Но еще — еще я прекрасно помнила, при каких обстоятельствах мы познакомились с ним в Питере.
Господин развернулся и вышел из бара легкой, чуть раскачивающейся походкой.
…Это был Борис.
Тот самый Борис, чьего братка по прозвищу Кабан я отправила в травматологическое отделение одной из питерских больниц с черепно-мозговой раной.
Ударив по его бритой голове бутылкой из-под мартини.
* * *
— Пойдем за наш столик, — пригласил Тоша.
— Не знаю. Зачем?
— Да пойдем… с нами не скучно.
С ними не скучно, это точно. Эти экс-соседи по купе водят дружбу с невесть откуда наклюнувшимися на горизонте питерскими бандитами. Теми самыми, с которыми вышло недоразумение у Воронцова.
Что-то слишком много совпадений. Да и сейчас — создавалось впечатление, что эта сцена, разыгравшая перед моими глазами, была театральной от и до. Ну не может такого быть, чтобы в произвольно взятом сочинском баре прямо в зоне моей прямой видимости возникали люди, известные мне, но так по-разному известные! Питерский браток и тарасовский… тарасовский… а кто, собственно, этот Ковалев? Про Крылова и Немякшина я слышала, что они журналисты. А вот от Ковалева не слышала ничего, кроме общих разглагольствований да воинственных криков про Гиви и Гоги.
И ведь не зря они ехали с нами в одном купе. Я не верю в такие совпадения.
Такие совпадения бывают исключительно в романах Дюма и в особенности Луи Буссенара. По принципу «вдруг откуда ни возьмись — появился… тра-ля-ля».
Тем временем Ковалев пересел за столик Немякшина. Увидев меня в обществе Крылова, он поднял брови.
— Привет, Женька. А что без…
— Он пошел к клубу «Фестивальный», чтобы снимать проституток, — быстро ответила я, на этот раз уже без всякой претензии на иронию.
— Да не, я не про Воронцова, — улыбнулся Костя. — Я хотел спросить: а что беседуешь с этим уродом Крыловым, а меня не замечаешь?
— И м-меня, — влез Немякшин, — а что касается бля-а… дам легкого поведения, так их надо снимать у кафе «Мария-Тереза». Спросить Анзора… или тетю Лену с тетей Викой.
— Ты-то откуда знаешь, заяц? — спросила пухленькая девушка и снова захохотала.
— Я мно-о-ого что знаю, — пьяно затянул Паша, — я человек тако-о-о-ой…
Я перевела взгляд с него на Тошу Крылова, хотела что-то сказать, уже открыла рот… но в этот момент гортань и носоглотку словно свело спазмом. Словно мне засадили туда упругий распор, который медленно, но верно разрывал ткани шеи, ломал и выворачивал хрящи, неловко окаменевал где-то под подбородком, в том месте, где у мужчин расположен кадык… а потом выламывался, поднимая волны боли.
Я невольно привстала и, протянув руку, сжала пальцы на горле.
Опять!
Да что же это такое? Теперь совершенно очевидно, что алкоголь тут ни при чем.
— Ты что, Женька? — быстро выговорил Крылов, схватив меня за локоть. — Ты в лице переменилась, как будто… черта увидела…
— Да… — с трудом выговорила я, — вот что, Тоша… ты не мог бы проводить меня до гостиницы?
— Я? Да, конечно, — отозвался он, — только сейчас допью эти полтора пива и съем эти… эти четыре крабовые палочки.
— Проводи девушку, скотина, — строго сказал Ковалев, перехватывая из рук Крылова пивную кружку. — На… вот, возьми лучше вот эту бутылку «Невского».
— Да, Костя… я…
— Иди проводи Женьку прямо до номера, придурок! — рявкнул Ковалев. — И чтобы назад вернулся без эксцессов. Понятно?
— Э… да какие эксцессы, Костя?
— А кто притащился сегодня в пять утра на четвереньках с мусорской дубинкой и уверял, что ее подарили на память сочинские мусора? А? Я потом повидал знакомого мента, так он мне сказал, что на тебя один протокол оформляли чуть ли не час, потому что ты все время его из рук рвал… говорил, что на память.
— Н-ничего такого не знаю, — брякнул Крылов и резко поднялся. Так резко, что стул отлетел назад и едва не сшиб с ног неповоротливого толстяка, который шатался у соседнего столика с угрозой упасть на него и раздавить своей монументальной тушей. — Ладно, я пошел. Идем, Женька.
Он взял меня под руку и повел к выходу.
— Погоди, — остановила его я с абсолютно зеленым лицом, — мне это… в туалет надо.
— Вон там… э-э-э, пойдем, доведу! — махнул рукой Крылов.
* * *
— О, даже лицо немного порозовело, — сказал Крылов, когда после посещения туалета мы вышли на улицу. — В-в-в… Ватсон удачно тебя посетил?
— Кто посетил? — подняла я голову.
