нужно было дополнить мой видный байкерский имидж, который даже мне самой понравился, еще некоторыми штришками. Причем поправить имидж нужно было самым кардинальным образом. Точнее, почти самым.
Я, разумеется, даже понарошку не собиралась менять пол и тем самым хотя бы зрительно увеличивать количество недоумков на свете.
Хотя, если посмотреть с другой стороны, с моим приходом в их ряды они резко бы поумнели.
Но я все равно не собиралась делать такой подарок враждебной половине мира и прямо направила свои грешные стопы в парикмахерскую.
Там я произвела фурор своим заказом, что было некстати, но пришлось вытерпеть.
Через два часа я выходила и не только щурилась на белый свет и яркое солнышко, но еще и отражала это солнышко новым цветом своих замечательных длинных волос.
Цвет я выбрала довольно-таки прихотливый, условно его можно описать так: старое красное дерево — это как фон — с мелированием в несколько красок — желтенькую, зелененькую, ну и так далее.
Правда, здорово?
Увы, я еще не сошла с ума — я всего лишь маскировалась. А самая лучшая маскировка — это вовсе не закапываться под куст дикой сирени и кричать оттуда «ку-ку», прикрываясь саперной лопаткой, а оставаться на виду у противника.
Тогда вас точно не заметят, потому что будут смотреть именно под куст.
Следующим пунктом моего путешествия стал магазинчик «Роковые яйца».
Название было интеллектуальным, с претензией на нестандартность, но от Булгакова в нем осталось одно только название, и магазинчик вовсе не торговал продуктами питания секонд-хенд, как можно было подумать.
Это был магазин придурковатых полудурков от рока и иже с ними.
Ну вот тут-то я и оторвалась!
Долго объяснять не стану, скажу одной фразой: через час я сама себя не узнавала в зеркале и с пять минут привыкала к своему новому образу. А привыкать было к чему.
Я, в натуре, нацепила клевый прикид крутых байкеров в виде всяких побрякушек на запястья, темные очки на мордашку, не забыв и несколько цветных, долго не смывающихся татуировок на предплечья и одну на… короче, на бедро сзади, но повыше. С коротенькими шортиками это смотрелось очень, очень… стильно.
Оставалась мелочь: найти мотоцикл.
Столько денег у меня не было, чтобы я могла его купить, поэтому приходилось отрабатывать другие методы.
Поймав мотор, я поехала по адресу, сообщенному мне настоящей Олей Ярченко.
Байкеры и рокеры и прочая шелупонь тусовались вокруг и внутри ржавого металлического ангара на севере Нового Сочи в районе Виноградной улицы.
Выйдя из такси, я сразу же попала под перекрестный обстрел десятков взглядов.
Не все они были заинтересованными, некоторые глазки таращились на меня с явной антипатией.
Стоит ли говорить, что они принадлежали нашему брату?
Я про девчонок.
Байкеры уже разложились и расселись по поляне, необъяснимым архитектурным умыслом образованной между домами новостроек.
Тут же валялись, отдыхая или ремонтируясь, их мотоциклы. Всего же людей вокруг меня тусовалось под три десятка, но с ними всеми я знакомиться не желала.
Моей целью был некий байкер по кличке Геноцид. Как мне объяснила Оля, байкера в нормальной жизни звали просто Геной Цидманом, но, переходя на ночной образ жизни, Гена решил переименоваться, что и сделал после долгих и напряженных раздумий.
Пока я думала о Геноциде, мне рисовался в моих мечтах образ великолепного агрессивного самца, на километры испускающего мощные волны мужских флюидов. Но когда я столкнулась нос к носу с сутулым мальчиком с шейкой гвоздиком и кругленькой лопоухой головкой на ней, я поняла, что рухнула еще одна мечта.
Все больше и больше убеждаюсь, что великолепные самцы обитают только в телевизорах и только в определенное время. В жизни, похоже, они поперевелись навсегда.
К тому же в Геноциде я узнала одного из примелькавшихся мне байкеров Мандибули.
Единственным приятным моментом было то, что участвовавший в наезде на меня на перекрестке и в драке в шашлычной Геноцид меня не узнал, что подтверждало надежность моей маскировки.
Пока по крайней мере.
Под одобрительные выкрики и взгляды товарищей покрасневший от неожиданности Геноцид согласился поговорить со мною и суетливо подвел к своему мотоциклу.
Спев мне раз сто песенку на классический мотивчик про «поедем, красотка, кататься», он сумел-таки уговорить меня устроиться на сиденье позади него и отъехать от общей массы его коллег.
Мы, сделав круг почета, вырулили на пустырь, заросший лебедой или чем-то подобным, и тут я взяла Геноцида в оборот.
Все, что я о нем знала, так это то, что он был одним из тех разгильдяев, которые так весело покатались с Олей поздним вечером, а потом занялись живописью на живой натуре.
Кроме Геноцида и Азизбегяна, больше у меня в этом неудачном турпоходе и в неприветливом городе знакомых не было, а мне нужен был транспорт.
Я не надеялась, что Азизбегян подарит мне мотоцикл, поэтому собиралась реквизировать мотоцикл у Геноцида по-плохому, если он не догадается предоставить мне его по-хорошему, но тут словно сама судьба немного подмогла мне.
Узнав, что мне нужно в «Большой ручей» и непременно на двух колесах и с ветерком — не могла же я показаться вблизи кемпинга в дурацкой байкеровской униформе и пешком! — Геноцид смерил задумчивым взглядом мою личность пониже талии и сказал, что они — группа Мандибули — как раз сегодня выезжают в том направлении.
Я вздрогнула, услышав эту поднадоевшую мне уже кличку, но постаралась взять себя в руки.
