– Ты кем работала?
– Я делопроизводством занималась. Могу секретарем быть. Могу в отделе кадров…
– Ты не отчаивайся, если здесь не примут, – зашептала Яна. – Запиши номер моей мобилы…
– У меня нет мобильного, – сказала Вера и, увидев, как удивленно поднялись брови Яны, смущенно объяснила: – Как-то не было в нем необходимости…
– Домашний мой черкни. – Яна досадливо вздохнула: «Тяжелый случай». – Позвони. У меня много знакомых, что-нибудь придумаем.
– Правда? А вы… Ты мой запиши.
Яна вбила ее домашний в свой мобильный.
Двери кабинета раскрылись. Вышла «расфуфыренная» Агния. Она тоже была бледна, но какой-то напряженной, яростной бледностью. Быстро подошла к секретарю, попросила бланк заявления о приеме на работу. «Значит, приняли», – подумала Яна и подтолкнула локтем Веру, указав глазами на Агнию. Но Вера снова впала в ступор. Яна вгляделась в лицо Агнии и поняла, что та совсем не рада своему счастью. В глазах ее были боль, злость и одновременно решимость. «Что это она…», – подумала Яна, но не успела сформулировать мысль до конца, потому что на столе секретарши снова ожил внутренний телефон. Та сняла трубку, выслушала и сказала:
– Яна Антоновна, проходите, пожалуйста.
Яна встала, ободряюще подмигнула Вере и скрылась за дверью кабинета.
* * *
В самолете моя соседка по креслу резко повернулась ко мне, сдавленно сказала:
– Я хочу выйти.
– В конце салона, – указала я ей путь к туалету.
– Нет, – ответила она, – я выйти хочу. Вообще…
– Куда? – уставилась я на нее.
– Туда…
И она показала рукой за иллюминатор.
«Туда» было на высоте десяти тысяч метров. Сбрендила она, что ли?! Мне стало нехорошо. Вдруг набросится или начнет крушить самолет. Я опасливо отстранилась от непоседливой девушки. Как ее только на борт пустили! Контролеров в аэропортах больше, чем вертухаев в зоне, все насквозь сканируют, а толку-то! Лучше бы, блин, экстрасенсов посадили – мысли безумные читать.
«Нет, ну каков Рикемчук!» – вспомнила я его пожелание «счастливого полета».
– Девушка, – ласково спросила я, – может, бортпроводника позвать?
– Не надо, все равно меня не выпустят.
«Это точно, – мысленно согласилась я. – Здесь остановки по требованию нет. Пожалуй, стюардесс лучше не беспокоить. Привяжут психопатку к креслу, объявят аварийную посадку где-нибудь в тьмутаракани. В общем, привет семье, сегодня ужинайте без меня». А домой так хотелось…
Я решила зайти с другого конца.
– Вы в первый раз летите?
Вопрос был глупый – в Индию-то она добралась. Не на метле же! Может, на пароходе или на верблюде?
– Нет, не в первый, – ответила она, – но выйти мне хочется впервые.
– Почему?
Я, вообще-то, другое хотела спросить: почему желание свободного полета возникло в непосредственной близости от меня? Почему именно мне так повезло? Но, решив ее не нервировать, ограничилась только одним «почему?»
– У меня предчувствие. Что-то должно случиться… – побледнела она.
«Сивилла, блин…», – с тоской подумала я, но спокойно заметила:
– Допустим, что-то случится. Теракт. Двигатель может отказать. Самолеты в воздухе сталкиваются. – Я безо всяких экивоков называла причины ее неясных страхов. – Ну так подождите. Наберитесь терпения. Когда самолет развалится, все вместе и выйдем. А сейчас куда вы торопитесь? Там, – кивнула я за иллюминатор, – холодно, между прочим. Минус пятьдесят. А вы в легком топе. Выйдете и простудитесь.
Она задумалась.
– Да, вы правы. Но знаете, у меня такое впервые, – повторила она, – с чего бы?
– Бывает… – пожала я плечами. Все когда-то случается впервые – и крыша едет, тоже.
Мне вовсе не хотелось заниматься с ней дармовым психоанализом, я посоветовала приемлемый для нас обеих вариант:
– Поспите, и все пройдет…
– Пожалуй.