— Ну Ватсон. Это из старенького анекдота… затертого, как юморишко Немякшина. В школе детей опрашивали, у кого кем папы работают. У Пети — инженер, у Маши — милиционер… «А у тебя, Вовочка?» — «А у меня папа работает Шерлоком Холмсом». — "?!» — «Просто он каждый день приходит домой и прямиком в туалет — и начинает звать Ватсона: „Ва-а-а-атсон! Ва-а-а-атсо-он!“»
— Понятно, — выговорила я, выслушав этот «рвотный» и в самом деле до пошлого старый анекдот. — Пойдем пройдем немного пешком… а?
— Пешком? Да ты че, Женька? Какое тебе пешком? Я хотел тачку ловить.
— Нет, — выговорила я, — мне нужно немного освежиться. Проветриться. Воронцов как увидит мое лицо, невесть что подумает…
— А, он уже разыгрывает из себя старого ревнивца? — ухмыльнулся Крылов и опрокинул себе в глотку едва ли не половину пива. При этом он несколько приослабил хватку на моей руке, и я, выскользнув из-под его плотной опеки, едва не спланировала на влажный после недавнего короткого теплого дождя асфальт.
— Э-э-э, Женька, ты че! — Недопитая бутылка выскользнула из непослушных пальцев Крылова и разбилась. Крылов грустно посмотрел на нее и пробормотал: — Я больше не хочу скрывать своих чувств и хочу прямо здесь и сейчас… угостить вас пивом «Невское»… м-м-м… прокладки на каждый день…
— В-вот парочка! — выговорила я, вцепившись в руку Крылова. — Ну что, Сусанин… вон моя гостиница… к морю. Веди.
И мы направились по указанному мной направлению. Хотя направились — это, вероятно, громко сказано: вектор нашего пути слагался из многих составляющих, как то: направление ветра, гоняющего нас из стороны в сторону, качество дорожного покрытия — мы едва не свалились в канаву, прорытую на самой середине дороги, и лишь чудом обогнули ее — и, наконец, наличие на пути торговых павильонов. В просторечии — ларьков.
К последним Тошу Крылова тянуло с силой просто-таки непостижимой. Он несколько раз порывался отпустить меня и рвануть к такой вот упомянутой выше торговой точке, но вовремя вспоминал о своей священной миссии — довести меня до дома — и обреченно вздыхал.
На пятнадцатом его вздохе я сказала — точнее, выдавила поразительно непослушными губами:
— Да чего ты мучаешься, Тоша? Это самое… купи бутылку водки.
Тоша нерешительно посмотрел на меня и сказал:
— Бутылку… водки? Ты уверена?
— А что такое, дорогой?
— И ты что, ее пить собралась?
— Возможно.
— Да ты ж до гостиницы не дойдешь!
Я сделала над собой усилие и произнесла:
— А мы прямо э-э-э… у меня в номере.
— А Воронцов? С его отелловскими ужимками… «Молилась ли ты на хер, Дездемона?»
Я топнула ногой и, хорошо изображая упрямый тон сильно перебравшей с алкоголем бабы, выговорила:
— Да что за мужики пошли, а? Им говорят: давай выпьем, а он: «Пить собралась?..» А Воронцова дома нет, и когда придет… — Я расплылась в глупейшей пьяной улыбке, и в глазах Крылова вспыхнули огоньки:
— Ну если так… ладно, пойдем купим.
Мы зашли в мини-маркет. Толстая усатая баба кавказской национальности, сильно смахивающая на старшую проводницу из нашего вагона Санкт-Петербург — Адлер, подняла на нас скучающий взор и, поджав губы, стала ожидать, чего же, собственно, угодно дорогим покупателям.
— Водка есть? — с ослепительной улыбкой спросил Крылов.
— Угу.
— А какая?
— У… — И продавщица небрежно махнула в сторону обильных винно-водочно-пивных рядов на полках: дескать, нэчего спрашиват, вибирай, да.
Подслеповатый Крылов прищурился, смотрел сначала левым глазом, потом правым и наконец сказал:
— Э… а «Исток» у вас есть?
— Угу.
— Дайте одну бутылочку. А сок есть?
— Угу.
— Ананасовый? — Крылов лукаво взглянул на меня краешком глаза.
— Угу.
— И его тоже. Вот, пожалуйста. Деньги.
— Угу.
И вот тут Крылов, на что уж казался добродушен, не стерпел. Его лицо побагровело, и он, зыркнув на толстуху, рявкнул:
— Вот уж на что я не люблю гопов, так их можно уважать хотя бы за то, что они у нас в России давно построили таких черножопых дур, бля! А тут, на югах, еще выеживается! Мартышка копченая! Угу, угу! Как… горилла в зоопарке, бля! Отвечать надо по уставу, жаба: есть, товарищ покупатель! И это есть! И это в продаже имеется! А вот и ваша замечательная сдача со ста рублей — все триста двадцать рублей ноль-ноль копеек!
