– На женщине, которая только-только выяснила, что стала вдовой, – ответила Стефани. – Как я понимаю, она приезжала, чтобы забрать тело.
– Да, – кивнул Дейв.
– И один из вас привез ее сюда из аэропорта Бангора?
– А как ты думаешь, дорогуша?
Над этим вопросом Стефани раздумывать не пришлось. К концу октября или началу ноября 1981 года для властей Мэна Парень из Колорадо стал далеким прошлым. Да и будучи жертвой несчастного случая, с самого начала казался мелочовкой. Еще одним неопознанным трупом, не более того.
– Разумеется, привезли. Вы двое были ее единственными друзьями во всем штате Мэн. – Эта мысль произвела на нее впечатление, заставила осознать, что Арла Коган была (и, скорее всего, оставалась) реальным человеком – не персонажем в детективе Агаты Кристи или сериале «Она написала убийство».
– Я привез ее, – тихим голосом ответил Винс. Наклонился вперед, рассматривая свои сцепленные руки, скрюченные артритом. – И она оказалась совсем не такой, как я ее себе представлял. Я нарисовал картинку в голове, отталкиваясь от ложной идеи. Конечно, мне следовало знать, что так и будет. Я проработал в газетном бизнесе шестьдесят пять лет – столько же, сколько прожил мой подельник, и он уже не такой красавчик, за какого себя принимает, – и за это время насмотрелся на покойников. Большинство из них чертовски быстро вышибало из головы романтическую хрень вроде: «Так тиха, чиста…» Трупы отвратительны. Многие уже и не похожи на людей. Но к Парню из Колорадо это не относилось. Он выглядел достаточно хорошо, чтобы стать персонажем какой-нибудь романтической поэмы мистера По. Я сфотографировал его до вскрытия, разумеется, надо об этом помнить, и, если смотреть на фотографию больше секунды или двух, он выглядел мертвее мертвого (во всяком случае, для меня), но все равно оставалось в нем что-то приятное глазу: пепельные щеки, бледные губы, чуть тронутые лавандовым цветом веки.
– Б-р-р-р. – Стефани поежилась, но при этом она понимала, о чем говорил Винс, и да, на ум пришло стихотворение По. О потерянной Линор.
– Ага, по мне, так звучит как настоящая любовь, – кивнул Дейв и поднялся, чтобы налить кофе.
Винс Тиг вылил в свою кружку, как показалось Стефани, половину пакета молока со сливками, а потом продолжил. С печальной улыбкой.
– Я хочу сказать, что ожидал увидеть белокожую черноволосую красавицу. А встретил пухленькую рыжую с множеством веснушек. Я ни на минуту не усомнился в ее горе и тревоге, но, должен сказать, она относилась к тем, кто ест, а не постится, когда крысы гложут нервы. Ее родители приехали из Омахи или Де-Мойна, а может, откуда-то еще, чтобы присмотреть за ребенком, и я никогда не забуду, какой потерянной и одинокой она выглядела, выйдя из «рукава» в аэропорту, с небольшой дорожной сумкой, которую обеими руками прижимала к пухлой груди. Она выглядела совсем не так, как я ожидал, совсем не потерянной Линор…
Стефани подпрыгнула и подумала: Может, телепатия связывает уже нас троих?
– …но я сразу понял, кто она. Помахал ей, и она подошла ко мне, спросила: «Мистер Тиг?» И когда я ответил, что да, он самый, она поставила сумку на пол, обняла меня и сказала: «Спасибо, что приехали встретить меня. Спасибо за все. Я не могла поверить, что это он, но, посмотрев на фотографию, поняла: он».
– Путь сюда неблизкий – никто не знает этого лучше тебя, Стефф, – и нам хватило времени на разговоры. Первым делом она спросила, представляю ли я себе, каким ветром Джима занесло на побережье Мэна. Я ответил, что понятия не имею. Потом она спросила, зарегистрировался ли он в одном из местных мотелей в среду вечером… – Он замолчал и посмотрел на Дейва. – Я прав? Насчет вечера среды?
Дейв кивнул.
– Она спрашивала насчет вечера среды, потому что Джонни и Нэнси нашли его в четверг утром. Двадцать четвертого апреля одна тысяча девятьсот восьмидесятого года.
– Вы это помните, – поразилась Стефани.
Дейв пожал плечами.
– Такой мусор сидит в голове крепко, как заноза, – ответил он, – зато по пути домой я забываю купить хлеб, и приходится вновь выходить под дождь.
Стефани повернулась к Винсу.
– Конечно же, он не зарегистрировался в мотеле в среду вечером, иначе вы не могли бы так долго называть его Джоном Доу. Он, правда, мог зарегистрироваться под вымышленным именем, но в местных мотелях никто из постояльцев не пропадал.