Девушка откинулась в кресле и, слава тебе Господи, задремала. Я посмотрела в иллюминатор: понять мою соседку можно. Я бы тоже с удовольствием прогулялась по бескрайним мягким облакам. Неужели это белоснежное царство совсем необитаемо? А вдруг за той снеговой кручей кто-то есть? Вот бы дойти, заглянуть…
Я встряхнулась. Правильно говорят, безумие заразительно. Никого там нет, в этой воздушной вате. Небеса обетованные только для птиц, самолетов и наших грешных душ. Подумав о грешных душах, снова вспомнила Ерему. Рикемчук сказал, что на его теле нет видимых повреждений. Что это значит? Не покончил же он с собой. Ни с того, ни с сего – взял и утопился. Зачем? Чтобы сбылись дурацкие предсказания? Что за чушь лезет мне в голову?
Я вздохнула и развернула газету. Обычно в полете прессу не читаю, гораздо интереснее поболтать с соседом. Но сегодня не тот случай. Я покосилась на свою шебутную попутчицу. Она тихо посапывала в кресле, придется довольствоваться «желтухой».
Газета была скучная, но я принялась читать, хотелось отвлечься от постоянных мыслей о Ереме. Неожиданно наткнулась на заметку о предсказаниях и снова покосилась на спящую «Сивиллу». В первом веке до нашей эры римскому императору Домициану придворный звездочет напророчил, что государя убьют восемнадцатого сентября (как-то там у них этот месяц назывался) в пять часов вечера. Надо заметить, что в те далекие времена астрологам так же верили, как сейчас прогнозам о курсе валют. Но, как и мы, надеялись на лучшее. Поэтому в указанный день взволнованный кесарь окружил себя плотным кольцом воинов и стражей и стал ждать. Наконец, вошел придворный и сообщил: пять часов уже пробило. Император перевел дух – опасность миновала, астролог попал пальцем в небо. Царь успокоился и велел страже удалиться. Тут ему сообщили, что уже несколько часов в приемной ждет посетитель с важным сообщением. Император приказал впустить гонца.
Совершенно напрасно. «Гонец» его и убил. Оказывается, против государя был составлен дворцовый заговор. Придворный его обманул. Убийца беспрепятственно подошел к расслабившемуся царю и заколол его кинжалом.
Я отложила газету. Мистика какая-то! Все, как в случае с Еремой. Предсказано убийство. Роковой час пробил, но смерть не пришла. Обреченный успокоился. Вот тогда-то его убили. Разница одна – на кесаря напали заговорщики, а Ерема вышел к убийце сам. «Куда же он пошел среди ночи, – в который раз подумала я, – Зачем? Против императора был заговор. А против Еремы? Тоже, что ли? Но с какой целью? А если и так, кто участники и кто исполнители?»
Мысли о Ереме беспокойно теснились, напирали друг на друга, отталкивали одна другую. У меня так разболелась голова, что я прикрыла глаза и незаметно для себя задремала.
Долетели мы нормально. Приземлились мягко. Я обернулась к соседке:
– Ну и как?
– Даже не знаю, что на меня нашло, – рассмеялась она.
«Да уж, вряд ли бы ты стала победительницей «Битвы экстрасенсов», – злорадно подумала я, но тут же поймала себя на мысли – вот тебе и роковое предчувствие… Выходит, не всегда они сбываются.
Но почему так нервничал Ерема? И это предсказание пляжной гадалки… Оно-то сбылось… Совпадение? Или он сам ускорил свою кончину, не вовремя «захотев выйти»?
Дома меня ждал сюрприз – мой Димон вернулся! Поэтому первую ночь после приезда я опускаю, скромно потупив очи… А на следующее утро, пока усталый муж еще спал, я принялась за дела. Прежде всего позвонила Аленке, своему младшему (только по возрасту) компаньону. В мое отсутствие главой «Кошкиного дома» была она – подруга и совладелица нашего агентства.
– Ой, Вася! – завопила в трубку непосредственная Аленка. – Как съездила? – И замолчала, видно, ожидая, что я взахлеб начну рассказывать о заморских впечатлениях. Так бывало всегда. Но не в этот раз. Особо хвастаться было нечем.
– Ты что молчишь? – встревожилась Аленка.
– Устала просто, потом расскажу… – обтекаемо ответила я. – А как наши дела?
– У нас полный облом! – «обрадовала» соратница. Но я не сильно расстроилась. Постоянные проблемы – наше обычное состояние. Люди и кошки – сочетание противоречивое, рождающее массу сложностей. И неизвестно, с кем труднее: с кошками или с людьми.
– Что произошло? – спокойно спросила я.
– Кризис, Вася! – вернула меня в нашу действительность Аленка. – Заказов стало меньше, как, впрочем, и новоселов.
– Люди перестали покупать? – Я имела ввиду новые квартиры.
– Люди перестали платить, – объяснила она.
– Ясно, – вздохнула я. – Что делать будем?
– Есть у меня одна идея, Вася… – загадочно намекнула Аленка.
