- Ты стал спорить с редактором?
- Нет. Меня отозвали с Кубы, чтобы отправить на Аляску. А я послал всех к черту и остался здесь. Я должен разобраться.
- В чем?
- Джим, не обижайся, но вряд ли ты поймешь. Ты не читаешь газет. Ты не знаешь, кто такие Пулитцер и Херст~
- Знаю.
- Ах, знаешь? - Холден порывисто приподнялся на локте, пытаясь разглядеть в темноте лицо собеседника. - Ты смеешься надо мной? Скажи, если знаешь: что между ними общего? Пулитцер - иммигрант, венгерский еврей, едва говорящий по-английски. Уильям Рэндольф Херст - сын миллиардера, и сам миллиардер. Что общего между ними?
- Ну, они издают газеты.
- Каррамба! Издателей - целая армия, и все они грызутся между собой. Но почему два самых крупных нью-йоркских издателя вдруг запели в унисон? Они не спорят друг с другом, как обычно. А повторяют друг за другом одно и то же. Они давным-давно начали кричать: «Нам нужна война с Испанией!» И правительство не могло заткнуть им рот. Хотя Штатам вовсе не нужна война. Штатам нужна Куба? Да, наверно. Так почему бы ее просто не купить у Испании? Купили же мы Аляску, Луизиану, Калифорнию, Аризону~
- Наверно, Пулитцеру и Херсту кто-то заплатил. Тот, кому выгодна война.
- Вот именно! - Холден снова заворочался, укладываясь на соломе. - Вот я и хочу узнать, кому выгодна эта война. Но не думай, что я напишу об этом очередной репортаж. Нет. Газеты - дерьмо. Я напишу книгу об этой войне. Если ты дашь мне выспаться.
Орлов больше не стал ему мешать, и через минуту Холден засопел во сне.
«Как он спокоен, - с завистью подумал Орлов. - На чужом берегу, в темной пещере, окруженной врагами. И спит, как младенец. Да нет, этот берег для него не чужой. Он здесь работает. А я-то что тут делаю?»
Здесь, на чужом берегу, посреди чужой войны, ему надо было отыскать своих.
И он не стал терять время. Раздвинул хворост и шагнул в темноту, пока волшебное зелье Петровича не перестало действовать.
Старые, позабытые навыки можно восстановить, если вспомнить самые первые шаги обучения. Найти ниточку, торчащую из клубка, дернуть за нее - и клубок сам собой размотается. «С чего же я начинал читать следы?» - думал Орлов, стоя под пальмой и оглядывая то пустынный пляж, то неприступную стену леса.
Но вместо первых уроков следопытства ему почему-то вспоминались первые нефтяные вышки. Вспоминались первые партнеры и то, как они наказывали его за доверчивость. Вспомнил он и то, сколько денег и времени было потрачено на поиски юкатанской нефти. Они с Верой намеревались там, на Юкатане, вести дело по-новому. Прежде они только начинали осваивать месторождение. Как только скважина давала двадцать баррелей в день, они продавали ее той или иной компании и уходили на новое место. Теперь же, накопив деньги и опыт, они хотели построить собственную цепочку - добычу, очистку, транспортировку нефти и производство керосина. У них имелись необходимые связи, они могли опираться на проверенный банк, было у них и юридическое обеспечение. Не было только одного - желания бросать налаженную жизнь и погружаться в бурный поток нефтяного бизнеса.
«Вот и не будет теперь никакого бизнеса, - подумал Орлов. - Полковник Терразас не даст мне вернуться в Мексику. Забудем о незаработанных миллионах. Будем и дальше сверлить дырки в земле, кочуя по свету. А что? Вполне достойный труд. Как говорится, жизнь должна быть многотрудной. Господи, кто же это сказал? Паттерсон?»
Федеральный маршал Нэт Паттерсон, с которым Орлов сдружился за годы рейнджерской службы, любил иногда щегольнуть неожиданной цитатой. Он, правда, читал только труды по истории кавалерии, поэтому его высказывания больше касались лошадей, чем людей.
Что ж, лошадям тоже живется нелегко. Но фраза, так не вовремя всплывшая в памяти Орлова, все-таки принадлежала не Паттерсону. «Жизнь воина должна быть многотрудной~ Нет, я это слышал еще до того, как попал в Америку. Кто же так говорил?»
Детство Павлуши Орлова прошло под присмотром двоих старых солдат. В городском доме его опекал англичанин Бартл, а в поместье - казак Нестеренко. Бартл, как Орлов узнал спустя много лет, на самом деле был ирландцем, бежавшим с английского флота, чтобы не быть вздернутым на рее. Мог ли он произнести столь глубокую сентенцию? «Жизнь воина должна быть многотрудной». Вряд ли.
