Я те, на хрен, жопу на британский флаг четвертую, урод!
Савичев от неожиданности аж икнул и, открыв глаза, увидел прямо перед собой смеющееся лицо Юли. Он открыл было рот, но ее тонкие пальчики прижались к его губам, велев замолчать. И тут он понял: она разыгрывала сцену ссоры, потому что пойти к охранникам после многочасового сидения в ванне с ним, Савичевым, могло показаться подозрительным.
Юля тем временем еще раз звонко огрела его по физиономии и продолжила серию проклятий, упомянув при этом такие особенности его анатомии, а равно и ряд возмутительных поступков его родственников, о которых он и не подозревал.
Вошел Косой, здоровенный двухметровый детина, небритый с неделю и с такой же волосяной порослью на голове.
— Э, хорош колотить клиента, Юлька! — пробасил он. — Ты его так совсем замочишь, бедолагу!
— Да этот лошара уж больно тут мне косорезит, — ответила она, и Алексей не узнал ее голоса, так развязно и грубо прозвучал он.
— Да ты, видать, его загоняла. Ну чисто умаялся пацан, — сказал Косой.
— Ладно, засохни, ты.
Амбал ухмыльнулся.
— Пойдем лучше с нами по коньячку пройдемся, — предложил он, обнимая Юлю за талию.
— И то дело, — сказала она, стряхивая его руку с себя, — покатит, Гена.
— Какой еще Гена? — поморщился Косой. — Гена, Гена… ну чисто как лоха кличешь.
— Бывай, хоккеист! — Она подмигнула Савичеву, скосив при этом левый угол рта, и ушла, оставив его в мучительном недоумении: а что, если она действительно лгала ему и сейчас кинет в трудную минуту?..
А если нет, тогда она просто великолепная актриса.
Юля оказалась в самом деле достойной последнего определения. Потому что она вернулась, и на ее лице не было написано ни тени тех эмоций, что так сконфузили и смутили Савичева.
Она выглядела суровой и усталой, короткое платье было измято и сильно порвано на левом плече, и клок ткани беспомощно болтался, открывая высокую красивую грудь. Но даже при виде этой груди, еще носящей следы его ласк и поцелуев, Алексею не захотелось продлить пребывание в этой квартире ни на минуту.
— Они что… хотели…
— Хотели, — сказала она холодно, — да не успели. Кобели поганые.
Она разжала кулак, и Алексей увидел в ее ладони связку ключей.
— Они действительно были у Косого. Теперь ты свободен. С Эдиком справишься сам, без меня. Те двое спят крепким сном.
— А ты?
— Что — я? Ты хочешь, чтобы я бежала с тобой? Но зачем?
— Как зачем? — Он не находил слов, чтобы выразить все то, что клокотало в его груди. — Тебе нельзя оставаться здесь. Ты пойдешь со мной.
Она покачала головой:
— Лучше будет, если я останусь. Зачем мне идти с тобой? Я живу в свое удовольствие, у меня все есть, этот жалкий инцидент со снотворным легко списать на тебя, тем более что и я приняла приличную дозу его.
— Господи, зачем? — изумился он.
— Ну а как иначе незаметно подпоить их?
Я еще не вырубилась только потому, что у меня в крови целая россыпь психостимуляторов, — устало вымолвила она и упала на диван. — Через минуту я засну… быть может, навсегда. Кто знает, каково действие всего этого чертова коктейля?
— Мы еще встретимся, — серьезно сказал он и опустил ладонь на ее бледный высокий лоб. На нежном виске едва заметно пульсировала синяя жилка, и он легко коснулся ее пересохшими губами.
— Не надо, Алеша, — ответила она. Он подумал, что сейчас она заплачет, но она не заплакала, а только произнесла:
— Ты иногда вспоминай меня. А почему?.. Почему я не пошла с тобой, тогда все было бы так просто… так просто умереть.
— Что ты говоришь, Юля? — пробормотал он и поразился тому, как жалко прозвучал его голос.
— Я говорю, что думаю… Вот все вы думаете, что такого не бывает… такого не бывает. А я, глупая девочка, я… боюсь сойти с ума от любви к тебе. Я больна, да, Алеша? Ведь это может говорить лишь пси… психически ненормальный человек… да?., да?..
Последние слова она произнесла слабым, затухающим голосом, закрыв глаза, и через минуту глубокое дыхание окончательно убедило его в том, что она крепко спит.
Странная, нелепая, божественная.
Он переложил ключи из ее обмякшей ладони в свой карман, поцеловал ее порозовевшие губы и начал спускаться вниз по лестнице.
— А, хоккеист! — приветствовал его Эдик. — Как самочувствие после Юлиных заморочек?