Он начал кивать прежде, чем она закончила.
– После того как Парня из Колорадо нашли на пляже Хэммока, мы с Дейвом три или четыре недели – разумеется, в свободное от работы время – объезжали мотели, как сказал бы мистер Йейтс, «все шире – круг за кругом»[12], с Лосиным островом в центре. Летом, когда борьбу за отдыхающих ведут четыре сотни мотелей, гостиниц, кемпингов, пансионов и пансионатов, расположенных в половине дня езды от тиннокского парома, это была бы непосильная задача, но в апреле много времени у нас не ушло, потому что семьдесят процентов этих заведений закрыты со Дня благодарения до Дня памяти. Мы показывали фотографию всем, Стеффи.
– Напрасный труд?
– Будь уверена, – подтвердил Дейв.
Она повернулась к Винсу.
– И что она вам ответила, когда вы рассказали ей о ваших поисках?
– Ничего. Сидела, сбитая с толку. – Он помолчал. – Немного поплакала.
– Разумеется, поплакала, бедняжка, – вставил Дейв.
– А что делали вы? – спросила Стефани, не отрывая взгляда от Винса.
– Свою работу, – без запинки ответил он.
– Потому что вы из тех, кто всегда должен все знать.
Его кустистые, спутанные брови приподнялись.
– Ты так думаешь?
– Да, – кивнула она. – Это и есть ваша работа.
И повернулась к Дейву за подтверждением.
– Думаю, с этим она попала в яблочко, напарник, – согласился с ней Дейв.
– Вопрос, твоя ли это работа, Стеффи? – спросил Винс с кривой улыбкой. – Я думаю, да.
– Конечно, – ответила она, почти беспечно. Она знала это уже не одну неделю, хотя если бы ей задали этот вопрос до приезда в «Еженедельник», она бы рассмеялась, посчитав нелепой саму идею, что решить, в чем состоит работа всей жизни, можно на столь скромной должности. Та Стефани Маккэнн, которая почти уже собралась поехать в Нью-Джерси, а не на Лосиный остров у побережья Мэна, теперь казалась ей совсем другим человеком. Равнинным. – И что она вам сказала? Что она знала?
– Достаточно для того, чтобы эта странная история стала еще страннее, – ответил Винс.
– Расскажите мне.
– Хорошо, но честно предупреждаю: здесь связующая нить обрывается.
Стефани не колебалась.
– Все равно расскажите.
– Джим Коган уехал на работу в денверское рекламное агентство «Маунтин оверлук» в среду, двадцать третьего апреля одна тысяча девятьсот восьмидесятого года, как и в любую другую среду, – начал Винс. – Так она мне сказала. Взял с собой эскизы, над которыми работал, для «Сансет-Шевроле», одного из крупных местных автомобильных дилеров, очень важного клиента. Для них агентство «Маунтин оверлук» выпускало массу рекламной продукции. Коган был одним из четырех художников, обслуживающих заказы «Сансет-Шевроле» последние три года, сказала она, и не сомневалась, что компанию работа Джима полностью устраивала. Более того, чувство было взаимным: Джиму нравилось на них работать. Специализировался он, по ее словам, на «срань-господних женщинах». Так он это называл. На мой вопрос, а что бы это значило, она улыбнулась и объяснила, что он рисовал красивых женщин с широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, обычно прижимающих руки к щекам. Эти плакаты говорили всем, кто на них смотрел: «Срань господня, до чего удачную покупку я урвала в «Сансет-Шевроле!»
Стефани рассмеялась. Она видела такие объявления, обычно в бесплатных рекламных газетах, которые распространялись в супермаркетах «Шоп энд сэйв» по другую сторону пролива, в Тинноке.
Винс покивал:
– Арла тоже оказалась художницей, только по части слов. И нарисовала мне добропорядочного человека, который любил жену, ребенка, работу.
– Иногда любовь бывает слепа, – изрекла Стефани.
– Такая юная, а уже циничная! – воскликнул Дейв, не без удовольствия.
– Что ж, это правда, но логика в ее словах присутствует, – ответил Винс. – Просто дело в том, что шестнадцати месяцев обычно хватает, чтобы снять розовые очки. Если бы что-то шло не так – неудовлетворенность работой, может, милашка на стороне, – думаю, Арла бы это заметила, что-то уловила, если только мужчина не проявлял чудеса осторожности, потому что за эти шестнадцать месяцев она переговорила со всеми, кто его знал, со многими по два раза, и от всех слышала одно и то же: ему нравилась работа, он любил жену, а ребенка просто боготворил. Арла продолжала к этому возвращаться. «Он бы никогда не бросил Майкла, – говорила она. – Я это знаю, мистер Тиг. Нутром чую». – Винс пожал плечами, как бы говоря: Подайте на меня за это в суд. – Я ей поверил.
