Лихие ребята были в банде. Когда шум в Центросоюзе улегся, а на ворота и двери склада были навешаны новые замки, банда совершила новый налет на тот же самый склад, и добра вывезла уже на шести подводах. Только одной мануфактуры было украдено более четырех тысяч аршин, не говоря уже о нитках, пользующихся в Москве невероятно повышенным спросом и встречавшихся в продаже только на базарах и рынках.
Через пару недель банда латышей вскрыла склад столовой посуды на Кузнецком мосту. И опять для нее все обошлось. Только сторожа, тоже связанные грабителями, твердили одно — бандиты переговаривались «не по-нашему».
Еще дней через десять вконец обнаглевшие бандиты сбили замки, связали сторожей и вывезли со склада Наркомпроса, что располагался по Салтыковскому переулку, около восемнадцати тысяч аршин шерстяного сукна. Но один из постовых милиционеров — все бы были такими — заметил вереницу подвод и проследил, в какой именно двор они въехали. Ранним утром одна из бригад МУРа, усиленная милицейским нарядом, в числе которого был Коля Осипов, окружила двор, куда ночью въехали подводы. Оказалось, это бандитский склад. Его взяли, связав спящего бандита-охранника, который проснулся только тогда, когда ему в рот стали засовывать кляп, чтобы не вздумал ором предупреждать своих. После допроса на месте охранник, с похмелья не совсем понимавший, что с ним происходит, сдал своих главарей, указав милицейским точное месторасположение главарей Донатыча и Кнабе. Через малое время муровцы в том же составе и привлеченные милиционеры из соседней Тверской части нагрянули на хату, где отсиживались Донатыч и Кнабе. Бандиты сопротивления не оказали и отправились под конвоем в Московское управление уголовного розыска, куда свозились все задержанные и арестованные по городу за текущие сутки. В столе приводов, в присутствии всезнающего Саушкина производилась регистрация преступника, его опознание или установление личности; злоумышленника фотографировали, снимали с его пальцев отпечатки и вносили данные в картотеку.
То же самое было произведено с Донатычем и Кнабе.
Донатыч оказался личностью известной еще с дореволюционных времен, масть имел весьма уважаемую в уголовных кругах: налетчик. Отпираться было бессмысленно, «мокрухи» за ним не числилось, и он все признал. Его примеру последовал и его неразлучник Кнабе.
Осипов Жору теоретическими разговорами не донимал, предпочитал все объяснять на примерах, практически. Когда по Москве прокатилась волна ограбления церковных ризниц, в том числе приходского храма Успения Пресвятой Богородицы на Чижевском подворье, что стоял на земле Тверского районного отдела милиции, на место преступления Осипов взял с собой и Георгия. Когда они прибыли в церковь и прошли в алтарь, Осипов резко спросил у приятеля:
— Ну, что тут видишь?
Георгий посмотрел на раскрытые дверцы шкафов за иконостасом, валяющуюся на полу одежду и облачение священнослужителей и сказал:
— Вижу, что грабители очень спешили.
— А что пропало? — обратился к настоятелю церкви Осипов, одобрительно глянув на Жору. Похоже, ответ Стрельцова понравился Коле, но развивать эту тему он не стал. Да и как не спешить церковным ворам, если на Чижевском подворье квартировали члены Реввоенсовета республики.
— Дарохранительница, восемь риз, золотой оклад с каменьями от Евангелия, само Евангелие, серебряный дискос[4], два потира[5] из серебра с позолотой, престольный серебряный крест с каменьями, дикирий[6] серебряный, серебряный же семисвечник… — не раздумывая, ответил настоятель.
— А дарохранительница большая была? — спросил Жора. — Одному ее можно унести?
— Правильный вопрос, — одобрительно заметил Осипов.
— Большая, — печально произнес настоятель. — Одному… Нет, одному ее не унести, прости меня Господи.
— Значит, похитителей было несколько, — констатировал Георгий.
— Верно, — кивнул Николай. — А еще что видишь?
— Книг нет священных, — оглядевшись, произнес Стрельцов. — Простите, а священные книги у вас в ризнице имелись старинные?
— Конечно. Евангелие было от одна тысяча шестьсот пятидесятого года, — вздохнул настоятель. — Его бояре Салтыковы в храм этот привнесли, когда он еще их домовой церковью был. Еще жития святых, восемь книг века осьмнадцатого. Тоже, как и Евангелие, для слуг божиих предметами по святости своей бесценными являющиеся, — опять вздохнул батюшка. — Французы в двенадцатом году их не унесли, усовестились, а вот эти воры-христопродавцы унесли, чтоб им неладно было, прости мя Господи!