Но не от Нестеренки же услышишь такое! От того можно было услышать разве что песни с непонятными для ребенка словами и с целыми куплетами, которые не произносились вслух, а лишь насвистывались. И еще старый казак называл зайца ушканом, а волка - бирюком. И, идя по заячьему следу, безошибочно угадывал, в какую сторону скакнет ушастый, чтобы сменить направление и завязать новый узел на своей петле.
Петля, вот с чего надо начать.
Пройти по кругу. Если не встретится след, описать новый круг, более широкий.
Так учил его Нестеренко. Наверно, он и про дождь что-то говорил - жаль, память слаба. Как искать следы под ливнем? Как искать следы на воде, которая струится мимо тебя со склона, унося листву, траву и сухие ветви - все то, на чем остаются следы?
Орлов поднял воротник, чтобы дождь не затекал под робу, и зашагал вверх по склону. Туда, где вечером был виден дымок.
Он не пробивался сквозь заросли, потому что обнаружил извилистую, еле заметную тропку, ведущую от ручья вверх. Какой зверь натоптал ее в этом лесу, спускаясь к водопою? Не слишком крупный, судя по тому, что ветки смыкались чуть выше орловских коленей. Они смыкались и податливо размыкались, и влажная листва шуршала, словно отфыркивалась. Он старался идти не слишком быстро, без рывков и остановок, чтобы неизбежный шум от ходьбы сливался с монотонным шумом дождя.
Неожиданно дождь прекратился, и Орлов застыл на полушаге, прислушиваясь к звукам последних падающих капель. Он осторожно поставил ногу и повел головой из стороны в сторону, вытянув шею и принюхиваясь. Звонко щелкали капли, стекая с листьев. Захлопала мягкими крыльями ночная птица. Сова? Перелетает на сухую ветку? Или заметила мышку, которая выскочила из затопленной норы?
И вдруг в ночном лесу тихо и робко проблеяла коза.
Это, такое домашнее, «бе-е» длилось не более пары секунд, но Орлов успел определить направление. Его ничуть не удивило, что звук исходил с той же стороны, где был замечен дым. Все складывается логично, одно к одному. Дым - это жилье, а жилье - это хозяйство, а хозяйство - это козы, лошади, собаки~
Собак Орлов не любил с детства. Своей у него никогда не имелось, а от чужих вечно были разные неприятности, неизбежные при тайных операциях в чужих садах. У мачехи под ногами вертелись тонконогие левретки. Вот же омерзительные твари!
«Вспоминай, вспоминай, - приказывал он себе. - Плюнь на левреток. Ты вспоминай, чему тебя учил Нестеренко».
Лето перед поступлением в военное училище Павлуша провел в лагерях, где отец отбирал разведчиков из молодых солдат, временно прикомандированных к его полку. Несколько унтер-офицеров исполняли роль строгих судей во время различных испытаний, Нестеренко же находился вместе с испытуемыми, как бы доказывая им, что если уж сорокалетний старик справляется с переправой через речку в полной пластунской экипировке, то вам-то, юным и цветущим, грех жаловаться.
Сначала Павлуша только наблюдал, как каждое утро десятки парней бегают наперегонки по сопкам, потом уговорил отца и стал проходить все испытания вместе с разведчиками. Правда, он был обязан все время держаться рядом с Нестеренко. Ну и, само собой, оружия ему никакого не дали, поэтому на стрельбах ему пришлось сидеть в окопчике и крутить колесо, которое приводило в движение далекие фигурки бегущих мишеней. Зато в скрытном марше мимо наблюдательных постов или в подкрадывании к часовым Павлуша зарабатывал только отличные оценки. Уход от погони, тайное выдвижение из лагеря, розыски спрятавшихся командиров - во всех этих увлекательнейших играх он был на равных с солдатами, а те относились к происходящему с таким же, как у него, юношеским азартом.
Однажды всех разведчиков увели далеко в незнакомый лес. Унтеры долго водили их кругами по непролазным дебрям, а потом приказали возвращаться в лагерь по одному. «Пусть каждый выбирается, как хочет. Обедать будете, когда придете». Павлуша кружил часа четыре. Когда вышел к лагерю, отец уже пообедал и отбыл в штаб, оставив сыну записку: «Хороший разведчик всегда сыт, плохой вечно голоден». Павлуша почесал затылок, потом - пустой живот. Но не расстроился, а отправился на кухню к знакомому кашевару, и тот разогрел ему остатки обеда. После чего на обороте отцовской записки появился ответ: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей», а сытый и довольный разведчик отправился удить рыбу.
Да, он тогда считал себя настоящим разведчиком и весьма гордился собой. Пройдет немного времени, и жизнь примется усердно щелкать его по носу, показывая, как далеко ему до настоящего разведчика. Но когда отец позволил ему присутствовать на торжественном марше, Павлуша, хоть и стоял далеко от строя, вытягивался в струнку и держал руки по швам, точно так же, как и солдаты, зачисленные в полк. Вот тогда-то оно и прозвучало~