— Превосходно, — ответил Савичев, поравнявшись с креслом охранника. Эдик с интересом повернул голову, разглядывая его, и в тот же самый миг ударом локтя в основание черепа Савичев вырубил незадачливого охранника.
Потом взял ключи и, быстро подобрав их к замкам, открыл дверь.
Он был свободен, но эта свобода почему-то не доставила ему радости. Он оглянулся на дверь, где оставалась чудная девушка, которой он был обязан всем. Дверь хлопнула…
Глава 9
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОГОНИ
— Смолинцев убит? — воскликнула я. — Но как же так?
— Так же так, — исчерпывающе ответил Климов. — Его застрелили двумя выстрелами.
Но убит не он один.
— А кто еще?
— Двое омоновцев, которые дежурили у палаты Макса. Не уберегли и сами не убереглись.
— Но кто же?
— Его убили задольские, — коротко ответил Климов. — Трупы двоих из этой банды нашли в коридоре больницы. Их опознали. Один из них — Вячеслав Есипов, мелкий киллер, бандит, рэкетир. Второй — Тахир Нагиев, более крупная птица, находится в федеральном розыске. Находился, — с мрачной усмешкой поправился Валера.
— Нагиев? Так ты говоришь, он убит? Тогда все сходится. Потому что я знаю это почтенное лицо кавказской национальности, и весьма неплохо. Он работал на Воронина.
— Ясно. — Климов нервно постучал пальцами по рулю. — Но был и третий. Как утверждает санитарка, именно он, третий, убил Макса и застрелил одного из охранников. Приметы его есть в органах.
— Посмотрим завтра с утра, — сказала я. — Сегодня у нас более важное дело. Где список жильцов этого дома?
Суворов и Мякшев отъехали от дома, где предположительно содержался Савичев, квартала на два, когда у везущего их автомонстра заглох мотор. Ругаясь на чем свет стоит, Сергей попытался было завести его, но, издав серию отвратительных гавкающих звуков, мотор окончательно погрузился в унылое безмолвие.
— А-ат гнида! — процедил Суворов, понуро обходя своего «железного коня», попутно пиная нижними конечностями колеса, крылья, бампер и даже кривую выхлопную трубу, все еще слабо курящуюся ядовитым фимиамом.
И это несмотря на то что производящая выхлопы часть автомобильного организма уже пару минут пребывала в постинфарктном состоянии.
— Вот это гемор, а? — уныло протянул Сергей, вяло скребясь в растрепанной прическе. — Придется толкать.
— Давай толкнем за пагу ящиков водки, — предложил журналист, ожесточенно потирая ручонки.
— Да я не про то, — отмахнулся Суворов, — машину толкать, чтоб завелась.
— Может, сначала по пивку?
— Ну… — глубокомысленно выговорил тот, — пожалуй, можно. Хотя погоди, я же за рулем!
— Какое там!.. — фыркнул Мякшев, возмущенно суча короткими кривыми ногами. — Да один внешний вид твоей машины такой, что хватит, знаешь ли, чтоб у тебя пожизненно пгава отобгали!
— Как права отобрали? — не понял Суворов.
— Атак! Гемней безопасности у т-тебя н-нет? Нет. Гучной тогмоз габотает? Ни хгена подобного. Ну и так далее. Т-так что семь бед — один ответ! Все гавно, если что, папа тебя отмажет!
— Ага, — рассудил Суворов, с трудом расшифровывая бормотание журналиста. — Папа отмажет? А так бы надо права пожизненно отобрать?
— В-вот именно, — проквакал тот.
Благополучно освоив чудеса мякшевской дикции, Суворов приобрел в ближайшем ларьке несколько бутылок и банок пива, и было вынесено решение их распить.
Решение незамедлительно было принято к исполнению.
Однако через пятнадцать минут непринужденной беседы выяснилось, что спиртной запас катастрофическим образом скатился до нуля.
Это горестно установил только раскочегарившийся борзописец, одну за другой потряся над своей широко разинутой пастью опорожненные пивные емкости.
— А-яй-яй, — резюмировал он положение вещей и извлек из кармана десять тысяч рублей. Потом пошарил по всем остальным карманам и выделил из их беспорядочного и ненужного содержимого еще тринадцать с мелочью.
— М-да, — в тон ему откликнулся сын богатого отца и вынул полтинник, который, если судить по разочарованной физиономии Суворова, был у него последним.
— Итого имеем семьдесят тги «штуки», — бодро сосчитал Мякшев, — не так уж и плохо.
Целевой взнос тотчас был израсходован соответствующим образом, и, периодически глупо улыбаясь, собутыльники повели следующую беседу.
— А что это мы тогчим здесь, если из-за упгямства какой-то мымгы пгопадает такой сенсационный матегиал?