— И что это значит? — посмотрел Осипов на Георгия, почти не сомневаясь, что новичок либо ничего не ответит, либо скорее всего сморозит какую-нибудь глупость.
Жора Стрельцов немного стушевался, но, подумав, ответил логически верно:
— Ну, это значит, что воры знают цену старинным книгам, иначе они бы их просто бросили… Груз-то нелегкий. Вместо них можно было что-нибудь другое взять.
— А еще значит, что подломили этот храм опытные «клюквенники»[7] со стажем, — произнес наставительным тоном Коля. — Такие же, каковые работали по Иверской часовне полтора года назад. Следовательно, лежит наша с тобой дорожка прямиком в Большой Гнездниковский переулок к старорежимному спецу Владимиру Матвеевичу Саушкину. Чтобы покопался он в своей картотеке и нашел для нас этих самых «клюквенников», которые еще на свободе разгуливают. С них мы, пожалуй, и начнем раскручивать это дельце…
Потом Осипова забрали в МУР. А Жору Стрельцова менее через месяц по разнарядке отправили на трехмесячные курсы уголовного розыска. Вели курсы старые спецы, учившие курсантов (так звались обучающиеся) технике уголовного розыска, задержанию и аресту, то есть совершенно разным действиям, каждое из которых преследует свою цель.
Учили на курсах основам дактилоскопии и судебной медицины, знание которых во много раз увеличивало шансы в раскрытии дел и поимке преступников, грамотному составлению словесных портретов и проведению первоначальных экспертиз, что тоже было отнюдь не лишне.
Учили, как вести дознание и проводить допросы. Выяснилось, что ведение допросов — это целая наука. С одним лекалом к людям из разных социальных слоев не подойдешь: один требует почтения, а на другого нужно и голос слегка повысить. К каждому из них следовало подобрать свой хитроумный ключик, а также использовать различные умелые уловки, чтобы выведать у преступника правду или вывести его на чистую воду.
Еще знакомили с видами преступлений и их классификацией, а в часы физической культуры натаскивали курсантов по приемам бокса и технике восточной борьбы с загадочным названием джиу-джитсу.
Окончив эти курсы с похвальной грамотой, Жора неожиданно был запрошен в Московское управление уголовного розыска, находящееся по соседству с Тверской милицейской частью. Когда он пришел в управление, то первым, кого увидел, был исправляющий должность субинспектора уголовного розыска Коля Осипов. Николай широко улыбнулся Стрельцову и крепко пожал ему руку. Георгий никогда не спрашивал его, но, похоже, это именно Осипов приложил руку к тому, чтобы после окончания курсов Стрельцова взяли в МУР.
Было тогда в управлении уголовного розыска несколько бригад, специализирующихся на разных видах преступлений. Первой, занимающейся убийствами и разбоями, руководил старший инспектор уголовного розыска Леонид Лаврентьевич Бахматов, бывший рабочий, невысокий коренастый человек с тонким носом с горбинкой, ходивший во френче с орденом Красного Знамени на груди, в кожаных галифе и сапогах со скрипом. К нему и провел Осипов Жору, когда тот вошел в здание МУРа. После короткого разговора Георгий был утвержден агентом уголовного розыска третьей категории первой бригады с должностным окладом в сто шестьдесят тысяч рублей, на что можно было купить пять кусков мыла, или четыре десятка яиц, или два с половиной фунта сахара, или четыре катушки ниток. Деньги были, конечно, скромными, но ведь, как говорится, на безрыбье и рак рыба. К тому же для начала это было не так уж и мало, имея в виду, что оклад начальника Московского управления уголовного розыска был всего-то триста тысяч рублей.
— Не дрейфь, — сказал ему Николай. — Раскроешь, скажем, за два месяца шестнадцать дел из двадцати, получишь сразу первую категорию. Раскроешь двенадцать дел из двадцати — получишь вторую категорию. Если семь дел раскроешь, то шиш без масла получишь. Ну а коль из двадцати дел раскроешь меньше семи, то можешь собирать манатки и снова становиться репетиром разных там дворянских и мещанских недорослей. Вот и кумекай, агент Стрельцов.
Георгий, ясное дело, кумекал. И дрейфить не собирался…
Обход улиц, близлежащих к Конной площади, Осипов со Стрельцовым начали с Мытной. Прошли ее всю, начиная от Казанской церкви на Якиманке и заканчивая Серпуховским Валом. Попутно прошли Конный, Арсеньевский, Сиротский и Хавский переулки и прилегающие к ним Хавскую, Татищева и Пожарную улицы. Назойливо стучались в дома, проходили во дворы, показывали ордера на досмотр помещений на предмет варения самогона, присматривались к хозяевам.